У страсти в плену - Анаис Нин

Я не знала, как нужно было ему позировать. Но он думал о другой картине. Он сказал:

— Это будет легко. Я хочу, чтобы вы уснули. Но вы будете завернуты в белые простыни. Я видел что-то в таком роде в Марокко и всегда хотел это нарисовать: женщина, внезапно уснувшая в окружении мотков шелковых ниток, причем ее темные от загара ноги продолжают придерживать рамочку ткацкого станка. У вас красивые глаза, но они должны быть закрыты.

Он ушел в хижину и принес простыни, которые обернул вокруг меня, как платье. Он придал моему телу и рукам нужное ему положение, и немедленно принялся рисовать. День был очень жаркий. Простыни меня согрели еще больше, и поза оказалась такой расслабляющей, что я и вправду уснула. Не знаю, сколько я так проспала, я только ощущала слабость и нереальность происходящего. И во сне я почувствовала нежную руку у себя между ног, очень нежную, ласкающую меня так легко, что необходимо было проснуться, чтобы удостовериться в этом. Рейнольдс склонялся надо мной, но у него было такое восторженное, ласковое выражение, что я не пошевелилась. Его глаза были нежны и губы слегка приоткрыты.

— Только ласка, всего лишь ласка, — прошептал он.

Я не двинулась. Я никогда не испытывала ничего подобного ласке этой руки, касающейся моей кожи между ногами и не достигавшей самого лона. Она только слегка дотрагивалась волос на нем, а затем соскользнула в маленькую долину вокруг лона. Я становилась слабой и податливой. Он наклонился и коснулся своими губами моих и продолжал легко касаться их, пока мой рот ему не ответил. Только тогда кончик его языка дотронулся до моего. Его рука двигалась, бродила, исследовала меня, но делала это так нежно, что это становилось сладостной мукой. Я вся стала влажной, и если бы он только чуть пошевелился, то сразу бы почувствовал это. Слабость разлилась по телу. Каждый раз, когда его язык касался моего, мне казалось, что во мне появляется еще один маленький язычок, желающий, чтобы его тоже трогали. Рука его перемещалась вокруг моего лона и вокруг моих ягодиц, словно он намагничивал кровь и заставлял ее следовать за этими движениями. Его палец тронул мой клитор и соскользнул к губам влагалища. Он почувствовал влажность. Он ощутил ее с удовольствием, лег на меня, поцеловал, а я не шевелилась. Тепло и запахи растений, его рот над моим, — все это действовало на меня, как наркотик. «Только ласка», — повторил он нежно, его палец двигался вокруг моего клитора, пока этот маленький холмик не вспух и не затвердел. И тогда я почувствовала, что словно какое-то зерно прорастает во мне и возникает радость, заставляющая отзываться под лаской его пальцев. Я поцеловала его с благодарностью. Он улыбнулся:

— Ты хочешь поласкать меня?

Я кивнула, но не знала, чего он хотел. Он расстегнулся, и я увидела его фаллос. Я взяла его в ладони. Он сказал: «Сожми крепче». Он увидел, что я не знаю, как это сделать, и тогда взял мою руку и показал. Небольшой беловатый поток пролился мне на кисть. Он привел себя в порядок, застегнувшись. И так же, как я, поцеловал меня благодарным поцелуем.

— Знаете ли вы, что индусы ласкают своих жен в течение десяти дней, прежде чем овладевают ими? Десять дней одних только ласк и поцелуев.

Внезапно воспоминание о Рональде рассердило его — он возмутился тем, как тот выставил меня перед другими.

— Не сердись, — сказала я. — Я рада, что он это сделал. Это заставило меня уйти из деревни, и вот я набрела на твою хижину.

— Я влюбился в тебя, как только услышал твой акцент. Мне почудилось, что я снова путешествую. Твое лицо необычно, как и твоя походка и твои манеры. Ты напомнила мне девушку, которую я рисовал в Фезе. Я видел ее только однажды, и она спала, как ты сегодня. Я всегда мечтал, что разбужу ее так, как разбудил тебя.

— И я всегда мечтала проснуться от такой ласки.

