Психолингвистика. Учебник для вузов - Коллектив авторов

– Язык не представляет собой деятельности, это «готовый продукт, пассивно регистрируемый говорящим; он никогда не предполагает сознательности». Напротив, речь по определению представляет собой сознательную деятельность говорящего.

– Язык есть существенное, тогда как речь – нечто побочное и случайное.

Соссюр неоднократно подчеркивал взаимосвязь между языком и речью: «… Язык необходим, чтобы речь была понятна и тем самым эффективна; исторически факт речи всегда предшествует языку. Наконец, именно явлениями речи обусловлена эволюция языка: язык одновременно и орудие и продукт речи. Но все это не мешает речи и языку быть двумя совершенно разными вещами». Соответственно, ставится вопрос о необходимости создания в качестве отдельных дисциплин лингвистики языка и лингвистики речи, причем сам Соссюр подчеркивает, что его интересует именно первая: «… Надо с самого начала встать на почву языка и считать его основанием для всех прочих проявлений речевой деятельности».

Рядом с первой дихотомией – языка и речи – в «Курсе общей лингвистики» предлагается и вторая – синхронии (одновременности) и диахронии (разновременности). Первую, согласно Соссюру, можно представить в виде горизонтальной оси, рассматривающей отношение между сосуществующими явлениями, где исключено всякое вмешательство времени, вторую же – в виде вертикальной оси, «на которой никогда нельзя рассматривать больше одной вещи сразу и по которой располагаются все явления первой оси со всеми их изменениями».

Как и в первом случае, Соссюр подчеркивает бескомпромиссность и абсолютный характер противопоставления синхронии и диахронии, подчеркивая при этом, что синхронический аспект превалирует над диахроническим, так как для говорящих только он – подлинная и единственная реальность. Если синхрония системна, то диахрония системой не обладает, поскольку изменения происходят не во всей системе в целом, а лишь в отдельных ее частях (хотя и сказываются на системе). Поэтому они могут изучаться отдельно. Соответственно, можно говорить о синхроническом и диахроническом законе (с оговоркой, что само это понятие по отношению к языку в достаточной степени условно): «Синхронический закон – общий закон. Но не императивный: попросту отображая существующий характер вещей, он только констатирует некоторое состояние. Таким образом, если и можно говорить о законе в синхронии, то только в смысле упорядочения, в смысле принципа регулярности.

Диахрония предполагает, напротив того, динамический фактор, приводящий к определенному результату, производящий определенное действие. Но… диахронические события всегда в действительности носят случайный характер, несмотря на видимые исключения из этого…»

Резюмируем: синхронические факты, каковы бы они ни были, обладают определенной регулярностью, но совершенно лишены какого-либо императивного характера; напротив, диахронические факты навязаны языку, но не имеют характера общности.

Постулируя – как и в первом случае – необходимость выделения двух лингвистик – синхронической и диахронической, Соссюр подчеркивает, что большая важность синхронии предполагает и примат первой над второй. «Язык есть система, все части которой должны рассматриваться в их синхронической взаимообусловленности».

При всей взаимосвязи двух рассмотренных дихотомий (на что указывал и сам Соссюр) взаимоотношение между ними толкуется в «Курсе общей лингвистики» не вполне однозначно. С одной стороны, Соссюр указывает, что «все диахроническое в языке является таковым лишь через речь. Именно в речи источник всех изменений… факту эволюции всегда предшествует факт или, вернее, множество сходных фактов в сфере речи…». Однако, с другой стороны, предлагаемая им схема составных частей лингвистики:

фактически относит диахронию именно к области языка, отграничивая ее, таким образом, от собственно речи.

Автором «Курса» затрагивается также и вопрос о том, можно ли, помимо синхронии и диахронии, выделять также панхронию (всевременность), т. е. говорить об отношениях, которые являются истинными везде и всегда. Отвечает на него Соссюр следующим образом: «В лингвистике есть правила, переживающие все события. Но это лишь общие принципы, независимые от конкретных фактов; в отношении же частных и осязаемых фактов никакой панхронической точки зрения быть не может: В этом мы и найдем критерий для отличения того, что относится к языку, от того, что к нему не относится. Конкретный факт, допускающий панхроническое объяснение, не может принадлежать языку».

