В тисках - Буало-Нарсежак

«Леу, Симона Валери, родилась 25 мая 1948 года в Париже, улица Мобеж, дом 53, IX округ. Родители — Леу, Виктор Андре и Рабо, Мишлен Симона Антуанетта…»

Снизу справки служащая приписала еще несколько строк:

«11 августа 1973 года в Каннах оформлен брак с Жервеном, Роланом Люсьеном…»

Как не повезло! Служащая допустила ошибку. Марилена повернулась назад, горя желанием опротестовать, но вдруг, как пуля в сердце, ее пронзила догадка. Симона была замужем! Она перечитала еще раз. Буквы как будто ударялись друг о друга.

«11 августа 1973 года в Каннах оформлен брак с Жервеном, Роланом Люсьеном…»

11 августа 1973 года Симона отдыхала в Европе. Она уехала в начале июля. Да, сомнений нет. С этим Жервеном она встретилась на Лазурном Беpегу и, будучи натурой увлекающейся, вышла за него замуж, никого не предупредив. Потом держала свой брак в тайне… Ошибки быть не может. Но вместе с этим всплыл еще более ужасающий факт. «Я замужем. Моего мужа зовут Ролан Жервен, а не Филипп Оссель. Я жена Жервена».

— Вам плохо, мадам?

Перед ней стоял полицейский с приложенной к фуражке рукой.

— Нет… ничего… пройдет.

— Вызвать такси?

— Да… Пожалуйста.

Она уже не соображала, где находится. Ее подвели к дороге. Куда ее увозят? Ее сейчас арестуют? Разве двоемужниц арестовывают?.. Перед ними остановилась машина.

— Вы уверены, что с вами все в порядке?

Полицейский улыбался. Он был молод. Длинные волосы спадали на шею. Он смахивал на ряженого.

— Спасибо. Просто закружилась голова.

Но чувствовала она себя очень слабой.

— Бульвар Перейр, — пробормотала она. — Дом покажу.

Она впала в какое-то безвольное и подавленное состояние, так, как будто ее бросили в камеру и она теперь сидит в четырех стенах, которые давят на нее всей своей тяжестью. Почему Симона скрыла, что вышла замуж? Марилене опять пришли на память странные слова: «Бывают моменты, когда мне хочется поменяться с тобой местами… Знаешь, жизнь — непростая штука». Вспоминались внезапные перемены в настроении кузины, ее скованное поведение в последнее время. Причиной тому была, конечно, не болезнь отца. Это… Марилена повторяла про себя роковую фразу: «11 августа 1973 года в Каннах оформлен брак с Жервеном, Роланом Люсьеном…» Если бы брак был достойным, Симона об этом бы сообщила. Почему же она его скрывала? Боялась отца, пусть так. Но достаточно ли этого объяснения? А ведь эта ситуация продолжалась почти два года. И никто не узнал… Они что, не писали друг другу? Или Симоне как-то удавалось перехватывать письма? Или они с этим Жервеном встречались где-нибудь тайком?.. Но уж во всяком случае не в Сен-Пьере. Где же тогда?.. Во Франции или других странах, куда она ездила? Но что же это за супруги, встречающиеся раз или два раза в году?.. Симона с ее гордостью не вышла бы замуж за кого попало. Может, ее муж — моряк и большую часть времени проводит в плавании? Маловероятно. И потом, почему же она тогда ничего не сказала отцу? Она совершеннолетняя и свободна поступать по своему усмотрению. Соединившись с человеком, занимающим определенное положение, Симона ничем не запятнала бы себя.

Марилена остановила такси, не доезжая до дома. Сама не зная почему, она предпочла пройтись пешком. Слегка кружилась голова. «11 августа 1973 года в Каннах оформлен брак с Жервеном, Роланом Люсьеном…» Ей стало жарко. Но руки оставались ледяными. С любезной улыбкой к ней обратилась привратница.

— Хорошо прогулялись, мадемуазель?

— Да, спасибо.

Мадемуазель! Звучит как насмешка. Когда она открывала почтовый ящик, ей в голову вдруг пришла мысль, что этому Жервену, как и всем другим, известно о катастрофе, происшедшей в Джибути. Он прочитал список погибших и, следовательно, знает, что Симона в Париже, ведь она наверняка поставила его в известность о планах отца. Если он, конечно, тоже не умер. «Может, я уже вдова», — подумала Марилена, входя в кабину лифта. Ее охватил нервный смех, чуть не перешедший в рыдания. Было бы так хорошо, если бы Филипп остался в Париже! Он бы разделил с ней эту ношу. В конце концов, виноват во всем он.

В кухне Мария резала овощи.

— Все в порядке? — спросила Марилена, снимая перчатки.

— Господин спит в шезлонге. Когда мадемуазель ушла, он очень разволновался. Все время говорил о какой-то женщине, имя я не разобрала: Мария Луиза… Мария и еще как-то… Спрашивал, почему ее никогда нет дома.

— Ну и что вы ему ответили?

— Хотела его успокоить и поэтому сказала, что она скоро придет. Не надо было так говорить?

— Нет, все правильно.

Марилена чувствовала себя настолько обессиленной, что уже ничто не могло испугать ее. Пусть все рушится! Быстрее! Пусть все закончится. Она легла на кровать, задернув шторы, чтобы побыть в темноте. В голове роились мысли и образы, как после слишком крепкого кофе.

