Воспитание мальчиков - Наталья Нестерова

Вот и мне кажется, что Фрейд перемудрил с детской сексуальностью и ее последствиями во взрослой жизни.

Конфликты с сыновьями у нас случались на всех этапах взросления и до сих пор случаются. Как без конфликтов живым людям? Но по большому счету было бы грехом мне на мальчиков жаловаться. Их любовь — моя жизненная база. Однако мои невестки совершенно на меня не похожи — ни внешне, ни характерами. Я высокая крепкая блондинка. Галя и Аня — миниатюрные брюнетки. Я как мудрая черепаха большей частью спокойна и неэмоциональна (читая эту книгу, в подобное трудно поверить, но ведь здесь описываются острые моменты). Галя и Аня живо реагируют на ситуации, слова, замечания, поступки других людей, которые мне кажутся не стоящими нервов. И дело здесь не только в разнице возрастов. Мне и в юности говорили (это было несколько обидно), что у меня мужской ум — логичный, рациональный, взвешенный. А у моих невесток ум женский — быстрый, искрометный, вспыльчивый.

Я написала об этом, чтобы выразить свое сомнение еще в одной теории — мол, мальчики выбирают жен, похожих на матерей. Ничего подобного. Тому пример не только наша семья. Теории хороши на бумаге, они восхищают логичностью оригинальных умозаключений. Но к реальной жизни отношения почти не имеют, во всяком случае в массовом варианте. Хотя мы любим прятаться за теории, объясняя ими свои неудачи, провалы, ошибки.

Вернемся к педагогическим огрехам.

В младших классах я уделяла внимание литературным занятиям детей. «Литературным» — звучит, конечно, высоко, но стишки, зарисовочки они у меня писали. Привычку излагать свои мысли на бумаге или выплеснуть фантазию я считаю одной из полезнейших. Она формирует способность четко выразить мысль и, следовательно, влияет на устную речь. Она помогает выплеснуться эмоциям, которые в повседневной жизни часто не находят выхода. Да что убеждать? Кто не вел дневников? И ведь не с целью увидеть их напечатанными в виде книги мы корпели вечерами. Напротив, дневник — интимнейший хранитель секретов, чужому глазу не предназначенный.

В девять лет Никита решил взяться за крупную литературную форму — за повесть. Писал в тетрадке двенадцати листов в линеечку. Долго писал, недели две, исписал шесть листов и решил мне показать.

Повесть называлась «Будни необитаемого острова». Замечу, что, прочитав до конца, я обнаружила, что необитаемый остров перенаселен. Там присутствовали Чебурашка, Незнайка, другие детские герои, которые соседствовали со Шварценеггером и Сталлоне. Но дочитала я потом, а сломалась на первом предложении. Вот оно: «Чебурашка сидел и чистил свой любимый винчестер».

Я разразилась хохотом и не могла остановиться. Никита очень обиделся. И как я потом ни убеждала его, что меня развеселила аллитерация — это, сыночек, такой прием, когда подчеркиваются какие-то звуки: «купи кипу пик» — аллитерация на «к» и «п»; а у тебя, Никитушка, очень редкая аллитерация на шипящие и свистящие «с» и «ч». Как ни оправдывалась, Никита повесть забросил и никогда более с литературой не связывался, хотя дневники периодически вел.

С другой стороны, наши дети не унаследовали от родителей ни страсть к бумагомарательству, ни сколь-либо заметные к тому способности. Когда в старших классах мы спрашивали: «Не хотите ли пойти на факультет журналистики?» (проще было пристроить) — то слышали дружное и решительное: «Нет!» И правильно. Журналистика от этого только выиграла.

Трудно спорить с утверждением: «В ребенке надо развивать все, что только можно развить». Но тогда его придется водить в спортивную школу, в художественную и музыкальную, на танцы, в кружок автомоделирования и в конюшню — общение с лошадьми очень благотворно. А обычную школу и домашние задания никто не отменял. И без знания иностранных языков места под солнцем не предусмотрено. Поэтому давайте развивать то, что способно развиться или без чего в будущем не обойтись.

С музыкой мы все-таки попробовали.

Никита первоклассник, школа рядом с консерваторией. Маме одного мальчика приглянулся мой Никита. Это была мама из тех мам, что днюют и ночуют в школе, что до седых волос водят сыночка за руку и все за него решают: что есть, что пить, с кем дружить, кого любить, на ком жениться. Никита подошел на роль друга-опекуна Сережи в учебное время. Но хорошо бы обеспечить исполнение Никитой защитных функций и в музыкальной школе, где занимался Сережа. (Замечу в скобках, что заставить маленького ребенка дружить с кем-то так же проблематично, как взрослого насильно женить. Никита конфеты-шоколадки от Сережиной мамы получал регулярно, но службу не исполнял.