К двум рассмотренным дихотомиям можно присовокупить и дихотомию внешней и внутренней лингвистики. К первой будет относиться изучение условий, в которых развивается и функционирует тот или иной язык (исторические, географические, этнологические и т. п.), предметом же второй является собственно язык как система, подчиняющаяся своему внутреннему порядку. «Мы считаем весьма плодотворным изучение внешнелингвистических, т. е. внеязыковых явлений, – говорится в „Курсе“, – однако, было бы ошибкой утверждать, будто без них нельзя познать внутренний организм языка… Вообще говоря, нет никакой необходимости знать условия, в которых развивался тот или иной язык». Для иллюстрации своего положения Соссюр проводит аналогию с игрой в шахматы (которую он достаточно часто использовал и при рассмотрении других вопросов): «То, что эта игра пришла в Европу из Персии, есть факт внешнего порядка; напротив, внутренним является все то, что касается системы и правил игры. Если я фигуры из дерева заменю фигурами из слоновой кости, то такая замена будет безразлична для системы; но если я уменьшу или увеличу количество фигур, такая перемена глубоко затронет „грамматику“ игры… внутренним является все то, что в какой-либо степени видоизменяет систему».

Одним из важнейших компонентов концепции Соссюра, особенно существенных для интересующей нас темы, является разработанное в «Курсе общей лингвистики» учение о языковом знаке. Последний определяется как «двусторонняя психическая сущность», связывающая не вещь и ее название, а понятие и акустический образ (последний представляет собой «психический отпечаток звука»). Соссюр предлагает называть их означаемым и означающим, отмечая два основных свойства, присущих языковому знаку: произвольность и линейность.

Произвольность должна пониматься как отсутствие естественной связи между означающим и означаемым (немотивированность). Иначе говоря, любое означаемое в принципе может быть выражено любым сочетанием звуков, что доказывается самим фактом существования разных языков.

Линейность присуща означающему. Суть ее заключается в том, что последнее, развертываясь во времени, обладает протяженностью, которая имеет только одно измерение – линию: элементы означающего «следуют один за другим, образуя цепь».

Характеризуя языковой знак, Соссюр уделяет особое внимание противоречию, существующему между такими его свойствами, как неизменность и изменчивость.

Первое непосредственно связано с невозможностью сознательного воздействия на язык в собственном смысле слова. «Если по отношению к выражаемому им понятию означаемое представляется свободно выбранным, то, наоборот, по отношению к языковому коллективу, который им пользуется, оно не свободно, а навязано. Не только отдельный человек не мог бы, если бы он захотел, ни в чем изменить сделанный уже языком выбор, но и сам языковой коллектив не имеет власти ни над одним словом; общество принимает язык таким, каков он есть».

Подчеркивая в этой связи социальную природу языка, Соссюр останавливается на основных причинах, обусловливающих указанную особенность.

Сама произвольность знака лишает смысла вопрос о сознательном его изменении, поскольку нет никаких оснований предпочитать одно означаемое другому. «Именно потому, что знак произволен, он не знает другого закона, кроме закона традиции, и наоборот, он может быть произволен только потому, что опирается на традицию».

Множественность знаков, существующих в языке (число их – в отличие, например, от букв в системе письма) также препятствует их изменению.

Языковая система обладает слишком сложным характером, постичь который можно лишь путем специальных размышлений и о котором большинство пользующихся языком ничего не знает.

Наконец, важнейшим фактором устойчивости языкового знака является языковая «коллективная косность». «В каждый данный момент язык является делом всех и каждого; будучи распространен в некотором коллективе и служа ему, язык есть нечто такое, чем каждый человек пользуется ежечасно, ежеминутно… Из всех общественных установлений язык предоставляет меньше всего возможностей для проявления инициативы. Он составляет неотъемлемую часть жизни общества, которое, будучи по природе инертным, выступает, прежде всего, как консервативный фактор».