— Если бы ты не спала, я, может быть, не осмелился бы.

— Это ты-то, искатель приключений, который жил с женщиной-дикаркой?

— Я никогда не жил с женщиной джунглей. Это произошло с моим другом. Но он так много об этом рассказывал, что я выучил эту историю наизусть и повторял ее, словно она произошла со мной. Я же очень робок с женщинами. Я могу побить мужчину, побороть его, напиться, но при женщинах я робею, даже если они проститутки. Они смеются надо мной. Но в этот раз все случилось так, как я себе представлял.

— Но на десятый день я уже буду в Нью-Йорке, — засмеялась я.

— На десятый день я отвезу тебя, если тебе нужно будет вернуться. Но пока что ты моя пленница.

Десять дней мы работали на открытом воздухе, лежали на солнце. Солнце согревало меня, и Рейнольдс ждал всякий раз, пока я закрою глаза. Иногда я делала вид, что мне хочется большего. Я думала, что если закрою глаза, он возьмет меня. Мне нравилось, как он подходил ко мне и беззвучно ложился рядом. Иногда он поднимал мое платье и долго смотрел на меня. Затем он трогал меня легко, как будто не хотел разбудить, и ласкал меня до тех пор, пока я не становилась влажной внутри. После этого его пальцы двигались быстрее. Наши рты были соединены, языки касались друг друга. Я научилась брать его фаллос в рот. Это возбуждало его ужасно. Он терял все свое благородство, мягкость, проталкивал фаллос глубоко мне в рот, и я боялась, что меня вырвет. Однажды я укусила его, сделав ему больно, но он, казалось, не обратил не это внимания. Я проглотила белую пену, и когда он целовал меня, наши лица были покрыты ею. Чудный запах семени пропитал мои пальцы. Мне не хотелось мыть руки. Я чувствовала, что мы купаемся в каком-то магическом потоке, но кроме этого ничто больше не связывало нас. Рейнольдс обещал отвезти меня обратно в Нью-Йорк. Он больше не мог оставаться в деревне. А мне надо было искать работу.

Когда мы ехали обратно, Рейнольдс остановил машину и мы расстелили одеяло в лесу, лежали, отдыхали. Ласкали друг друга. Он спросил:

— Ты счастлива?

— Да.

— Сможешь ли ты всегда оставаться счастливой со мной вот так?

— Почему? В чем дело? Почему ты спрашиваешь?

— Послушай. Я люблю тебя. Ты это знаешь. Но я не могу обладать тобой. Однажды я сделал это с девушкой, и она забеременела, и ей пришлось сделать аборт. Она умерла от потери крови. С тех пор я не могу спать с женщинами. Я боюсь. Если такое еще раз случится, я убью себя.

Я никогда не думала о таких вещах. Я молчала. Мы целовались, и впервые он целовал меня между ног, целовал до тех пор, пока у меня не наступил оргазм. Мы были счастливы.

В Нью-Йорке стояла жара, и все художники еще оставались за городом. Работы не было. Я стала модельершей в магазине одежды, но когда мне предложили проводить вечера с покупателями, я отказалась и потеряла место. В конце концов меня приняли в большой магазин на 34-й улице, где кроме меня было еще шесть модельерш. Магазин был огромным и полутемным. Среди длинных рядов одежды стояло несколько скамеек, на которых мы сидели. Мы все время были наготове, ждали, что нас позовут, и надо будет быстро сменить одежду. Когда вызывали кого-то из нас по номеру, мы помогали друг другу. Трое мужчин, работавших в магазине, часто пытались обнять, потрогать нас. Я все время боялась, что останусь с одним из них. Однажды вечером, когда Стефан позвонил мне, чтобы спросить, увидимся ли мы сегодня, один из них подошел ко мне сзади и положил руку на грудь. Не зная, что предпринять, я ударила его, пытаясь не выпустить трубку и продолжать разговор со Стефаном. Но это не обескуражило мужчину. Теперь он гладил мои ягодицы. Я ударила его снова. Стефан спросил: «В чем дело? Что ты делаешь?» Я закончила разговор и повернулась. Мужчина исчез.