Тайны Кремля - Юрий Жуков

Советская же позиция оставалась диаметрально противоположной. Литвинов 23 мая, используя как предлог встречу со своими избирателями на одном из ленинградских заводов, отметил, что руководство СССР твердо гарантирует все свои прежние обязательства и не собирается оказывать на Прагу давление, подобное тому, которое оказали Великобритания и Франция. А 25 мая предложил Парижу незамедлительно созвать совещание представителей генеральных штабов трех стран для обсуждения вопросов конкретной помощи Чехословакии[44]. В тот же день, следуя совету Лондона, Гитлер поспешил сделать весьма характерное для него лукавое заявление об отсутствии у Германии каких-либо агрессивных намерений в отношении Чехословакии.

Хотя майский кризис и разрешился вполне благополучно, Кремль только теперь понял всю тщетность своих расчетов, опиравшихся на предполагаемую систему коллективной безопасности, на скоординированность действий хотя бы с теми странами, с которыми у СССР имелись соглашения о взаимопомощи. Отсюда и та горечь утраченных надежд, которая пронизывала заявление, сделанное Майским 17 августа по поручению НКИД Галифаксу. Советский Союз, подчеркнул полпред, «все больше разочаровывается в политике Англии и Франции, что он считает эту политику слабой и близорукой, способной лишь поощрять агрессора к дальнейшим „прыжкам“ (имелся в виду захват Германией Австрии. — Ю. Ж), и что тем самым на западные страны ложится ответственность приближения и развязывания новой войны»[45].

Наконец, еще одно немаловажное событие, происшедшее уже в конце лета 1938 года, только на этот раз на противоположной стороне земного шара, в 130 км к юго — юго-западу от Владивостока, должно было усилить вполне оправданные опасения, тревогу советского руководства. Показать, что СССР в условиях международной изоляции может подвергнуться агрессии одновременно и с запада, и с востока.

Напряженные отношения с Японией, возникшие еще в начале века и обострившиеся после начала японо-китайской войны, внезапно вылились в вооруженный конфликт. 29 июля, без какого бы то ни было, даже надуманного повода, японские войска вторглись в пределы Советского Союза. Попытались захватить и аннексировать небольшую по площади территорию между границей, проходящей вблизи реки Тумень-ула, и озером Хасан. Две недели пограничники, сразу же поддержанные частями Первой (Приморской) армии только что созданного Дальневосточного фронта, вели упорные бои за контроль над стратегическими высотами, сопками Заозерной (Чанкуфын) и Безымянной. И все это время, за которое инцидент разросся до необычных масштабов — в нем с обеих сторон участвовало уже несколько дивизий, Токио хранил молчание. Демонстративно делал вид, что не происходит чего-либо необычного, требующего консультаций, разъяснений, переговоров, если не считать трех встреч посла Японии Сигемцу с Литвиновым, 4, 7 и 10 августа. Полностью игнорировал нормы международного права, нормальных отношений сопредельных стран. Только слишком очевидная, внушительная победа Красной Армии — полный разгром вторгшихся на советскую землю войск агрессора к полдню 11 августа, вынудил японцев отказаться от продолжения конфликта, отвести свои части назад, в Манчжоу-го.

Происходившее неумолимо подтверждало страшную правду. Во вполне обозримом, самом близком будущем СССР может, скорее всего, оказаться в одиночестве перед лицом сразу двух грозных сильных противников, и тогда «интервенция и реставрация», по словам Сталина, неминуема. Потому-то Кремлю и пришлось пойти на решительную смену внутриполитического курса. Несмотря на все еще имевшиеся, весьма ощутимые и серьезнейшие разногласия в высшем руководстве не столько о путях, сколько о самой необходимости реформ, ускорить проведение всех тех многообразных мер, которые и должны были обеспечить обороноспособность страны. А для того — прекратить вакханалию массовых репрессий, сплотить на принципиально новой основе не только обновлявшуюся партию, но и все население, радикально изменить структуру управления народным хозяйством.

В самом начале года, 29 марта, ЦК утвердил текст постановления «О проведении выборов руководящих партийных органов», предусматривавшего, наконец, возвращение к уставным нормам во всех парторганизациях — от первичной ячейки до компартии союзной республики[46]. Тем самым все же было сломлено сопротивление старой ортодоксальной партократии, ее упорный саботаж выполнения решения февральского Пленума 1937 года, принятого по докладу Жданова. Перевыборы должны были вместе с тем послужить репетицией назначенных на лето — осень того же года выборов в верховные Советы союзных республик, а также и подготовкой намеченного на начало следующего года съезда ВКП(б).

