Голосуйте за Берюрье ! - Сан-Антонио

- А потом?

- Потом было три часа утра. Думаю, что с этого момента могу считать себя вне подозрения?

- Все-таки расскажите,- настаиваю я.

- Мы отправились в гостиницу недалеко от площади Этуаль. Я вам дам точный адрес.

- Хорошо. Все! Можете идти к жене и успокоить ее.

С недовольным видом он выходит из комнаты и сильно хлопает дверью, чтобы дать мне понять, что он обо мне думает.

- Мне не нравится этот хлыщ,- заявляет Морбле.- Клянусь своей пенсией, что это его рук дело. Зря вы тут разговорчики ведете, теряете время, приятель. А вот с помощью паяльной лампы... ну, вы бы потратились слегка на бензин, зато сэкономили бы на слюне.

- Эй вы, "гестапо", помолчите! - громыхаю я.

И тут же перехожу к допросу толстой Августины.

- А вы, заинька? Расскажите, как вы провели вечер?

Служанке мое обращение нравится как устрице морская вода. Затем ее довольная улыбка гаснет.

- Я пошла спать! - говорит она.

- Одна? - бросает Берю.

- Как вам не совестно, бесстыдник, что вы себе думаете? - протестует Августина.- Я девушка честная и не сплю с мужчинами у своих хозяев!

- Вы ничего не слышали?

- Совсем ничего.

- Даже приезд вашего хозяина и инспекторов, которые его... (чуть не сказал, "которые его охраняли"), которые его сопровождали?

- Да, я смутно слышала шум машины и стук дверцы, но это было сквозь сон.

- Значит, ничего существенного сказать не можете?

- Ничего.

- Сегодня утром вы встали как обычно?

- Да, я приготовила завтрак для хозяина. Когда кофе был готов, я пошла его звать. Ответа не было. Я открыла дверь: комната была пуста. Я испугалась и побежала за полицейским.

- Вы не спускались в гараж?

- Нет. Зачем бы я туда спускалась?

- Пока все. Спасибо!

Мы покидаем третий дом с преступлением. Морбле, который находится под хорошим газом, заносит, и он валится на лужайку. И добрый самаритянин Берю поднимает своего друга на ноги и отряхивает его костюм, наставительно говоря:

- Ну что ты, Пополь, честное слово, уже даже литра не держишь?

- Это тот нашатырный спирт меня подвел,- оправдывается Морбле.

- Но это был не нашатырь, это был кальвадос! - возражает Берю.

- А я тебе говорю, что это был нашатырь, я по вкусу определил.

Берю, который пришел в себя, усаживает своего приятеля в машину, советуя ему проспаться. Потом он возвращается ко мне в гараж, где я приступаю к повторному осмотру. Добиваясь, чтобы я простил ему утреннюю пьянку, Берю вовсю подлизывается. Он задает вопросы, касающиеся орудия преступления... Когда я сообщаю, что речь идет о кирпиче, он хмурит свои мощные брови:

- Ты ничего не замечаешь, Сан-А?

- О чем ты?

- Стены гаража сделаны из кирпича.

- Ну и что?

- А может, он сам ударился башкой о стену и вырубился...

- Он умер, и сам ухитрился выключить свет?

Но моя ирония не нарушает убежденности Ужасного.

- Плакаты были здесь? - спрашивает он, указывая на сверток, лежащий на полу.

- Похоже, что да.

- А до этого они находились в машине?

- Да, sir!

Верзила погружается в пучины плодотворных размышлений.

- Думаю, что я все понял, приятель. Забавно, как добрый стакан белого вина с утра в придачу к хорошо сдобренному алкоголем кофе приводит мозги в боевую готовность!

- Давай рассказывай! - приказываю я.

- Значит, так. Ляндоффе въезжает в гараж после того, как Мартине открыл ворота и включил свет. Правильно?

- Именно так...

- Ладно. Мартине закрывает за ним ворота. В это время Ляндоффе ставит машину на место, оборачивается, берет сверток с плакатами и бросает его через опущенное стекло из машины.

- И что дальше?

- Сверток длинный. Он ударяется о стену, нажимает на выключатель, и свет в гараже гаснет. Можешь это проверить, парень. Выключатель находится как раз над свертком.

- Правильно. Дальше.

- Дальше Ляндоффе на ощупь выходит из машины, чтобы включить свет. Он плохо рассчитывает движение и ударяется головой о кирпичную стену. От этого он теряет сознание, и его нос оказывается возле выхлопной трубы. Ничего себе амбразия!

- Амброзия, невежда!

- Пусть будет амброзия, если ты так хочешь. Господин несостоявшийся депутат вдыхает ее, и на этот раз - на вечные времена...

Наступает тишина. Он чешет макушку, проводя рукой между тульей и лентой шляпы.

- Что думает об этом большой начальник?

- Все, что ты мне сказал, представляется мне правдоподобным, Толстуша. Выходит, это всего лишь несчастный случай?