Итак, Жервен, Ролан Люсьен, за которого она вышла замуж в Каннах 11 августа 1973 года, знает, что она в Париже. По логике — хотя в этой череде глупейших событий не может быть никакой логики, — по логике он должен дать о себе знать. А может, супруги поссорились вскоре после свадьбы? Марилена вспомнила, что Симона выдвигала всевозможные возражения, когда ее отец заявлял о своем желании уехать во Францию. А ведь ей, напротив, следовало бы радоваться. Но в любом случае Жервен, даже если он рассорился с женой, не может не поинтересоваться ее самочувствием после катастрофы, в которой она чуть не погибла. А вдруг он заявится собственной персоной? Позвонит в дверь? А откроет она?.. Он все поймет с первого взгляда.

Нет. Не с первого взгляда, ведь он ее не знает. Но что ему объяснишь, когда в соседней комнате сидит старик? Не скажешь же этому Жервену: «Я заняла место кузины ради дяди, чтобы он думал, что его дочь жива. Он умер бы от отчаяния, если бы узнал, что она погибла… А теперь, когда вам все известно, бога ради, уходите. Если он поймет, что Симона вышла замуж, не посоветовавшись с ним, его хватит удар, который может стать роковым. Уходите, вы можете его убить».

Что за человек этот Жервен? Может, вполне достойный, способный внять голосу разума. В любом случае рано или поздно ему придется все объяснить. Придуманная Филиппом история расползается по швам. Вся его комбинация рушится, и Марилена, прижав сжатые в кулак пальцы к вискам, с содроганием думала, что она будет вынуждена, возможно очень скоро, исповедоваться незнакомцу, каясь, что поступила дурно, что руководствовалась не только жалостью, но и корыстными интересами. А если она скажет, что к этому ее принудил Филипп, какое он о них составит мнение? Нет. С Жервеном никак нельзя встречаться. Но в то же время надо удостовериться в его существовании. Если по каким-то неведомым причинам он живет далеко, за границей, к чему тогда все эти страдания? Еще несколько недель, если врач не ошибся, или, в худшем случае, несколько месяцев, и они с Филиппом уедут. Жервен потеряет их следы… Но как о нем узнать?..

Если подумать, какой-то способ должен существовать. В голове у Марилены что-то вертелось, но мысль постоянно ускользала. Она встала, прошла в ванную комнату, приложила ко лбу мокрое полотенце. Жервен писал жене, это очевидно, но в Сен-Пьер он отправлял письма до востребования. Он продолжает делать то же самое, когда жена приехала в Париж. Достаточно просто дойти до ближайшего почтового отделения… Жервен ведь не рискнет отправить письмо в дом на бульваре Перейр. О тяжелом состоянии отца Симоны ему неизвестно. Наверняка думает, что письма проходят через него. И потом, Симона, вероятно, ему просто запретила… Один вопрос оставался загадочным, но в целом рассуждение было верным. Но если оно верно, надо идти до конца…

Симона, конечно же, дала мужу номер телефона и новый адрес… Если, конечно, не порвала с ним… Выяснить это невозможно. Но если у Жервена есть номер телефона, он не замедлит позвонить, ведь он наверняка волнуется, а телефонный звонок не представлял для него никакой опасности. Если ответит не Симона, он просто извинится и скажет, что ошибся номером. Марилена вздохнула. Ее и так трудная жизнь становится просто невыносимой. Она посмотрела на часы. Уже шесть часов. Надо покормить дядю, подготовить его ко сну. Она слегка подкрасилась и боязливо направилась в гостиную, где старик, сидя у окна, наблюдал за жизнью, кипевшей на улице. Нарочито манерным голосом она произнесла:

— Время ужина! За стол!

Леу обратил на нее безжизненный взгляд.

— Симона… малышка…

Он долго глотал слюну, шевелил челюстями, как будто готовясь произнести чрезвычайно сложную фразу.

— Тебе… очень плохо…

— Нет. Не думай об этом.

Он заплакал. Старческими слезами, смотреть на которые было невыносимо.

— А твоя кузина… она…

— Не волнуйся, папа. Она рядом. Думает о тебе. Пошли.

Она отвела его в столовую, усадила за стол, повязала салфетку — во время еды он пачкал одежду. Иногда он пытался заговорить — она сразу же подносила ко рту вилку. Почему он вспомнил о племяннице? Что творится в его больной голове? Следует ли рассчитать Марию, которая уже и так слишком много знает, нанять новую служанку и сказать ей, чтобы она не обращала внимания на слова старика? В Марилене зрел гнев против Филиппа, и это создавало еще одну проблему. Надо ли ему сказать, что Симона вышла замуж? Какое он предложит решение? Оно ей известно заранее: он будет держаться своего плана, поскольку не любит терять лицо. Это новый повод для ссор, а спорить ей больше не хочется. И потом, этот Жервен… почему она заранее считает его врагом? Если она встретится с ним, расскажет ему все, не станет ли он ее союзником? Она не могла не признаваться себе, что он ее интересует. Ведь Симона влюбилась в него за несколько дней… она не отлучалась из дома больше чем на месяц… Всего за месяц она выскочила замуж. Настоящая любовная история. Как в романах! Марилена считала глупостью завидовать Симоне, но во всем этом таилось что-то неистовое, страстное, что ее смущало и что она безуспешно пыталась понять.