Воспитание мальчиков - Наталья Нестерова

— Что, я тебя спрашиваю? — повторил мой свекор.

— Где, дедуля?

— Вот это! Где ты взял спички?

— Какие спички?

— Эти! Откуда они у тебя?

— Они не у меня, они у тебя, дедуля.

— А раньше где они были?

— Не знаю.

— Раньше они были у тебя, и ты играл со спичками!

— С какими спичками?

— С этими спичками, которые ты мне отдал!

— Дедуля, ты попросил, я и отдал.

Кончилось тем, что свекор приволок Никиту ко

мне и, потрясая коробком спичек как погремушкой, вскричал:

— Полюбуйтесь! Вырастили демагога.

Я провела беседу на тему «спички детям не игрушка». Но Никита слушал невнимательно, думал о чем-то своем.

— Ты понял, что спички брать нельзя?

— Я понял, я и раньше знал. Мама, кто такой демгагог?

— Де-ма-гог. Это человек, который болтает попусту, всякую ерунду, вместо того, чтобы вести речь по сути.

— Ты говорила, что по родственникам всякое передается.

— Какое всякое?

— От дедушки к папе, потом ко мне клетки разные и глаза, и уши переползают, и даже как вести себя.

— Черты характера и привычки. Говорила, и что?

— Значит, дедушка и папа тоже демагоги?

Митя задавал мало вопросов, предпочитал до всего доходить своим умом. И только когда ответ найти не удавалось, спрашивал взрослых. К сожалению, на его вопросы мы не всегда точно отвечали. Или честно.

Попутно замечу, что и иностранные языки Митя осваивал, как ему нравилось. В Мексике наотрез отказался учить испанский, но уже прилично заговорил через три месяца — благодаря мультикам по телевизору. Мне не очень верят, когда я говорю, что английский Митя выучил без словаря, но это чистая правда. Ему было лень листать словарь, он просто читал книги, по смыслу понимая значение слов. Английский Митя знает блестяще, но если заглядывал в словарь пять раз за всю жизнь, то это самое большое. Лень — неотъемлемое Митино качество, а иногда лень помогает лучше упорного труда.

Мы с Митей, которому еще через год идти в первый класс, проводили Никиту в школу, возвращаемся домой на автобусе. Как всегда, если ребенок задает вопрос, а родитель отвечает, прислушивается весь салон.

— Мама, что такое падёж?

— Это когда умирает много домашних животных от заразной болезни.

Я рассказала про ящур, про карантины, про то, что есть болезни, которые передаются от животных человеку, — словом, подробно, развернуто ответила.

На Митином лице недоумение:

— При чем тут падёж слов?

— Ни при чем, это глупость.

— А Никита говорил, что ему задали падёж слов.

— Это не падёж, а падеж!

Народ смеялся, а я рассказ про склонение существительных по падежам решила отложить до дома.

С Митей надо было держать ухо востро, он мог приписать нашим словам совершенно иное значение. Ругает как-то его папа за то, что слопал все конфеты, брату не оставил, не поделился. Женя напирает на слово эгоист: ты поступил как эгоист, так только эгоисты ведут себя, только эгоисты не делятся…

Внезапно Женя останавливается и уточняет:

— Ты знаешь, кто такой эгоист?

— Да, папа, это работник ГАИ.

О том, что надо делиться, есть замечательная семейная история, связанная с моим мужем. Маленькому Жене подарили шоколадку, он снял бумажную обертку, развернул хрустящую фольгу, весь в предвкушении, и тут мамино напоминание: «А поделиться?» На диване и на стульях сидят: дядя, тетя, мама, папа, бабушка. Делиться, как известно, надо поровну. Женечка отламывает половину шоколадки и протягивает бабушке, оставшуюся часть снова пополам — тете, пополам — дяде… Когда он по кругу добрался до мамы, последней, у него в руках остался маленький квадратик. И это пополам?! Женя разревелся. Какое несправедливое правило — делиться!

Мне придется признаться, что на один из главных вопросов: откуда берутся дети — своим сыновьям внятного ответа я не дала. Сама сии премудрости усваивала от подружек, на улице, и детей на это обрекла. Сейчас появились книги для родителей, где описывается, как щекотливую тему с помощью бабочек и цветочков освещать. В наше время подобной литературы не было, а своим умом не дошла. Кроме того, Митин вопрос был, как всегда, конкретен — не в бровь, а в глаз.

Эту ситуацию я описала в одном из романов. Там, правда, действующее лицо не мальчик, а девочка. И в романе, чтобы не сбиваться с темпа, кратко изложила, а в жизни все происходило следующим образом.

Шестилетний Митя уже два года постоянно читает, книгу за книгой. Добрался до детской энциклопедии. В томе «Биология», конечно, заинтересовала глава «Размножение».

С большущей книгой подходит к бабушке:

— Я все понял про размножение. Женщинская клетка соединяется с мужчинской, а потом они растут и делятся. Мне не ясно мероприятие.

— Что за мероприятие? — спрашивает бабушка.

— Когда клетки одна в другую влезают.