- Конечно, выходит! - ликует Верзила.- А для нас одним Преступлением меньше, и это уже хорошо, не так ли?

- Меня беспокоит одна мелочь.

- И что же это-с?

- То, что Ляндоффе не выключил двигатель, когда заехал в гараж. Представь себе, вот человек приехал. Приехал! К тому же еще и разгрузился. И. все это делает, не выключая двигатель! Это меня удивляет, Берю!

- Ну и пусть удивляет, только не выводи меня из себя! - ворчит Король мудаков.- Я прихожу сюда, помогаю тебе разобраться. Я проделываю "восьмерки" мозгами, чтобы вывести из затруднения моего хренового комиссара, а он вместо благодарности не находит ничего лучшего как сказать, что он удивляется!

Он берет меня за руку.

- Хочешь, я скажу тебе как мужчина мужчине?

- Попробуй, мой козлик, я согласен.

- В этот раз - это несчастный случай.

- Откуда такая уверенность?

- Потому что в этот раз, похоже, речь идет о преступлении в закрытом помещении и потому что - ты меня извини! - в преступления в закрытом помещении я не верю. В романах Тата Грисби, Руа-Викера, Симэ-Нона такое возможно. Но в жизни этого не бывает, потому что это невозможно.

- А остальные преступления, великий хитрец?

- Какие остальные?

- Два первых преступления. Там ведь речь идет как раз об убийствах, а не о несчастных случаях.

- Согласен, но, смотри, ведь там же помещения не были закрытыми. Никто не видел убийцу, но там были окна и двери. Здесь же обе двери закрыты изнутри! Отсюда и мое заключение: несчастный случай! А теперь, если тебе так хочется, ломай голову над вопросами "почему", "как" и "зачем" он не выключил двигатель, а я лучше пойду сыграю в белот.

Я хлопаю его по плечу.

- Спасибо, Толстый! Я принимаю твою версию о несчастном случае. Ну а если это убийство, то, по крайней мере, руки у меня будут развязаны!

ГЛАВА XII

Я сообщаю Старику берюрианские заключения, выдав их за свои. Стриженый их отметает.

- Вы в самом деле надеетесь всучить журналистам подобную ерунду?

- Однако, господин директор...

- А публика, Сан-Антонио, за кого вы ее принимаете? В настоящий момент все кандидаты от Белькомба мертвы, а вы собираетесь пустить щуку в реку! Я вам говорю, что речь идет о серии убийств, совершенных кровавым маньяком! Я хочу получить убийцу! Ведь есть же хоть один убийца во всех этих делах, да или нет?!

- Вне всякого сомнения, есть, господин директор!

Он переходит на крик, от которого лопнул бы страдивариус:

- Так вот, найдите его! И поскорее!

Дзинь! Он повесил трубку. Подать рапорт об отставке в подобный момент не очень пристойно. Так поступил бы трус, но не я. И все же мне хотелось бы написать его на пергаменте и дать его Старику - пусть подавится!

Около двенадцати тридцати, когда я глотаю одно за другим виски в ближайшем от комиссариата бистро, какой-то инспектор сообщает мне, что из Парижа только что звонил Ляплюм. Он вроде бы напал на след человека, звонившего графу в момент его смерти. Он свяжется со мной после обеда. Это известие проливает немного бальзама мне на сердце.

Вновь появляются Берюрье и Морбле. Они выглядят сверхвозбужденными. Морбле, который уже отоспался после своей первой попойки, кажется, вполне созрел для второй. На этот раз они набрасываются на марочный аперитив "Чинзано". Молитесь за них!

- У нас для тебя есть блестящая идея! - объявляет Его Величество.

- Не может быть! - притворяюсь я удивленным.- Две в один день, и ты еще жив?

- Угомонись со своими намеками, это серьезно.

Унтер-офицер вторит ему:

- Очень серьезно.

Берю осушает свой стакан, держит какое-то время пойло во рту, чтобы лучше его почувствовать. При этом он производит звук, подобный шуму ножной ванны. Потом проглатывает вино и заявляет:

- Знаешь новость?

- Нет,- говорю я.- Они появляются здесь так быстро, что я отказался за ними следить.

- Политические партии решили не выставлять больше кандидатов, пока не поймают убийцу.

- Я их где-то понимаю. Откуда это тебе известно? Он извлекает из кармана спецвыпуск газеты "Белькомбежская мысль". Спецвыпуск состоит из одного листка, не очень лестного для полиции. Мне бросается в глаза заголовок, написанный крупными, как на крыше аэропорта, буквами: "Граждане! Хватит уже!"

Очень плохо, когда заглавие начинается со слова "граждане" на первой полосе газеты. Текст, который за ним следует, представляет собой пузырек купороса, выплесканный в лицо полиции. "Белькомбежская мысль" называет нас бездарями и другими далеко не любезными именами. Она сообщает, что политические партии приняли решение не выставлять других кандидатов до раскрытия совершенных преступлений.