Голосуйте за Берюрье ! - Сан-Антонио

- Никакого несчастного случая сегодня, мама, не зарегистрировано. Я пойду немного пройдусь.

Прежде чем направиться к руинам садовника, я вытаскиваю из кобуры моего дружка "пиф-пафа" и кладу его рядом с собой на сиденье. Обогнув рощицу и выехав на грунтовую дорогу, ведущую к дому Матье Матье, я замечаю при лунном свете автомобиль Берю и с тяжелым сердцем мчусь к нему. Что случилось с Толстяком? Несомненно, что-то серьезное!

Со стороны водителя дверца открыта, и оттуда торчат две ноги. Я останавливаюсь и бегу туда сломя голову.

Тело Берю, точнее, его верхняя часть, неподвижно покоится на переднем сиденье. Нижняя часть его туловища свисает наружу. Мой Берю, мой Берю! Видно, его прихлопнули в тот момент, когда он собирался выйти из машины. Я склоняюсь над ним и кладу ему на лоб руку. Он еще теплый. Неожиданно раздается громкое чихание, и Тучный приподнимается, опираясь на локоть.

- А, вот и ты, наконец, в Господа-бога отца и сына...- взрывается он.

- Что с тобой случилось, золотко мое?

Толстяк более не сдерживается:

- Случилось то, что, если бы мне попался этот олух, который придумал ремни безопасности, он бы их у меня съел. Знаешь, что произошло? Я приехал сюда после того, как мы с тобой разошлись. Ладно! Машинально я вытаскиваю ключ от противоугонного устройства, открываю дверцу и собираюсь выйти. Ты следишь за моей мыслью?

- Мне это делать легко, потому что, кажется, ты приклепан к сиденью, бедняга!

- Я совсем забыл про ремень. Обычно у меня резкие движения, когда я приступаю к действию. Ноги мои были уже снаружи, и я подался грудью вперед, чтобы выйти, как этот металлический ремень меня полностью блокирует. От неожиданности я роняю ключ в траву. Ладно! Я хочу снять ремень, но... из-за усилия, сделанного мной, чтобы выйти, заклинило треклятую защелку. И как я ни вертел, ни гнул, ни дергал, ни ломал ее - дудки! К тому же невозможно было достать этот б... ключ с земли. Я попытался привлечь к себе внимание, нажимая на сигнал. Однако это все равно, что мочиться в скрипку! Все, чего я добился, это посадил аккумулятор. Выбившись из сил, я в конце концов уснул.

Я хохочу, как двенадцать тысяч пятьсот девяносто сумасшедших. Тучный, пришпиленный к сиденью, словно чудовищное насекомое к подушечке, выглядит фантастически комично. Я жалею, что у меня под рукой нет кинокамеры или, на худой конец, фотоаппарата. Вот была бы потеха для полицейского ведомства!

- У тебя не больше сердечности, чем в пиковой терции! - мычит Его Величество.- Уже несколько часов я жду тебя на холоде. Если хочешь знать, я, может, схватил даже воспаление легких. Послушай, как я кашляю! Я на пути в могилу, а ты веселишься! Что это за дурацкий край, где полицейские пользуются автомобилями с капканами! Если бы он загорелся, я в этот момент был бы уже древесным углем! Поверь мне, это кошмар в случае аварии! Чтобы извлечь отсюда человека, надо иметь полный комплект кузнечного инструмента!

Я пытаюсь раскрыть дьявольскую защелку, но у меня ничего не получается.

- Придется послать рапорт в Главное полицейское управление, Толстяк,- говорю я.- Ты прав, система безопасности оставляет желать лучшего.

Он больше не возмущается, у этого нежного херувима нервы на пределе.

- Что со мной будет, Сан-А, если тебе не удастся меня вызволить?

Я оставляю тщетные попытки починить защелку и ищу ключ в траве. Нахожу его с помощью электрического фонарика.

- Слушай,- говорю я,- веди свой "Боинг" к населенному пункту. Там мы разбудим каретного мастера и с помощью пилы по металлу освободим тебя

Так мы и сделали! Двадцать минут спустя Берю выходит из своей кареты. Он делает несколько шагов, массируя брюхо.

- Это тяжело для нервов! - уверяет он.- Я уже не говорю, что эта чертова застежка превратила мой пупок в почтовый ящик! Ах, как мне жаль косметологов, которых, как Гагарина, закрепляют наглухо в ракетах. Что касается меня, то, если я лишен свободы движений, я - конченый человек.

Он устраивает грандиозный цирк в гостинице, заставляет встать хозяина и подать ему бутылку вина, которую осушает, как победитель этапа в велогонке выпивает свою бутылку Перрье.

Надо признать, что вечера с Толстяком проходят довольно оживленно!

* * *

Мятущийся ветер, срывающий ставни, Словно прическу, к земле пригибает лес. Сталкивающиеся деревья издают мощный гул, Подобный шуму морей, перекатывающих гальку.

