Тайны Кремля - Юрий Жуков

Глава третья

В конце ноября 1937 года, за три с половиной месяца до назначения на пост министра иностранных дел, лорд Галифакс по личному поручению нового британского премьера Невилла Чемберлена встретился с Гитлером и изложил тому идею своеобразного альянса. В обмен на согласие в скором времени заключить с Лондоном договор по широкому кругу вопросов, предложил Германии свободу действий. Сначала весьма прозрачно намекнул — «не должны исключаться никакие возможности изменения существующего положения в Европе», а затем и прямо назвал потенциальные объекты нацистской агрессии, которые встретят «понимание» — Данциг, Австрия, Чехословакия. Настаивал при этом только на одном: «Англия заинтересована лишь в том, чтобы эти изменения были произведены путем мирной эволюции и чтобы можно было избежать методов, которые могут причинить дальнейшие потрясения, которые не желали бы ни фюрер, ни другие страны»[39].

Гитлер не заставил себя упрашивать и поспешил использовать предоставившуюся возможность. Опираясь на австрийско-германское соглашение от 11 июня 1936 года, разрешавшее возобновление деятельности в альпийской республике местной нацистской партии, потребовал от последней ускорить подготовку путча и, тем самым, аншлюса. А чтобы подтолкнуть ход событий, вызвал в Берхтесгаден канцлера Австрии Курта фон Шушнига и во время переговоров с ним 12 февраля 1938 года в ультимативной форме стал настаивать на полной передаче власти, да еще не позже, нежели через неделю, нацисту Зейсс-Инкварту. В противном случае, пригрозил фюрер, ему придется использовать силу.

Не дождавшись в установленный им самим срок смены канцлера в Вене, 20 февраля Гитлер выступил в рейхстаге. Провозгласил, что отныне третий рейх не считает себя связанным какими-либо международными обязательствами или договорами и незамедлительно приступит к объединению в одном государстве всех немцев, где бы они ни проживали. Семи миллионов — в Австрии, трех миллионов — в Судетской области Чехословакии. Лондон, как и обещал, прореагировал весьма мягко. Министр иностранных дел Антони Иден в знак протеста подал в отставку, а Чемберлен дважды, 28 февраля и 3 марта, заявил, что в намерениях Гитлера не содержится посягательств на международную систему, нарушений Сен-Жерменского договора, хотя последний прямо запрещал аншлюс.

Несмотря на ухудшавшуюся с каждым днем ситуацию, отсутствие признания его правоты с чьей-либо стороны, Шушниг пытался сопротивляться неприкрытому давлению. Отверг ультиматум Гитлера и объявил о проведении 13 марта плебисцита, твердо рассчитывая на поддержку со стороны подавляющего большинства австрийцев. И хотя в самый последний момент, под прямым нажимом со стороны Муссолини, Шушниг отказался от плебисцита и подал президенту прошение об отставке, Гитлер приступил к намеченному. Вечером 11 марта части вермахта перешли границу, а утром следующего дня заняли Вену. Так завершился очередной акт европейской драмы, предрешенный политикой умиротворения. Перестала существовать, была стерта с карты мира первая из европейских стран, преданная своими гарантами. Превратилась в провинцию третьего рейха.

Столь же агрессивные намерения в те дни продемонстрировала и Польша. Официальным ультиматумом потребовала от Литвы признания законности оккупации ею Виленской области. А еще раньше мировая печать вдруг стала муссировать слухи об имевшемся якобы тайном сговоре Берлина и Варшавы. Их намерениях разделить между собою территорию независимой Литвы. Германия должна была вернуть себе Мемельскую (Клайпедскую) область, а Польша — все остальные земли. 19 марта президент Литвы Антанас Сметона безоговорочно принял ультиматум, удовлетворив великодержавные амбиции санационного режима маршала Рыдз-Смиглы — Бека.

В столь напряженной, взрывоопасной, чреватой своей непредсказуемостью обстановке, нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов срочно созвал 17 марта пресс-конференцию. В выступлении отметил, в частности: «Если случаи агрессии раньше имели место на более или менее отдаленных от Европы материках или на окраине Европы… то на этот раз насилие совершено в центре Европы, создав несомненную опасность не только для отныне граничивших с агрессором 11 стран, но и для всех европейских государств, и не только европейских… В первую очередь возникает угроза Чехословакии… В сознании Советским правительством его доли ответственности, в сознании им также обстоятельств, вытекающих для него из устава Лиги наций, из пакта Бриана-Келлога и из договоров о взаимной помощи, заключенных им с Францией и Чехословакией, я могу от его имени заявить, что оно со своей стороны по-прежнему готово участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усилившейся опасности новой мировой бойни. Оно согласно приступить немедленно к обсуждению с другими державами в Лиге наций или вне ее практических мер, диктуемых обстоятельствами»[40].

