Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости - Иван Осадчий

Мария Демченко собирает рекордный урожай свёклы: пятьсот центнеров с гектара. А Макар Мазай бьёт рекорды по выплавке стали…

И так день за днём. Кино и жизнь повествуют об аналогичных подвигах советских людей. Жизнь – как в кино. В кино – как в жизни.

В дальневосточной тайге, на самом краю советской земли построен город юности «Комсомольск-на-Амуре». Возведены ДнепроГЭС, Магнитка, тракторные заводы в Сталинграде, Харькове, Челябинске; автозаводы в Москве и Горьком.

Рождаются целые новые отрасли советской индустрии…

Рядом с массовым трудовым героизмом – ратные подвиги Красной Армии в районе озера Хасан и на Халхин-голе, пограничников на рубежах нашей Родины.

Мы росли и набирались сил вместе с гигантским ростом любимой Отчизны.

Великое, Прекрасное, Счастливое Время. И мы, довоенные мальчишки и девчонки, счастливы и горды за свою страну, за свой народ.

И у каждого на устах: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

Это – не вымысел. Не красивая сказка. Тем более не со счастливым концом.

Это всё память моя хранит.

…И пусть не кликушествуют антисоветчики о недостатках советского времени. Мы знаем о нём лучше их. Мы жили в этом времени семь десятилетий.

Да! Многого не доставало не то, чтобы вдоволь, но даже по скромным потребностям.

Не было лишних рублей. Не было лишней одежды, обуви. Но каждый из нас повторял вслед за Владимиром Маяковским: «И кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести: „Мне ничего не надо!“»

И говорить нечего о сытости и роскоши. Незнакомы они большинству советских людей, особенно в довоенное и послевоенное время. Не говоря уже о военных годах.

Но была Жизнь! И была тревога за её судьбу, за судьбу Родины, своё будущее.

Советская страна наша – единственный оазис в буржуазном мире. И потому на нас зарятся империалистические хищники. С приходом к власти фашистов в Германии и Италии угроза вражеского нашествия становится всё более реальной. Уже полыхает в огне Абиссиния. Уже истекает кровью республиканская Испания. Их боль и страдания – наши боль и тревоги. Сотни и тысячи советских воинов облачаются в форму испанских антифашистов, сражаются в составе интернациональных бригад. С тревогой и надеждой следим за многолетней революционно-освободительной борьбой китайского народа. Голос советского наркоминдела Литвинова звучит одиноко в Лиге Наций…

И все усилия советской страны, советских людей – на укрепление Красной Армии, оборонной мощи советского государства.

Ради этого мы азартно готовились к сдаче норм на значки «БГТО», «ГТО», «Ворошиловский стрелок», ПВХО, ГСО: каждый считал для себя долгом и честью – быть готовым к труду и обороне, к противовоздушной, противохимической, санитарной, с оружием в руках встать на защиту родной Отчизны. Ради этого, начиная с пионерского возраста, – мы старались «закаляться как сталь».

Нормой школьной и внешкольной жизни были различные военизированные игры, походы, бои между «белыми» и «синими». Нередко отряды формировались по принципу: «школа» на «школу», «улица» на «улицу». И подчас эти военные игры разыгрывались не на шутку. На вооружение шли не только фанерные танки, пулемёты, винтовки, деревянные гранаты, но и подручный материал: камень, кирпич, выструганные из досок сабли. Мы сражались не «понарошку». И не только мальчишки. Рядом случались и девчонки. Чаще других – моя сестрёнка. Она старательно собирала камни, щебень, куски кирпича и прочее в качестве «гранат» для нас, «бойцов». А назавтра встречались с «противниками» в школьных классах и коридорах, не тая обиды, жажды мести, отмщения.

Мы, довоенные советские люди, и взрослые, и дети, твёрдо знали, что фашизм – это война. Мы были абсолютно уверены в её неизбежности. С каждым годом и с каждым месяцем атмосфера в мире и не только где-то вдалеке, но и в опасной близости от наших границ, становилась всё более напряжённой.

Мы всерьёз «играли» в войну; готовились к неминуемой войне. Нас не убаюкивали никакие умиротворительные заявления, разъяснения, опровержения ТАСС. Война подступала всё ближе к нашим границам. Всё тревожнее становилась жизнь. Всё чаще ночами снились раскаты военного грома. И потому говорить о внезапности и неожиданности войны я бы не стал. Скорее всего, неожиданным для большинства советских людей оказался день и час её начала…

Воспитанные в духе «неприкосновенности наших границ» и «несокрушимости нашей Красной Армии», мы по наивности считали: враг, напавший на Советский Союз, неминуемо и скоро будет разгромлен. Как неоспоримую истину мы принимали на веру вдохновенные строки песни, которая в ту пору была у нас на устах:

Чужой земли мы не хотим ни пяди,Но и своей вершка не отдадим.