Сережина мама принялась меня уговаривать: на духовые в музыкальной школе при консерватории недобор, она, мама Сергея, уже поговорила с кем надо, рассказала, какой Никита хороший мальчик, договорилась о прослушивании. Это была, насколько я помню, не собственно музыкальная школа, а нечто вроде подготовительных классов, набираемых для педагогической практики студентов консерватории. Духовые, рассуждаю я мысленно, — это неплохо. Все-таки не пианино. Мы живем на съемных квартирах, и пианино по Москве возить нам не улыбается. Кроме того, духовых инструментов много, не обязательно покупать громадную трубу, можно отделаться маленькой дудочкой, вроде флейты. Что касается музыкальных способностей моих детей, то до сегодняшнего дня они не проявились. Если мы с мужем худо-бедно можем подтянуть застольную песню, то Никите с Митей и в хоре делать нечего — все песни они поют на один мотив, который и вовсе речитатив. Однако упустить такой шанс — школа при консерватории!

В назначенный день приходим. Я, Никита и Сережина мама. Прослушивает нас милая женщина средних лет Тамара Петровна. Она выбила карандашом простенькую дробь по столу и попросила Никиту повторить. Он настучал совершенно другое и более длинное. Тамара Петровна слегка нахмурилась и предложила Никите спеть песню. Я думала, что сын выдаст что-нибудь из детсадовского репертуара, но Никита неожиданно затянул полублатную песню про нары и волю. Откуда нахватался такой пошлости? Я покраснела от смущения. Для следующего испытания Тамара Петровна села за рояль и взяла аккорд.

— Сколько ты слышишь нот? — спросила она.

— А ноты — это кто? — вопросом на вопрос ответил Никита.

— Сколько звуков слышишь? — упростила задачу преподаватель и снова коснулась клавиш.

— Десять, — не поскупился Никита.

Хотя звучало четыре ноты, потом три, потом две. Но Никита наращивал: двенадцать, пятнадцать.

Тамара Петровна резко крутанулась на рояльном стульчике и спросила гневно:

— Кто сказал, что это хороший мальчик?

Поскольку я покраснела еще пуще, теперь уже из-

за обиды, она поправилась:

— Нет, он, конечно, может быть хорошим мальчиком. Но к музыке абсолютно непригоден.

— Тамара Петровна, — заломив руки, выскочила вперед наша доброхотка, — может, разовьется? Возьмите Никиту, пожалуйста, хоть с испытательным сроком. Никита будет стараться.

В том, что Никита будет стараться, я очень сомневалась.

— Может, что-то и разовьется, — согласилась добрая Тамара Петровна. — Ладно, пусть приходит.

Очевидно, недобор на духовые был нешуточным.

Мы шли с Никитой к метро, и я мысленно просчитывала вероятность того, что «что-то разовьется». Вероятность была минимальной. Да и покупка музыкального инструмента ощутимо подорвала бы наш семейный бюджет.

— Никитуля, выбирай, — предложила я, — музыкальная школа или бассейн? И то и другое нам не осилить.

— Конечно бассейн, мамочка.

На том и порешили.

В период, когда дети задают много вопросов, их называют трогательным словом «почемучки». Ребенок познает мир, и ему надо помогать в этом, отвечая на вопросы. Ребенок Никита мог довести до белого каления своими вопросами. Его заклинивало на том или ином вопросительном слове.

Вот наш диалог в сильно сокращенном варианте.

— Зачем светит солнце?

— Чтобы на земле была жизнь, чтобы листочки на деревьях и травка были зелеными.

— Зачем зеленая травка?

— Ее будет кушать коровка и даст тебе молочко.

— Зачем мне молочко?

— Чтобы расти большим и сильным.

— Зачем мне расти большим?

— Еще одно «зачем?» и ты пойдешь убирать у себя в комнате!

— Заче… Почему надо убирать в комнате?

— Потому что человека должен окружать порядок.

— Почему нужен порядок?

— ПОТОМУ ЧТО!

Со временем я научилась замыкать цепочку Никитиных вопросов, не раздражаясь. Я возвращала сына к первому вопросу: давай посмотрим, как ты запомнил, что я объясняла. Зачем светит солнце? Зачем травка зеленая?

Никита сменил тактику.

Он стащил спички, но дедушка застукал:

— Что это? — грозно спросил и протянул руку.

Никита тут же отдал коробок.

— Что, я тебя спрашиваю? — повторил мой свекор.