Праздники - Роман Михайлов

Запах как запах, совсем не едкий, он не от сгоревших листьев, а от дымовухи в ведерке. Такое трудно назвать ароматом, но это приятно вдыхать. Посмотрел на свои окна – никого. Какое же благодатное время.

Моего отчима звали Арсений. Помню, как он появился первый раз. Он сел на диван, а я, пятилетний, спрятался за шторой, вынырнул оттуда одним глазом. Он скорчил смешное лицо, а затем подскочил, тоже спрятался за шторой, на другом конце. Появилась мама и объявила: «Это Арсений, наш друг».

Наш друг: мамин и мой. Лысый и странный.

Один раз он пришел с толстым альбомом, махнул ладонью, чтобы я сел рядом, принялся листать, показывать разные рисунки. Это картины каких-то художников. Перелистывал, указывал пальцем на детали, улыбался сам себе. Какие тут тени, как подобраны цвета. Остановился на покосившемся портрете, гордо посмотрел и заявил: «Я с ним бухал». Это самый-самый лучший художник современности, он как-то раз вылил краску на стену и сказал, что эту стену продадут за миллионы, ибо это его рука, а его рука – ценность человечества. Бухать с ним – большая честь.

Как мама познакомилась с Арсением… Она работала в баре, недалеко от станции. А Арсений там оформлял вывеску, залезал на крышу и красил. Однажды дверь кафе распахнулась, он вошел строгим шагом. В руках букет цветов, в глазах сияние. Одежда вся в краске, руки тоже. Все вокруг обомлели. Он подошел и молча протянул цветы. Наверное, так и надо общаться с женщинами, без лишних сомнений, влетать и заявлять о себе. Это я. Арсений. Будь моей женой. И мне безразлично, кто там смотрит со стороны и что думает. Безразлично все. Есть только ты и я.

Наверняка там играла какая-то романтичная музыка, за окном падал пух, а ветер раздувал мамины волосы. Все это похоже на сцену из фильма. Если все это снимать, его движения лучше показать в рапиде: как глаза полыхают синим огнем, пыль и засохшая краска лениво падают с одежды на пол, люди вокруг плавно поворачивают головы, успевают что-нибудь прошептать, улыбнуться и смахнуть пепел с сигареты.

Сразу перемещусь лет на десять вперед, когда мама уже дружила с тетей Зоей.

У Арсения была четкая шкала ценностей, достоинств и качеств людей. Шкала простая и ясная. Наверху находятся художники. Ниже – обычные люди. Еще ниже – бандиты и бандитские бабы. И ниже всех – тетя Зоя.

Они с тетей Зоей не переносили друг друга. Тетя Зоя часто в беседах с мамой объясняла, что все ее проблемы из-за Арсения, вообще все, что он – не человек, а недоразумение. Арсений объяснял то же самое, но витиеватым красочным языком, используя слова «тень мира», «смрад», «поглощающее безволие».

Рисовал я всегда плохо. Арсений объяснял, что это из-за того, что я дебил, но ничего страшного, надо много работать, и все получится.

Как-то нарисовал собачку. Вроде ничего. Он пришел, уставился. Сначала на рисунок, потом на меня. Что его так выбесило, я так и не понял, но он сказал, что дебил и есть дебил, уже ничего не попишешь, это надо просто принять и сонаправиться с жизнью. Потом гневно пошатался по комнате туда-сюда, сел и объявил: «Так». Учимся рисовать, работаем каждый день. Первый тебе урок. Запомни, самый важный цвет – белый.

Вспоминаю его искреннее негодование. «Ну почему ты такой тупой, ну почему?!» Поначалу это задевало, но быстро привык. Я не тупой, просто плохо рисую. А как ты будешь поступать в художественное училище? А может, я не туда буду поступать. А куда? Например, в военное. Хорошо, иди убивай людей вместо того, чтобы дарить им красоту. Таких бесед было много, они слились с общим фоном, перестали запоминаться.

Как-то раз он сказал: «Я же твой отец», я ничего не ответил, а про себя проговорил: «Ты мне не отец, ты лысый хер, отравляющий жизнь маме и мне». Потом мне стало стыдно за эти слова, подошел к нему и так же молча проговорил: «Извини, ты не плохой, но ты не отец».

В ванной стоял стакан с зубными щетками. Взял как-то раз поставил наши с мамой щетки вместе, а его подальше, напротив. Такой жест отстранения: ты на самом деле не с нами. На следующий день было стыдно за это, снова молча к нему подошел и про себя проговорил «Извини», сдвинул щетки, как стояли раньше.

Я так перескакиваю с времени на время… Не хочется описывать конкретные годы, потом их последствия. Родился, вырос, стал таким, вот моя детская травма, из нее все ля-ля-ля. Нет, конечно. Никаких травм и последствий.

Взрослые люди, как правило, вообще не рисуют. Разве что какие-то навязчивые узорчики во время телефонных разговоров. Если подойти почти к любому человеку на улице и спросить, что он сегодня нарисовал, ответ будет «Ничего». Поют гораздо больше, чем рисуют. Напевают то, что нравится, или то, что случайно слышат.

Небо не синее, кровь не красная. Вы думаете, после занятий с Арсением я стал хорошо рисовать, разбираться в цветах, тенях, оттенках? Скорее все связанное с живописью начало вызывать головокружение и легкую тошноту. И запах ацетона, и даже звук болтающейся в банке кисточки. Когда рисуют акварелью и взбалтывают кисточку, чтобы очистилась от предыдущей краски. Этот звук вошел в протяжность, стал слышим слишком часто, даже когда никакой банки рядом не было.

Один раз Арсений вернулся с работы и строго заявил: рисуем город будущего. Нарисуй, как ты все видишь через тридцать лет.

Город будущего такой же, как город прошлого. Ничего не поменялось, мы сидим в тех же местах, смотрим и рассуждаем. Вот у тебя есть мечта? Он сел и начал вглядываться. Есть? Какая? Есть у тебя мечта? Хоть одна. Ну?

У Арсения была машина – бордовый «жигуленок» д4608. Но мы не могли ни разу никуда нормально съездить на выходные. Ни в лес, ни на карусели. Каждый раз это заканчивалось общей ссорой. Арсений махал руками, как подбитая стрекоза, и делал заключение: «Все обязательно должно закончиться херней». Я что-то не то скажу или мама. Куда бы мы ни ездили, возвращались молча. Мы не ценили красоту, которую он показывал, все эти переливающиеся травы, свет, проходящий сквозь ладони, разорванные облака. Короче, если честно, он был полным психом, редким ненором. Ранимым, как тепличный цветок, срывающимся на всякие мелочи, как внезапная икота. Все нормально? Да, все нормально. Проходит минута – нет, не все нормально. Я тупой, мама меня плохо воспитывает, и вообще лучше от нас уехать и жить полноценно.