Безрассудные сердца - Бонни Винн

Тень появилась на земле прямо перед ней. Абигейль увидела Бойда и подивилась тому, что не слышала его шагов, — наверное, слишком глубоко задумалась. Не в состоянии посмотреть ему в глаза, она перевела взгляд на лошадей, привязанных к ближайшей осине. Они мирно паслись в благодатной тени. Бойд подал ей фляжку, которую достал из седельной сумки.

— Свежая вода из ручья. Еще совсем холодная.

— Спасибо. Вода в моей фляжке вроде как зачерствела.

Он усмехнулся над нелепостью этой фразы и сел на траву, держа в руках ломоть хлеба и что-то еще. В ожидании она посмотрела на него. Ее желудок от нетерпения выворачивался наизнанку.

Но Бойд и не подумал предложить ей половину, и Абигейль внимательнее рассмотрела, что он ест.

— Выглядит вкусно, — заметила она.

Он откусил от ломтя и промычал в ответ:

— Ага.

— Я не хочу казаться невежливой, но разве ты не собираешься со мной поделиться?

— А ты что, не захватила свой завтрак?

Ее рот раскрылся от удивления.

— Ты мне ничего не говорил.

— Сегодня утром я трижды пытался сказать это, но ты заверила меня, что совершенно готова к поездке. — Он спокойно откусил новый кусок хлеба.

— Но ты не предупредил меня, что нужно захватить завтрак.

Бойд проглотил хлеб.

— Ты же устала от того, что к тебе относятся как к неразумной. Я настойчиво пытался напомнить тебе о еде, но ты не слушала. В последний раз я пробовал сказать тебе это перед самым выездом из дома.

Он был совершенно прав. Абигейль была настолько уверена, что он продолжает недооценивать ее умственные способности, что не дала ему слова вымолвить. Она с завистью посмотрела на необычно аппетитную и вкусную еду и, не обращая внимания на урчание желудка, с трудом отвела от нее взгляд.

— Ты прав. Недаром говорится: тяжело в ученье — легко в бою. Продолжай наслаждаться своим завтраком. — Она едва сдерживала желание облизать губы. — Я не очень-то и голодна.

— Держи. — Абигейль бессознательно схватила брошенное ей яблоко. — И возьми еще хлеба и вяленого мяса.

— Но это же твой завтрак? — запротестовала она без особой настойчивости.

Бойд взял порядочный ломоть хлеба, поделил пополам вяленое мясо и передал ей.

— Ешь.

Желудок избрал именно этот неподходящий момент для очередного урчания. Она слабо улыбнулась.

— Пожалуй, съем немножко. — Но аппетит разыгрался вовсю, и она быстро прикончила последнюю крошку завтрака, вытерла руки носовым платком и, чувствуя себя виноватой, пробормотала: — Ты, должно быть, не наелся. Я съела все, что ты мне дал.

— Не беспокойся. Я всегда беру еду с запасом.

Абигейль не поверила, но он великодушно отказался обсуждать этот вопрос. Преисполненная благодарности, она решила в следующий раз захватить с собой самый роскошный завтрак, который понравился бы ему.

— Все было очень вкусно, — заявила она.

— Вряд ли это то, к чему ты привыкла.

Она засмеялась, и ее смех перемешался с щебетанием порхающих вокруг птиц.

— Если бы, когда я жила в Бостоне, мне сказали, что я буду рада куску вяленого мяса, я ни за что не поверила бы.

— Тогда у тебя была совсем другая жизнь.

Абигейль вспомнила балы, званые вечера и бесконечную суету.

— Другая, но не лучше. Я только сейчас начинаю понимать, насколько больше смысла в здешнем образе жизни. И люди, и их устремления намного проще. Здесь гораздо меньше притворства.

— Это важно для тебя, Абигейль?

Ей показалось, что он слишком медленно произнес ее имя, тем самым придав ему почти волшебное звучание. Она ощутила шум в ушах, восприняла его как головокружение и решительно подавила свою слабость.

— Для меня важны люди, Бойд.

Казалось, его глаза обыскивают ее, и дыхание Абигейль прервалось, когда он наклонился к ней.

— Это хорошо. Значит, ты сможешь стать неплохим управляющим, несмотря ни на что.

Его слова вызвали в ней разочарование, а также некоторое беспокойство. Она вдруг поняла, что рассчитывала на то, что его замечание затронет более личные отношения. Но Абигейль была достаточно проницательной и сообразила, что появление такого желания сигнализирует о возможном бедствии. Пока она разбиралась в своих ощущениях, глаза их встретились, и она почувствовала трепет глубоко внутри себя.

Лицо Бойда оставалось в тени широкополой шляпы, а его большая тяжелая фигура, казалось, была рождена для этой суровой, непреклонной земли. И, как здешняя земля, он был отмечен особой грубой красотой. Словно высеченный из камня профиль, освещенный солнцем, отражал силу и яркость его личности, а ослепительная улыбка белой полосой выделялась на загорелом лице. И их губы разделяли всего несколько дюймов.

Абигейль пыталась подавить в себе эти чувства, но они не исчезали, а, наоборот, росли. И были вызваны человеком, знавшим ее лучше, чем любой другой, пережившим с ней самый интимный момент, какой могут пережить мужчина и женщина. Но с этим человеком она никогда не сможет разделить будущее.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Абигейль внимательно посмотрела на бухгалтера, который несколько месяцев назад приехал в Трипл-Кросс и заполучил в свои руки все книги хозяйственных расходов, ее кабинет и значительную часть домашнего хозяйства. Камерон О’Доннелл был во многих отношениях удивительным человеком. Если бы не рекомендации Джем Мак-Интайр, Абигейль еще подумала бы, нанимать ли его. Внешность и манера поведения О’Доннелла говорили о чем угодно, только не о профессии бухгалтера — скорее, о чем-то полубожественном. Ему было около сорока. Высокий, худощавый, с крупной головой, угольно-черными волосами и такого же цвета глазами, он, занимаясь бухгалтерским учетом, подчинил своим требованиям все хозяйство.

Не то чтобы он был злым, но его требования намного превосходили необходимые. Он проявлял удивительную настойчивость, указывая на прорехи в бюджете или вообще на все, с чем был не согласен и уже неоднократно вступал в схватку с Мирандой. И Абигейль, хотя и считалась хозяйкой ранчо, ловила себя на том, что пробирается по дому на цыпочках, надеясь избежать встречи с ним. Это едва ли было нормально.

Но сейчас ей предстояло встретиться с ним лицом к лицу. Бойд сообщил ей, что пора определиться с покупкой племенного скота, причем немедленно. После смерти Майкла решение подобных вопросов было отложено.

Не верилось, что прошло уже почти два года. Когда умер Майкл, Абигейль была на первых месяцах беременности. До самых родов она горевала о нем, считая, что жизнь кончена, но в последующий год пыталась примириться с утратой. Теперь ее дальнейшая жизнь была посвящена сыну.