На острие ножа - Блэкмен Мэлори

Я взял двух сибасов, отрубил им головы, помыл, натер пряностями и отправил в духовку.

— А зачем головы отрубать? — поинтересовалась Кара.

— Не могу есть рыбу с головой, — честно ответил я. — Они на меня так смотрят, будто говорят: «Как ты мог?!»

Кара посмеялась и встряхнула головой:

— Какой ты странный, однако!

И я в ответ тоже посмеялся — совершенно искренне. Но отвернулся первым. Бросил несколько молодых картофелин в кастрюлю с кипящей водой, пока Кара нарезала салат. Мы оба прихлебывали пино-гриджио из бокалов. Кара включила музыку — рок, один из моих любимых исполнителей. Это нулёвая музыка в мою честь или Каре и в самом деле нравится?

— Тебе правда нравятся «Шершни»? — не сдержался я.

— Да, очень. Обожаю рок и уайт-метал.

— А я думал, ты больше по джазу, этно, классике и всему такому, — сказал я.

Кара склонила голову к плечу и пристально поглядела на меня:

— В смысле, Крестовая музыка как противоположность нулёвой?

— Ну да, примерно.

— Неужели ты из тех, кто считает, что Крестовую музыку могут оценить только Кресты, а нулёвую должны слушать только Нули?

— Нет-нет, — ответил я. — Просто я думаю, что это нечестно, когда нуль записывает крутой сингл, а какой-нибудь Крест делает на него кавер и потом именно Крестовую версию включают в хит-парады и гоняют по радио.

— Согласна, — тут же кивнула Кара. — Раскручивать нужно лучшую версию, кто бы ее ни спел.

— А в жизни получается иначе, правда? — Я чувствовал, что сейчас оседлаю любимого конька. — Возьми, к примеру, уайт-метал. Этот музыкальный жанр создан и исполняется нулями. А кто у нас самый знаменитый — и богатый — исполнитель уайт-метала? Де-Коста Бейфенве, Крест.

Кара снова кивнула:

— Тут ты прав. И да, у меня есть диск Де-Косты Бейфенве. Но «Шершней» у меня целых три диска.

— Ну и хорошо. — Я выдавил улыбку. Отпил несколько глотков белого вина, покатав каждый на языке, прежде чем проглотить.

— Как тебе вино? — спросила Кара.

— Неплохо, — ответил я.

Я взял из ящика с приборами маленький, но очень острый нож для овощей и потыкал картошку, сварилась ли. На втором или третьем тычке шестое чувство подсказало мне, что на меня смотрят. Я развернулся и обнаружил, что Кара буравит меня взглядом. Но на сей раз она не отвела глаза, когда я поймал ее за этим занятием.

— Что случилось? — спросил я.

— Да так, думаю о тебе, — призналась Кара.

— О чем именно?

— Правильно ли я тебя понимаю, — ответила Кара.

— В каком смысле?

— Ну что тебе так же одиноко, как и мне, — проговорила наконец Кара.

Я весь оцепенел. Пальцы так сильно стиснули рукоятку ножа, что костяшки заныли. Но я ничего не ответил. Кара посмотрела на меня в упор:

— Вот я и подумала, что мы поладим. Волки-одиночки и все такое.

Волки-одиночки…

Да, я один, но не настолько, чтобы встречаться с трефой, горько подумал я. И тем не менее вот он я, торчу у трефы дома и слушаю, как она пытается устраивать мне психоанализ. Лучше положить нож, чтобы не наделать глупостей. Я аккуратно опустил его на столешницу. И так и не ответил.

— Мы подошли к тому месту, где ты говоришь мне, что у тебя жена и двое детей? — неуверенно улыбнулась Кара.

Я мотнул головой.

— Я правильно догадалась? — допытывалась Кара. — То есть, если нет, прошу прощения.

Молчание.

— Да, ты правильно догадалась, — сказал я наконец. — У меня никого нет.

И это был первый раз, когда я произнес такое вслух. И кто первый это слышит? Трефа. Тьфу ты, гадость. Я сам себе был гадок. Кое-что нельзя говорить. Когда это говоришь, оно становится еще реальнее, еще правдивее. Я закрыл глаза и отвернулся. Не хватало еще, чтобы она сейчас видела, как же я ненавижу ее за то, что она заставила меня признаться, насколько я одинок.

И за это она тоже поплатится, дайте только срок.