Моя мама сдержала смешок и сказала:

— Там ведь написано женская клетка и мужская, а ты как произносишь? Читаешь одно, а говоришь другое, неправильно.

— Ладно, бабуля. А какое мероприятие?

— У мамы спроси, мне некогда.

Приходит ко мне на кухню, бухает энциклопедию на табурет:

— Вот размножение, а про мероприятие не написано.

— Какое мероприятие?

— Перед размножением.

Прячу лицо, хихикая, и завожу разговор издалека.

— Да я все понял про клетки, — нетерпеливо перебивает Митя. — Но при каком мероприятии они соединяются?

— Про это мероприятие очень хорошо знает папа, пойди его спроси.

Третий раз, теперь уже папе, Митя объясняет, что про клетки понял, расскажи про мероприятие. В точности, как мама и бабушка, папа смеется.

— Какое-то смешное дело, наверно? — злится Митя. — Все смеются и никто не объясняет!

— Значит, тебя интересует мероприятие? — хмурит брови Женя. — И это в то время, когда игрушки не убраны, когда мой стол завален твоими фломастерами и альбомами? Наведи порядок немедленно, а потом поговорим.

Единственный вывод, который мог сделать Митя: лишних вопросов лучше не задавать, себе хуже — заставят что-нибудь скучное делать. Сидел бы тихо, читал, не высовывался — про игрушки и фломастеры с альбомами до вечера не вспомнили бы.

С другой стороны, когда пятилетняя кнопка, дочь приятелей, рассуждала при мне о разнице в анатомии мужских и женских половых органов, называя их научными терминами, мне стало не по себе. Хотя, возможно, правы родители девочки, просветившие ее. А наша стыдливость отдает патриархальной дремучестью.

Два маленьких мальчика, два брата, конечно, периодически дрались. «Он первый ударил (сломал, сказал…)» — святой для ребенка аргумент — на практике значения не имеет. Оба, как правило, хороши.

Я купила перчатки, о которых давно мечтала: светлой замши, строчка наружу — красота! Дома некоторое время ходила в них, любовалась, вертела перед глазами. Положила на столик около телефона, чтобы, каждый раз проходя по коридору, лицезреть обновку. И тут вижу: подкрадывается Никита к моим ненаглядным перчаткам и ставит на одной маленький крестик шариковой ручкой. Я застыла от негодования. А следом является Митя и фломастером на второй перчатке ставит жирный крест. Начинаю вопить, посылаю в угол, обзываю варварами, обещаю кары небесные. Но сыновья полноту вины не признают. Митя говорит, что Никита первый нарисовал, а Никита утверждает, что его крестик был маленький-маленький, почти незаметный, а Митькин — большой. И обоим непонятно, почему я кипячусь из-за каких-то перчаток. С крестиками они даже красивее. Так я и ходила, в «красивых».

Митя пошел в туалет, Никита заглядывает, хватает туалетную бумагу и убегает. Митя выскакивает без штанов и с криком: «Я тебе, гад, покажу!» Услышав «гад», я бросаю дела, иду внушать культуру речи. Митя влетает в комнату в тот момент, когда Никита собирается сесть на стул. Митя стул выдергивает, Никита больно падает на пол, хватает близлежащую машинку и запускает ею в Митю. В ответ летит игрушечный самолет. Становлюсь на линии огня, велю немедленно прекратить и обоим отправляться по углам. Сыновья заводят волынку: «Это он первый…» Никаких выяснений, никакого дознания — марш в угол, и точка! Разбирательство бесполезно, нудно и неэффективно, когда наказания заслуживают оба. Как правило — всегда.

Не раз обращала внимание на то, что родители, имеющие одного ребенка, с ужасом смотрят, как схватываются сестры или братья в других семьях. Да они у вас просто кошка с собакой! Нет, совершенно нормальные дети, которые не знают тоски одиночества.

Я росла одна. Мама брала дополнительную работу, преподавала в вечернем техникуме. Я сидела дома, читала или играла в куклы. За стеной соседи, у них три дочери, младшая — моя подруга. В гробовой тишине нашей квартиры было отлично слышно, как дерутся или смеются девчонки. Вот что-то падает с грохотом и раздается взрыв смеха, вот кто-то заверещал, — наверное, в волосы вцепились в пылу схватки. А теперь пришла мама и кричит: «Уймитесь, черти! Жизни от вас нет!» И тишина. Но не моя, могильная, тишина, а содержательно-увлекательная. Потому что девочки сейчас забрались под стол, накрытый скатертью до пола, и шепчутся: перемывают косточки дворовым мальчишкам, или рассказывают страшные сказки, или строят планы на завтра. Я хорошо себе это представляла и отчаянно завидовала, иногда — до слез. Хлюпала носом, меняла по ходу сценарий игры со своими куклами, они у меня становились многодетными. И неважно, что «детей» не хватало. У резиновой куклы-черняшки появлялся ребенок-заяц и ребенок-котенок, пластмассовая любимица Нина ругала своего сына-плюшевого медвежонка и дочку-жабу: «Совсем меня замучили! Жизни от вас нет!»