Незавершенное дело Элизабет Д. - Николь Бернье

Его голос звучал невозмутимо, или, скорее, он пытался говорить невозмутимым голосом, опустив взгляд на тарелку с десертом. Но потом быстро взглянул на нее, проверяя реакцию на свои слова, и криво улыбнулся.

Она скептически рассмеялась.

– Ты серьезно? При всех этих бесконечных разъездах, ты не шутишь?

– Все меняется к лучшему. Ты же знаешь, – сейчас лучше, чем было.

Это правда. Как правда и то, как она привыкла к его поездкам, что появились кое-какие компенсации. Она стала готовить попроще. Стала реже просыпаться по ночам. Когда у него только начиналась эпоха постоянных разъездов, она бы ни за что не подумала, что придет к этому.

Кейт покачала головой.

– Что такое случилось с мистером Два-и-Хватит?

– Ну, просто мы довольно хорошо справляемся с двумя, ведь так? Попробуй только сказать, что это не самые счастливые и уравновешенные дети из тех, что ты видишь вокруг!

– Иногда.

– Иногда.

Кейт подумала об Эмили Мартин, как та сидела у нее на коленях, запустив свои пальчики-сосисочки в ее тарелку. Запах детского шампуня. Она бы солгала, сказав, что такие мысли не приходили ей в голову. Но уж никак не сейчас. Опасное это дело – иметь детей больше, чем рук.

Вернувшись домой и расплатившись с няней, Крис заявил, что хочет пройтись по пляжу, глотнуть свежего воздуха и посмотреть на корабли в гавани. Кейт тихонько заглянула в детскую, укрыла торчащие из-под одеяла ножки Пайпер и подобрала с пола мягкого динозавра Джеймса, без которого он не засыпал, хотя и утверждал обратное. В спальне уже горел свет, Кейт сняла розовое платье и натянула черную майку. Сегодня не до дневников.

Почистив зубы, она нанесла на лицо крем, какую-то очередную ерунду, рекомендованную дерматологическим спа как средство от старения кожи с минералами. Бесплатную консультацию она выиграла на аукционе, проходившем у них в детском саду. Но на этом бесплатная часть программы закончилась, и угрызения совести до сих пор терзали ее каждый раз, стоило только открыть две крошечные бутылочки с сывороткой.

Вот так они назвали свое средство – сыворотка! Так серьезно, словно бутылочки – надо же как-то оправдать их цену – извлекались из кейса Джеймса Бонда. И все же она их купила. А вдруг в них действительно что-то такое есть – молекулярные сахара, кислоты с труднопроизносимыми названиями? Почему так трудно поверить в то, что все это невидимое и не слишком понятное поможет, когда на свете бог знает сколько такого, что только вредит? Она отвернулась от зеркала в ванной и щелкнула выключателем.

Едва успев перешагнуть порог спальни, Кейт увидела на кровати открытую тетрадь. Она была того же размера, что остальные дневники Элизабет, только обложка казалась незнакомой. Несомненно, одна из тех тетрадок, что лежат на самом дне сундучка. Дверь в кладовку была открыта. И люк над лестницей тоже. С чего бы это няня стала совать повсюду свой нос? Как она узнала про комнату наверху, почему заинтересовалась именно тетрадями?

Задняя дверь открылась и снова закрылась настолько мягко, что было понятно – вошедший старается не разбудить детей. Кейт быстро засунула тетрадку в ящик ночного столика. В дверях появился Крис, растрепанный, в расстегнутой рубашке. Он стоял, прислонившись к притолоке, и смотрел на Кейт, одетую в старенькую обтягивающую майку.

Некоторые вещи в браке становятся вполне предсказуемыми, есть точные знаки и привычки. Читая дамские журналы, Кейт просто не могла принять утверждение о вреде этой предсказуемости в отношениях. Вопросы и ответы передаются стенографией прикосновений, чтобы не задеть ничьих чувств неправильным толкованием послания. Рука остановилась на плече – это одно, пошла по спине ниже – совсем другое. Быстрый поцелуй в щеку – ночной сон, поцелуй на полсекунды дольше – сон пока отменяется. Даже ее старенькая майка имела свой перевод. Сон пока отменяется.

Когда они откатились на кровати друг от друга, секундой позже, он снова повернулся к ней с долгим поцелуем. Помедлил. Она поняла, что это значит. «У нас снова все хорошо, так?» За обедом он вел себя несколько пренебрежительно и сам это понимал. Не настолько, чтобы помешать близости, но разве все уже забыто? Вряд ли. Она могла бы вернуть поцелуй, приблизительно так же, как это сделал муж, заверяя в том, что он не совершил никакого проступка. Все шло, как и всегда. И не важно, что это не так, не совсем так. Разве сейчас об этом речь? И совсем уж не о том, что желание, прежде приходившее само собой, инстинкты, влечение, возбуждение от прикосновения – больше не приходят с былой естественностью.