В тот же день полпреды СССР в Лондоне — И. М. Майский, в Париже — Я. 3. Суриц и в Вашингтоне — А. А. Трояновский передали по поручению НКИД заявление Литвинова правительствам тех стран, при которых они были аккредитованы, с пояснением — оно является официальным выражением точки зрения руководства СССР. Правительство Великобритании в ответе, датированном 24 марта, указало, что оно возражает против «конференции, на которой присутствовали бы только некоторые европейские державы и которая имела бы задачей… организовать объединенную акцию против агрессии». А далее проясняло сущность своей политики невмешательства и умиротворения. Принятие, мол, «согласованных действий против агрессии не обязательно окажет, по мнению правительства Его Величества, благоприятное воздействие на перспективы европейского мира»[41]. Ответ, поступивший из Франции, практически ничем не отличался от британского. Администрация же Рузвельта, еще твердо исповедывавшая принципы изоляционизма, вообще не отреагировала на советское предложение.

Великие державы, создавалось невольно впечатление, сознательно не желали понять, трезво оценить складывающуюся ситуацию, чреватую вооруженным конфликтом. Увидеть, что в тот момент и решалась окончательно судьба версальской системы как итога первой мировой войны. Ведь действия Германии неизбежно должны были подтолкнуть к аналогичным поступкам все проигравшие страны, утратившие часть своей территории — Венгрию, Болгарию, а может быть, и Турцию. Вызвать ответную реакцию со стороны участников коалиции победителей — Польши, Югославии, Румынии. При этом становилось более чем очевидным, что следующей жертвой агрессии окажется Чехословакия. Что Великобритания и Франция в своих корыстных интересах будут продолжать подталкивать Германию на восток, а значит все ближе и ближе к границам СССР. О том свидетельствовал не только отказ Лондона и Парижа даже от обсуждения проблем коллективной безопасности. Подтверждением тому стало и оказавшееся демонстративным в условиях нарастающего кризиса подписание Великобританией 14 апреля соглашения с Италией. В соответствии с ним британское правительство признавало захват Римом Эфиопии, его право открыто помогать мятежному Франко в Испании в «обмен» на невмешательство в европейские дела. Ну а какова цена подобного «невмешательства», уже более чем наглядно показала позиция Муссолини по отношению к судьбе Австрии.

И все же советское руководство продолжало призывать западные демократии спасти Чехословакию. В конце апреля ПБ приняло решение довести до сведения Праги твердое стремление СССР оказать дружественной стране всю возможную, в том числе и военную, помощь. О том незамедлительно был проинформирован посол Чехословакии в Москве Фирлингер. Более того, о готовности Советского Союза выполнить свои договорные обязательства 26 апреля открыто объявил и М. И. Калинин. Добавив, весьма многозначительно адресуясь уже только к пражскому руководству: «Разумеется, пакт не запрещает каждой из сторон прийти на помощь, не дожидаясь Франции»[42].

Выступление Михаила Ивановича, случайно совпав по временя, стало и своеобразным ответом на требование марионеточного «фюрера» судето-немецкой партии Генлейна предоставить Судетской области полную автономию, высказанное им 24 апреля в Карловых Варах. Единственным препятствием, мешавшим СССР предпринять односторонние действия по оказанию помощи Праге, заставлявшем его упорно добиваться поддержки прежде всего Франции, являлся географический фактор. Отсутствие общей границы с Чехословакией, широкая полоса территории Польши, пролегшая меж ними.

Отношение к судьбам мира в Европе резко проявилось в мае. 9 числа Генлейн заявил о прекращении переговоров с пражским правительством об автономии и вслед за тем вылетел сначала в Лондон, а потом и в Берхтесгаден, к Гитлеру. 19 мая одна из лейпцигских газет неожиданно оповестила мир о том, что части вермахта сосредотачиваются у чешской границы. А на следующий день правительство Чехословакии на экстренном заседании приняло решение о проведении частичной мобилизации. В тот же день послы Великобритании и Франции в Берлине и Праге стали настойчиво убеждать обе стороны проявить максимальную осторожность, и не более. Однако об их истинной позиции свидетельствовала информация, переданная послом Германии в Лондоне фон Дирксеном своему руководству. Он сообщил, что во время встречи с ним министр иностранных дел Великобритании Галифакс дипломатично, осторожно, но весьма многозначительно заметил: «в случае европейского конфликта трудно сказать, будет ли вовлечена в него Англия»[43].