Заговор черных генералов - Вадим Хлыстов

«Церковный сторож» переглянулся с митрополитом и, осторожно взяв папку, начал быстро просматривать содержимое. Похоже, что он с одного взгляда запоминал увиденное. Перевернув последнюю страницу, он так же аккуратно отложил папку от себя и развернулся к отцу Феофану:

– Ваше святейшество, я считаю необходимым выполнить в создавшейся ситуации распоряжение Синода от 26 апреля 1725 года. Всю полноту ответственности за принятое решение беру на себя. Перед рукоположением в заместители местоблюстителя вы были ознакомлены с этим распоряжением и знаете, что за этим может последовать. Вы вправе немедленно покинуть это помещение.

Митрополит Московский сделал решительный отрицающий жест рукой и грустно улыбнулся:

– Ноша, разделенная на двоих, не так тяжела, отец Иннокентий. Я остаюсь.

Архимандрит Данилова монастыря молча кивнул, соглашаясь с его решением, протянул руку и коротко позвонил в колокольчик, стоящий на столе. Через мгновение, как будто этого звонка ждали, дверь открылась, и на пороге появился высокий монах. Архимандрит молча указал ему глазами на нас со Стасом и митрополита. Монах оглядел нас всех долгим цепким взглядом и, не говоря ни слова, вышел.

Подполковник очень спокойным и ровным голосом обронил:

– Потрудитесь объясниться, святой отец.

Архимандрит пожал плечами и таким же ровным и бесстрастным голосом ответил:

– Ничего особенного, Станислав Федорович, за исключением одного. Если вы, – он кивнул поочередно на нас троих головой, – в будущем по каким-то причинам разгласите сведения, которые я вам сейчас открою, вы станете врагами Церкви. Под церковью надлежит понимать не крест или полумесяц над храмом, а именно Церковь с большой буквы. И поступят с вами, соответственно, как с врагами. Независимо от того, где вы будете находиться и какую должность будете занимать. Впрочем, вы еще вольны просто встать и уйти.

Я решил вмешаться в разговор и снять напряжение, начавшее ощутимо разливаться в воздухе:

– Мы все поняли и остаемся, святой отец.

Он кивнул мне, что принял к сведению сказанное, и постучал пальцем по папке:

– Некоторых персон не хватает в вашем перечне, а некоторых нет в наших списках. Похоже, они дополняют друг друга. И вам не надо пытать своими вопросами заместителя местоблюстителя Патриаршего Престола, господа. Отец Феофан, как исполняющий обязанности, знаком с вопросом только в общих чертах. По тайному решению Синода, уже от 1726 года, до вновь избранного патриарха или лица, исполняющего его обязанности, после рукоположения доводится только минимальная информация об этой стороне деятельности архимандрита Данилова монастыря. В соответствии с тем же синодальным решением, я могу в особых, чрезвычайных случаях поставить в известность власти о предмете своих действий. Но при одном условии – если представители власти сами обозначат свои познания и заинтересованность в курируемом архимандритом вопросе. Что вы сейчас и продемонстрировали.

Подполковник подался корпусом вперед к архимандриту:

– Такая скрытность в делах возглавляемой вами комиссии обусловлена понятным желанием не афишировать род ее занятий или чем-то более важным, отец Иннокентий?

Архимандрит тяжело вздохнул:

– Чем-то более важным, господин Ногинский. Любая попытка Церкви в прошлом и настоящем разобраться с этими персонами, – он еще раз постучал пальцем по папке, – заканчивалась фиаско. А ведь мы сталкиваемся с тем, что в любой авраамистической религии имеет очень точное определение – волшебство и колдовство. Не какое-то надуманное, которым занимаются выжившие из ума старики, читающие задом наперед молитвы. И не наивные «черные мессы», проводимые возомнившими невесть что прыщавыми юнцами, устраивающими сексуальные оргии на алтарях разрушенных храмов и режущими живьем несчастных кошек. А именно конкретная, тяжелая, злобная ворожба и колдовство. С запротоколированными фактами. А факты, поверьте, иногда просто ужасают. На определенном историческом этапе Церковь пыталась, а некоторые ее служители и продолжают до сих пор, на свой страх и риск, бороться с этими проявлениями. Но всегда находились и находятся – подчеркиваю слово «всегда» – объективные причины, по которым активная работа в этом направлении неожиданно прекращается. Вплоть до смерти – опять-таки совершенно объективной и естественной – тех, кто упорствует в своем желании досконально разобраться с этим вопросом. Начиная от простых священников или мулл, заканчивая высшими иерархами как христианства, так и мусульманства. Говоря попросту – охотники превращаются в предмет охоты. Поэтому мы выбрали единственно возможный путь – наблюдение и систематизацию там, где они возможны. И не более.