Возвращая поцелуй, Кейт задержала его на мгновение дольше, чем обычно. «Все хорошо».

В этот момент ей почудилось под ароматом пасты что-то знакомое, то, чего она не заметила раньше. Не пино-нуар и не пудинг, не мидии. Острый и едкий, за запахом зубной пасты и ополаскивателя пробивался привкус табака.

Нет. Только не это. Сколько сил потрачено.

Кейт представила, как, выйдя на пляж, Крис оглядывается через плечо, чтобы убедиться – дом уже скрылся из виду. Наклоняется над согнутыми лодочкой ладонями, прикуривает сигарету. Глубокий вдох, глаза щурятся в предвкушении удовольствия. Жгучего удовольствия от тайного наслаждения.

Глава 8

Продолжавшаяся месяцами борьба Криса с вредной привычкой не была предметом их общей гордости. Вскоре после того, как они обручились, Кейт начала наступление. Он и сам прекрасно знал мрачную статистику, но заявлял, что не доверяет ей. Твердил, что все раздувается чиновниками от медицины, экстремистами здорового образа жизни, средствами информации.

Но однажды он заявил, что бросил. О том, как ему удалось этого добиться и каковы успехи, рассказывать Крис не желал – ему хотелось, чтобы все было тихо. Только, как оказалось, он так и не смог перебороть себя. За те месяцы, что прошли со дня зарока и открытия, что он продолжает курить, ей не раз случалось находить окурки в квартире и спички в машине. Это еще с тех дней, отмахивался он. Или остались от кого-то другого. А однажды, посмотрев ей прямо в глаза, очень прямо и спокойно, он заявил, что запах вовсе и не от сигарет. Прозвучало это так же, как если бы он сказал, что земля – плоская. Кейт оказалась перед необходимостью примирить совершенно противоположные вещи. Первое: это запах табака. Второе: Крис ей не лжет.

Он настаивал на своем и отказывался признавать что-либо другое. Вот почему, когда она узнала правду, эта нечестность так ранила ее. Смущала собственная наивность, чувство, что ее принимают за дурочку. Все выглядело так, словно она ошибалась и в определении себя самой.

Они остались вместе, ведь это всего-навсего курение. Но две мысли не покидали Кейт: ее муж способен утаивать, а она может не видеть того, что происходит у нее под носом.

Крис уже давно отвернулся и преспокойно спал, о чем свидетельствовало глубокое и ровное дыхание, а Кейт никак не могла сомкнуть глаз. Когда стало понятно, что все попытки безуспешны, она встала и поднялась по гладким ступенькам в чердачную комнату с дневником, который нашла открытым на кровати. Перед тем как положить тетрадку на прежнее место в сундучок, какое-то время сжимала ее в руках. Тетрадка была написана через несколько лет после той, которую она читала сейчас. Кейт перевернула сразу несколько страниц. Ее взгляд привлекла фраза со словами «мое наказание». Она начала читать.

Но в тот же момент ощутила какое-то движение то ли на плече, то ли в нем самом. Не прикосновение, просто легкая дрожь в усталых мускулах, но чувство было такое, словно это бабушка напоминающим жестом положила руку на плечо ребенка. Вниз по руке пробежали мурашки, выгоревшие волоски встали дыбом на загорелой коже. Она осторожно покосилась вбок, зная, что ничего там не увидит. И никого не увидит. И медленно вернула тетрадку на прежнее место.

Кейт села на кушетку с той тетрадью, которую читала вчера. Эта тетрадь открывала годы, проведенные Элизабет в колледже.

5 октября 1981 года

Нью-Йоркский университет

Я была умной, я была осторожной, но, видно, недостаточно умной и осторожной. Это немыслимо. Слова все какие-то не те. Я не знаю, что делать дальше.

Нет, неправда. Знаю.

Глупая, глупая девчонка. Теперь придется разбираться самой. О том, чтобы звонить Майклу, не может быть и речи, особенно если вспомнить, как он вел себя в конце лета. Я рассказала ему об Анне и несчастном случае. Заканчивая рассказ, я уже ревела, как ребенок, а он вел себя так, будто я записалась к нему на прием по психотерапии. Уезжая в школу, я дала ему свой новый номер телефона в общежитии, а он посмотрел на него так, словно не мог дождаться, когда можно будет выбросить эту бумажку.

Прошлым вечером я поняла, что просто не могу вынести никого рядом, поэтому пошла гулять. От площади Вашингтона до Юнион-сквер, потом по Парк-авеню, дальше до Гранд-сентрал, потом в парк, мимо Плазы, где какая-то невеста, как в сказке, безмолвно спускалась вниз по ступеням, потом назад по Грэмерси свернула на 20-ю, посидела напротив ограждения у фасада Национального клуба искусств, в котором я на прошлой неделе поклялась себе, что здесь когда-нибудь откроется выставка моих работ.