Как партийные, так и советские выборы прошли в далеко не благоприятной для свободного волеизъявления обстановке. Страшная по своим результатам, своеобразная гражданская война, шедшая с нарастающей силой с убийства Кирова, не утихала. Наоборот, достигла своей кульминации, захлестывая все больше и больше не только партию, но и все население страны. Рядовых ее граждан и весьма высокие персоны. Всего через три месяца после утверждения на сессии ВС сняли с занимаемых должностей, арестовали и вскоре расстреляли четырех членов правительства СССР: С. В. Косиора, зампреда СНК и члена ПБ; Р. И. Эйхе, наркома земледелия и кандидата в члены ПБ; наркомов путей сообщения А. В. Бакулина и водного транспорта Н. И. Пахомова.

С таким положением, да еще в минуту крайней для страны опасности, больше мириться было никак нельзя. И потому та часть высшего партийно-государственного руководства (среди них, вне всякого сомнения, Сталин, Молотов, Маленков), которая, наконец, осознала всю гибельность продолжения массовых репрессий, попыталась ограничить полномочия чувствовавшего себя всесильным Н. И. Ежова. А для того добилась утверждения его 8 апреля, «по совместительству», наркомом и водного транспорта, что должно было стать серьезным и недвусмысленным предупреждением. Но не ограничивалась тем, пошла и на более действенную меру.

Практически одновременно к Ежову первым заместителем по НКВД назначили М. П. Фриновского. Человека, из сорока лет жизни ровно половину отдавшего службе в «органах» и достигшего там значительных высот. В 1930 году он возглавил ГПУ Азербайджана, в марте 1933 — управление пограничных войск и внутренней охраны ОГПУ, а в конце 1934, сохранив за собою контроль над этой структурой, стал одним из замнаркомов только что образованного НКВД СССР. Теперь же, весной 1938 года, Фриновский оказался не просто первым заместителем Ежова, но и начальником Главного управления государственной безопасности (ГУГБ). Того самого управления, которое и осуществляло массовые репрессии. Проводило без каких-либо иных оснований аресты всех исключенных из ВКП(б), а кроме того, и само инициировало «дела». Вскрывало все новые и новые «контрреволюционные», «террористические» и «диверсионные» организации, рано или поздно приводившие к людям, стоявшим на вершине власти.

Можно полагать, что утверждая на важнейший в НКВД пост Фриновского, прежде далекого от прямого участия в политической борьбе в ее самой крайней, карательной форме, ПБ намеревалось добиться стабилизации. Прекратить, наконец, безудержный разгул массовых репрессий, к чему призывал Г. М. Маленков на январском Пленуме. Но если подобные надежды и были, то, как вскоре выяснилось, они не оправдались. Более того, последовавшие новые аресты показали всю непрочность положения самой власти, оказавшейся по сути беззащитной перед созданным ею же и наделенным неограниченными полномочиями НКВД. Уже летом арестовали не только очередных наркомов, заготовок — М. В. Попова, машиностроения — А. Д. Брускина, пищевой промышленности — А. Л. Гилинского, но и еще одного зампреда СНК СССР, члена ПБ В. Я. Чубаря, входившего к тому же в узкое руководство, сложившееся относительно недавно.

Испытывавшее острейшую нужду в стабилизации хотя бы высших структур, в твердой основе отнюдь не теневой, не закулисной, а вполне законной по понятиям тех лет власти, наделенной всеми необходимыми официальными полномочиями, 14 апреля 1937 года ПБ сформировал узкую группу, которой предстояло взять на себя решение всех оперативных проблем и ответственность за них. Закрытое постановление «О подготовке вопросов для Политбюро ЦК ВКП(б)» четко регламентировало: «В целях подготовки для Политбюро, а в случае особой срочности — и для разрешения (выделено мною. — Ю. Ж.) вопросов секретного характера, в том числе и вопросов внешней политики, создать при Политбюро ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича Л. и Ежова. 2. В целях успешной подготовки для Политбюро срочных текущих вопросов хозяйственного характера создать при Политбюро ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Молотова, Сталина, Чубаря, Микояна и Кагановича Л.». Одновременно Иосиф Виссарионович, сознательно пренебрегая даже формальной необходимостью утверждения членами ЦК хотя бы таким своеобразным способом, как «опрос», фактически ввел в секретариат тех же Молотова и Ворошилова[47].