Эти выученные еще в начальной школе стихи неотступно толкутся в моем подсознании. Я полностью просыпаюсь. Уже светло, и над СенТюрлюрю гудит сильный ветер. Я не знаю, кто посеял этот ветер, но в любом случае сеятель ветра пожнет бурю. А поскольку год удачный, он может надеяться и на ураган. Рыбачьи суда, должно быть, рыбачат у Ньюфаундленда! Так что, ребята, треска снова поднимается в цене!

Ставни гостиницы изо всей силы хлещут по щекам фасада. Обломки веток липнут к стеклам, после того как их долго носил по воздуху шквалистый ветер. Ну и лето! Вот бы подарить его моему налоговому инспектору! Бесподобное зрелище - смотреть, как носятся по ветру в такую бурю налоговые листки! Кастелянша отеля, видя, что ветер сорвал веревку, на которой сохли скатерти и салфетки, взывает о помощи. Получился отличный бумажный змей, который позабавил бы младших школьников!

Я смотрю, который час на моем личном хронометре. Ровно семь утра. Принимаю душ, бреюсь, натираюсь лосьоном, одеваюсь и направляюсь в столовую.

Бывший унтер-офицер Морбле уже давно на ногах. Его хорошо нафабренные усы блестят, как тюлений хвост. Похоже, он весел, как при эпидемии холеры.

- Уже на ногах? - спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

- Я всегда встаю в четыре часа,- отрезает он.- Только по утрам возможна хорошая работа!

- Кроме работы ночного сторожа,- мягко возражаю я.

- Я хотел сказать: в нашей профессии, мой мальчик. У вас есть чтонибудь новое?

- Еще нет.

- Я так и думал. Вы, молодые, ведете следствие подобно тому, как дети играют в "семь ошибок" - с карандашом и бумагой

Рыжая кастелянша, которой все-таки удалось поймать летающего змея - веревку с бельем, подает нам завтрак.

- Ваш подчиненный,- обращается ко мне Морбле,- подложил мне вчера вечером хорошую свинью.

- Это я отправил Берюрье на задание,- Поясняю я.

- Мне из-за него пришлось остаться несолоно хлебавши и, как говорится, потуже затянуть пояс

- Ему тоже,- с трудом сдерживаю я смех.

Раздается приглушенный телефонный звонок

- Гляди, он еще работает?

В пижаме, разомлевший от сна, появляется великолепный и торжественный Берю.

- Приятного аппетита, господа! - бросает он.

- Привет, Рюи-Блаз,- отвечаю я.

Толстяк почесывает у себя между ног.

- На улице такой ветрище, что даже у жандарма отвалились бы рога,- заключает он

- Послушайте,- протестует Морбле,- мне не очень нравятся подобные шуточки.

- Прошу прощения,- смущенно оправдывается Толстяк.- Я сказал это без задней мысли. Без всякого намека на вас.

- Надеюсь, друг мой, надеюсь. Мадам Морбле всегда хранила безупречную супружескую верность.

Появляется рыжая кастелянша.

- Господин комиссар,- зовет она - Вас к телефону. Но так плохо слышно, боже мой, Так плохо слышно!

- При таком сифоне - объясняет Верзила, - ничего удивительного. У женщин, которые сегодня наденут пышные юбки, будет хорошая клиентура, уж поверьте! Это я вам говорю.

Я беру Трубку, которая болтается на проводе в застекленной кабине

- Алло!

Пунктуальный голос спрашивает меня, действительно ли я Сан-Антонио. В этой буре я вылавливаю лишь один слог из двух.

- Да, да, да, да! - повторяю я в надежде, что моему собеседнику удастся уловить хоть одно "да" из четырех

-:вам... на немед... я ... ться! ... лила вая... ...бе ...

- Мне надо немедленно явиться и куда-то бежать?

- Нет! Новая ... произошла!

Я надрываюсь.

- Новый факт? Вы говорите, что произошло новое событие?

- Да

- Но говорите же, черт возьми!

Человек говорит, но напрасно. Теперь наш разговор представляет собой какое-то пюре из гласных звуков. И я вешаю трубку

- Ну, Толстый, в путь! - роняю я.- Похоже, что-то случилось еще

- Что еще?

- Я не смог разобрать, что мне говорил звонивший Я бегу, а ты Меня догоняй на своей машине. И смотри, не забудь пристегнуть ремень безопасности. При таком ветре это надежнее!

ГЛАВА Х

В комиссариате то же столпотворение, что и позавчера. Люди толкутся у входа. При моем появлении все умолкают. Журналисты украдкой поглядывают на меня и исподтишка посмеиваются. Я прорываюсь в кабинет местного комиссара. Он даже не успел побриться и похож на заплесневелую грушу.

- Ужасно,- бормочет он,- просто ужасно!

- Что происходит, дорогой коллега?

- Независимый кандидат... Погиб этой ночью.

Я топаю ногами.

- Как? Что вы говорите? Это шутка!

- Увы... увы... увы!

- Как это произошло?

Он трясет удрученно своей бедной головой.