Что движет Россией - Морис Бэринг

Когда крестьянин будет иметь достаточно капитала и знаний (а такая перспектива, судя по всему, — отнюдь не утопия), чтобы конкурировать с помещиком, обрабатывающим собственную землю, он попросту постепенно вытеснит последнего. Получив в свое распоряжение те же средства, что и землевладелец, крестьянин не просто сравняется с ним, но и превзойдет, заменит его, он станет хозяином положения и в силу этого со временем — собственником всех сельскохозяйственных земель в России. Таким образом, это преобразование может произойти без всякого экономического кризиса и риска для интересов государства.

У читателя может возникнуть вопрос: почему во время революционного брожения 1905–1906 годов, когда идея экспроприации буквально носилась в воздухе и всю страну сотрясали крестьянские волнения, мужики попросту не захватили все земли, принадлежащие помещикам? Ответить, что это предотвратила армия, оставшаяся верной властям, будет недостаточно. Солдаты — те же крестьяне, и, вероятно, все они были убеждены, что земля по праву принадлежит тем, кто ее обрабатывает.

Хотите верьте, хотите нет, но я в качестве ответа на этот вопрос повторю тот демократический тезис, который, как я знаю, многим не по вкусу, — большинство всегда право. А значит крестьяне, не зная этого четко, смутно осознавали или «нутром чуяли», что единственным непосредственным результатом такого захвата будет повальная анархия: присущий им здравый смысл подсознательно подсказал, что настаивать следует на частичной продаже земли, арендуемой у помещиков, и пока удовлетвориться этим предварительным шагом. Конечно, они не смогли бы так четко объяснить суть дела, но именно этим, по всей вероятности, и объясняется их поведение.

Повторю еще раз, чтобы читатель не думал, будто я навязываю ему свои фантазии или идеалистические теории: отдельный крестьянин зачастую действительно бывает упрямым, ленивым и отсталым, и все крестьяне нуждаются не только в обучении новым сельскохозяйственным методам, но и в общем, всестороннем образовании.

Отдельный крестьянин не изложит вам теорию наименьшего из двух зол. Он скорее всего будет отстаивать свои отсталые методы, говоря, что они наилучшие, или что мужики использовали их всегда, с незапамятных времен.

И все же, несмотря на это, те привычки крестьян, что стали результатом накопленного опыта, имеют, если приглядеться, прочную основу в виде здравого смысла — пусть даже отдельный крестьянин этого не осознает. Заложенные в незапамятные времена народные традиции и обычаи, сохраненная и накопленная мудрость крестьянства (древо, листьями которого служит бесчисленное множество русских пословиц и поговорок), в соответствии с которыми оно совокупно действует, рано или поздно будут признаны разумными и верными, хотя отдельный средний крестьянин, возможно, не в состоянии назвать причину, из-за которой он поступает по велению этой мудрости, доставшейся ему в наследство. Более того, вполне вероятно, что он не только не способен определить эту мудрость, но и сам не сознает ее. Тем не менее, как член сообщества, к которому он принадлежит, крестьянин будет по обстоятельствам применять унаследованную от предков мудрость, выражать ее своими повседневными поступками, и его отдельный голос вольется в тот общий хор, который мы порой считаем гласом Божьим.

Глава III

Дворянство

Переводить слово «дворянство» на английский как nobility (благородное сословие, аристократия) было бы ошибкой. Точного эквивалента этого слова в нашем языке нет. Ему соответствует лишь французское словосочетание noblesse de cour.

Русское понятие «дворянин», которое мы переводим, за неимением лучшего варианта, как noble (благородный), обозначает человека, привязанного ко Двору, и буквально его можно было бы передать словом courtier (придворный), но «придворный» имеет совсем иной смысл. Российский дворянин — это слуга Двора, которому служба государству дает право на наследуемый титул. Человек, продвинувшийся до определенной ступени («чина») на военной или государственной службе, по праву получает дворянство.

Более того, доступ на государственную службу был открыт каждому, кто успешно сдал аттестационный экзамен по окончании школы. В течение всего XVIII века и в начале XIX — со времен Петра Великого и до конца царствования Александра I, каждый армейский офицер или гражданский служащий, имеющий эквивалентный чин, по факту становился дворянином. В армии низший офицерский чин — звание прапорщика — давал право на дворянство{3}.

Позднее, в 1822, 1845 и 1855 годах, ранг, дававший потомственное дворянство, повышался.

Конкретным результатом всего этого стала: а) гигантская численность дворянского сословия (в европейской части России потомственных дворян насчитывается до 600 000) и б) полное отсутствие сходства между подобным дворянством и аристократией.

Это не значит, что в России нет потомков древних родов. Такие роды существуют, и по древности, пожалуй, превосходят любые аристократические семьи Европы. Более того, некоторые имена и семьи выделяются на фоне окружающей безвестности — одни знамениты своей родословной, уходящей в полулегендарную древность, как имена героев саг и мифов, другие же — выдающимися заслугами в не столь давние времена. Русская история «сияет именами, оставшимися в памяти людской» — некоторые из них известны так же, как имена рыцарей Круглого стола и героев «Песни о Нибелунгах», иные же, скажем, как имя герцога Веллингтона.

Титулы здесь к делу не относятся: в этой немногочисленной «когорте славных» некоторые семьи получили их недавно, а некоторые, с почти невероятно давней родословной и известностью, титулов вообще не имеют.

Подавляющее большинство дворян — за исключением представителей побочных ветвей царской семьи — не имеет ни титулов, ни каких-либо внешних отличий от общей массы дворянского сословия.

Издревле Россия представляла собой скопище небольших княжеств (где правили побочные потомки одного князя), собранных под властью Киева, а затем поглощенных Московским княжеством, которое со временем превратилось сначала в Великое княжество, а затем и в царство. Когда Москва поглотила все небольшие княжества, князья лишились своих вотчин, но сохранили титулы. Таким образом, «князь» — единственный по-настоящему самобытный титул, существующий в России.

Титулы графа и барона позаимствованы из Западной Европы. В русском языке нет эквивалентов словам «граф» или «барон», поэтому сохраняются их немецкие названия. Такие титулы носит небольшое число семей: они либо приобретены недавно — пожалованы монархом за особые заслуги, либо принадлежат дворянам иностранного происхождения.

Примерно две трети княжеских фамилий — потомки правителей Древней Руси, а около сорока из них ведут свой род от Рюрика — самого первого из них. Среди этих последних — Долгорукие, Барятинские, Оболенские, Горчаковы, Хованские, Голицыны, Трубецкие.

В том, что касается