Я также подался вперед и быстро спросил:

– Они люди?

Архимандрит опять вздохнул и чуть прикрыл глаза:

– Что вы понимаете под «человеком», Андрей Егорович?

– Э-э-э… тут вы меня, конечно, срезали. С большим вниманием и интересом выслушаю вашу версию.

Он потер переносицу, собираясь с мыслями, и посмотрел на меня исподлобья:

– Они Другие. Иные, если хотите. Они могут гораздо больше, чем люди. Неизмеримо больше знают. У них другая логика и мораль. Но мне придется прочесть небольшую лекцию, чтобы мы начали понимать друг друга.

– Мы в вашем распоряжении.

Отец Иннокентий задумчиво постучал пальцами по столу:

– Человеческое поведение, господин Егоров, основано на том, принципы какой логики в нас заложены от рождения и как мы ощущаем окружающий мир. А видим мы с первых минут своей жизни десять пальцев на руках, которые постоянно находятся у нас перед глазами, и при этом воспринимаем реальность пятью чувствами, за которые в нашем теле отвечают вполне конкретные органы. Плюс в нас заложены три базовых инстинкта – голода, страха смерти – или самосохранения, и продолжения рода. Комбинация из этих компонентов и формирует всю нашу поведенческую и мыслительную логику, а также мораль. Или предрасположенность к определенной морали – так точнее.

Те, кого в общепринятом понимании называют «обычными людьми», если перед ними стоит какой-то выбор, видят из создавшейся ситуации только два-три выхода. Те, на кого мы навешиваем ярлык «умные», – находят пять или шесть выходов, или вариантов, если угодно. «Гении» – видят десять путей для решения той или иной проблемы. Но никогда не одиннадцать. Те из «гениев», которые пытаются выйти за это ограничение – «десять», сходят с ума, в общепринятом понимании этого слова. Я специально сделал акцент на слове «общепринятый». Окружающие начинают считать их сумасшедшими, или блаженными. Эти «блаженные» перестают руководствоваться рамками морали и стандартами человеческой логики. И уже не могут вернуться к старому мировосприятию.

Стас, до того слушающий архимандрита с напряженным вниманием, перебил его:

– Я правильно понял вашу мысль, Николай Петрович, что если бы мы имели по четыре пальца на руке, то выбор наш был бы ограничен некой сакральной «восьмеркой»?

– И верно, и в то же время – неверно.

– Очень хотелось бы, чтобы вы уточнили свою мысль.

– Верно в том случае, если бы у нас остались прежние пять чувств и три базовых инстинкта. А вот если бы нам добавилось хотя бы еще одно новое чувство, то, возможно, эти «всего восемь» по своим возможностям намного превысили бы наши «десять». Или были бы, по меньшей мере, равны им. Но логика принятия решений была бы совершенно другая. И мораль. И возможно, те, кого мы сейчас принимаем за сумасшедших, сумасшедшими в новом нашем мировосприятии не были бы. Тут очень важно это дополнение – новое чувство. Уберите у того, кто оперирует логикой «десять», например, инстинкт страха смерти, усилив при этом инстинкт голода, и вы получите «нелюдя», в нашем понимании. Последний пример мне кажется даже более удачным, чем предложенная вами четырехпалость, так как внешне перед нами будет совершенно обычный человек. Никаких внешних признаков анормальности. Но на самом деле это будет кровожадный монстр с постоянным чувством голода, не боящийся смерти. Или другой пример. Когда мы видим только одну грань куба, то наш мозг домысливает его в трех плоскостях, тратя на это домысливание вполне конкретные доли секунды. А вот если бы вы мгновенно ощущали точный вес этого куба и «видели» объем, то наш мозг не занимался бы этим домысливанием. А ведь это «домысливание» идет постоянно, и там, где мы только начали понимать, что видим тяжелый предмет, имеющий конкретный объем и готовый на нас упасть, а значит, опасный, существо, имеющее такое чувство – назовем его «чувством объема», – уже успело от этого предмета отпрыгнуть. Осознаете разницу в скорости принятия решений, и насколько может быть опасна сущность, внешне так похожая на человека, но имеющая всего одно дополнительное чувство, если ее попытаться нейтрализовать?