С такими мыслями и настроениями жили мы и в первые месяцы 1941 года – в условиях приближающейся войны.

В середине июня 1941 года я отлично, с похвальной грамотой, окончил семилетку (Барвенковскую неполно-среднюю школу № 2). Годом раньше с такой же похвальной грамотой окончила школу и моя сестра, не получив за семь лет ни единой четвёрки. Я сразу же отнёс заявление в десятилетку – среднюю школу № 1. Там уже год училась и Маруся. В то время эта школа называлась «образцовой» и учиться в ней считалось престижно. У меня, как и у других моих сверстников, не было иных планов, целей, желаний, кроме как продолжать учёбу: в школе или фабрично-заводском училище, в техникуме или на каких-либо профессиональных курсах. Учиться! И никаких других помыслов…

7-й класс Барвенковской семилетней школы № 2. Выпуск 1941 года. Ваня Осадчий (14 лет) сидит в первом ряду – третий слева. Во втором ряду: четвёртая слева – Екатерина Григорьевна Бакаева.

Глава 2. Детство, прерванное и опаленное войной

Два года прифронтовой жизни. Три фашистские оккупации

«Год 41-й. Начало июня… Все ещё живы… Все ещё живы… Все ещё живы…»

Но… Грянуло 22 июня. Официальную весть о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз я услышал в полдень из радиорепродуктора, установленного на телеграфном столбе в центре главной городской площади Барвенково: транслировалось выступление Вячеслава Михайловича Молотова.

И хотя все мы знали, что война в любой день может начаться, не хотелось верить услышанному. «Хотелось – не хотелось», – уже невозможно было ничего изменить. Война пришла к нам.

Незадолго до начала войны вышел в свет кинофильм «Если завтра война». Тогда советские люди приняли его оптимистический настрой, несокрушимую веру в неизбежность скорой и лёгкой победы над врагом. Из фильма вышла и песня с одноимённым названием. В ней были такие строки: «Мы врага разобьём малой кровью, могучим ударом».

Теперь, когда война стала жесточайшим фактом и реальность оказалась иной, чем та, которая звучала в фильме и в песне, – начались трудные раздумья: почему произошло иначе, чем мы предполагали, чем нам казалось. Поражал размах первых жесточайших массированных бомбардировок многих советских городов в западных областях страны, включая Минск, Киев, Севастополь и другие. Это никак не вязалось с нашей уверенностью, с нашей убеждённостью, что Красная Армия этого не допустит.

Война в одночасье поставила другие вопросы: как долго она продлится? Начнутся ли занятия в школе в сентябре? Что делать сейчас – сегодня, завтра?

И хотя несколько дней жила надежда на то, что скоро наступит крутой перелом в войне, временные неудачи Красной Армии, ввиду внезапности и вероломства нападения врага, будут преодолены, наша армия выбросит прочь зарвавшихся фашистов и перенесёт военные действия на вражескую территорию. Но суровая реальность, и, прежде всего, тревожные сводки Совинформбюро о положении на фронтах день ото дня меняли настроение. Приходилось, «наступив на горло собственной песне», соглашаться с тем, что жестокая война пришла к нам всерьёз и надолго, что враг имеет явное военно-техническое превосходство, и пока оно не будет преодолено нашими усилиями, – праздника на нашей улице не будет.

…Седьмого августа 1941 года, мне исполнилось 14 лет. Впоследствии, вспоминая себя и своих сверстников военного времени, я пытался сравнить с нами, 14-летними мальчишками 41-го года, 14-летнего сына и его сверстников 1971 года. Несравнимые. Ничего похожего. Война в считанные дни сделала нас взрослыми…

Через несколько дней ушёл на фронт отец. Именно так: не на армейскую службу, а на фронт. Ему было тогда 35 лет. Призывники первых военных лет чаще всего уходили прямо на фронт.

Сейчас, когда пишу эти строки, я уже более чем в два раза старше отца. Мужчинам, юношам, ушедшим на фронт в первый год войны, выпала жесточайшая участь: абсолютное большинство их погибло в смертельных боях, в фашистских концлагерях для военнопленных и лишь очень немногие уцелели, вернувшись домой, чаще всего, инвалидами после тяжёлых ранений и контузий.