Но тут она сделала такое, чего я вообще не ожидал. Она подошла ко мне и поцеловала в щеку. Я вздрогнул, повернулся к ней, вытаращился на нее. Она с улыбкой вернулась к салату. Я так и стоял, и меня одолевала непонятная тоска. Стоял и тонул в унынии и жалости к себе.

Не все ли равно, в чем тонуть, раз уж тонешь.

Некоторое время мы продолжали свои занятия. Кажется, оба страшно смутились. По крайней мере я.

— На десерт будет фруктовый салат с ванильным мороженым — годится? — спросила Кара.

Я кивнул — говорить я еще не решался.

— Хорошо. Поможешь нарезать?

Мы работали в уютном молчании — мыли и резали клубнику, виноград, два манго, персики, личи и прочие всевозможные фрукты, которые нашлись у нее дома. Музыка наконец затихла — на диске доиграла последняя песня.

— Пойду поставлю еще что-нибудь. — Кара двинулась в гостиную.

Я смотрел ей вслед с недоумением. Куда это она? Музыку из гостиной мы здесь не услышим, если не вывернуть громкость на полную. А Кара что-то не похожа на тех девчонок, которые любят, чтобы музыка у них грохотала. Неожиданно кухню заполнила нежная задушевная мелодия, лившаяся откуда-то сверху. Я поглядел наверх и увидел под потолком две колонки, которых раньше не замечал. Мог бы и догадаться.

Когда Кара вернулась в кухню, я спросил:

— Куда еще у тебя проведена музыка?

— Сюда, в гостиную, в столовую, в ванную и в мою спальню.

— А… здорово, — сказал я, просто чтобы что-нибудь сказать. — А что это сейчас играет?

Еще не кончился проигрыш, поэтому я не сразу узнал исполнителя. Кара открыла рот, чтобы ответить, но не успела ничего сказать — вступил фронтмен «Черного янтаря». Этот фальцет я узнаю с первой ноты.

— А, загадка разгадана.

— Тебе нравится «Черный янтарь»? — спросила Кара.

— Ничего такая группа. — Я старался не слушать тошнотворно-сладкий голос, заполнивший все углы.

— Ты их не любишь, да? — уточнила Кара. — Давай выключу, если ты хочешь послушать что-нибудь другое.

Господи Боже мой! Я подошел к Каре и протянул руку. Хотя Кара смотрела на меня вопросительно, она все равно без сомнений вложила свою руку в мою, я пододвинулся поближе и приобнял ее за талию. Кара посмотрела на меня снизу вверх и просияла, и мы стали танцевать. Я это делал только потому, что девчонки такое любят. Кара обвила меня руками, положила голову мне на плечо. Я посмотрел на нее и увидел, что она закрыла глаза. Мы раскачивались под романтическую песню, а я глядел куда-то в пустоту.

У нее есть деньги. Тебе нужны деньги, твердил я себе.

«Черный янтарь» вообще не в моем вкусе. Но как легко было бы забыть все, что я считал истиной. Как легко было бы просто закрыть глаза.

— Ладно тебе, Стив. Будь честен. Ты терпеть не можешь «Черный янтарь»!

Я и не замечал, что Кара смотрит на меня, пока она не подала голос.

— Да, вынужден признать, — сказал я, — что, по-моему, голос у их фронтмена такой, будто его краб за причиндалы держит.

Кара прыснула со смеху. Я слегка удивился, что она находит такое смешным, потом тоже ухмыльнулся.

— Ты просто не разбираешься в музыке, — заявила Кара.

— Дурное воспитание, что поделаешь.

— Стив, ты умеешь меня насмешить, — сказала Кара. — Наверное, поэтому ты мне так и нравишься.

Она говорила серьезно. И я сам удивился, почувствовав, что благодарен ей за это. А может, и не только за это.

Глава 20 × Сеффи

Милая Калли!

Эта неделя у меня, похоже, гостевая. Знаешь, кто объявился сегодня с утра? Мама. Я глядела, как она шествует по проходу, не глядя ни вправо, ни влево, ни дать ни взять императрица. И вот что я тебе скажу — как ни странно, я была рада ее видеть. Она приблизилась к моей койке без улыбки, глаза ясные, выражение лица собранное. Я поняла, что она совсем не пьяна и вообще ни в одной из фаз жизни пьяницы — ни похмелья, ни того голодного, одержимого, предвкушающего блеска в глазах, какой бывает, когда она планирует снова выпить, ничего такого. Она была трезвая. Я видела ее один раз в больнице, когда Минерва была ранена. Она со мной поздоровалась. Я прошла мимо без единого слова. Тогда я не хотела с ней разговаривать. И сомневалась, что хочу сейчас.