Путями Великого Россиянина - Александр Иванченко

Ровней-то, ровней он держался со мной, но слова суетного не ронял. Я же к четырём своим годам умудрился прослыть в Мисайловке не только на наших Боднях, но даже в Надросье и на дальних Ярах несносным забиякой и шкодливым всюдусуйкой, отчего бабка Даромирка, как я теперь понимаю, пребывала в постоянной тревоге: вдруг выкину очередной коник и всерьёз рассержу Зорана, да он откажется со мной заниматься. А его-то она в Мисайловку не с ближнего света призвала. Не могло не тревожить её и другое, куда более существенное: Емеля-Мели-Неделя, авось про уроки Зорана зачну языком плескать. То несведущим кажется, что охота на «ведьм» сошла на нет в эпоху Просвещения. Как бы не так! В 1931 году наш Наркомздрав созвал в Москве всесоюзный съезд экстрасенсов, около двухсот человек съехалось. Съезд продолжал работать полторы недели, пока все не выступили. Потом его участников пригласили якобы на обед в Кремль, на самом же деле на автобусах отвезли их за Москву и расстреляли где-то в лесу под Истрой. Случайно несколько человек на «званый кремлёвский обед» не попали, и кто-то из водителей тех автобусов, рискуя головой, их предупредил, чем спас жизнь и им самим, и многим другим, о ком никаких данных в Наркомздраве, видимо, не имелось и потому участи своих более известных коллег они избежали, но затаиться им пришлось очень надолго.

И я сейчас ещё поражаюсь мужеству Зорана и бабушки Даромиры. Они ведь целиком полагались на мисайловчан. Я ребёнок- существо ненадёжное, а в селе две с половиной тысячи дворов и в каждом самое малое 5–6 душ, а то и 10–12. Всякие могли оказаться. Но Зоран и бабушка Даромира, наверное, знали, в какой мере им может угрожать опасность. Я понял коллективный характер моего села во время гитлеровской оккупации, когда старостой у нас стал не коренной мисайловчанин, а приезжий учитель некто Загоруйко, дезертировавший из Красной Армии и в охотку служивший фашистам, но всё-таки с нешуточной оглядкой – до войны он проработал в Мисайловке семь лет и присмотреться мисайловчанам времени у него было достаточно.

Вот здесь я и скажу о своём селе, история которого выделяется и на фоне истории богуславщины. Но прежде нам придётся опять сделать отступление в общегосударственную историю России.

В 1113 году все иудеи-хазарины, наводнившие Русь при Владимире I, внуке любечского раввина Малка, и семи его единокровцах, сидевших на золотом столе в Киеве после него, из Киевской Руси были изгнаны Владимиром Мономахом. Но проникать в пределы Руси, а затем и России они всё же, несмотря на грозившие им опасности, стремились всеми способами, особенно при Петре I, который официально въезд в Россию евреям хотя и запретил, однако как раз при нём им удалось создать в Москве так называемую «Немецкую» слободу под видом лютеранцев. Рядясь, то в голландских, то в германских, то в «гишпанских», то ещё в каких-то негоциантов, оседали они и в других городах и селениях нашей страны. Под разными ликами и в разных ипостасях находились они и при царском дворе. Например, известный петровский дипломат барон Пётр Павлович Шафиров-сын крестившегося ради карьеры при российском посольском приказе французского, но, судя по фамилии, скорее ка- кого-то восточного еврея Берко-Псахия Шафира и жены его Ревекки.

Но, поскольку большинство евреев, называвших себя христианами, продолжали тайно исповедовать иудейство, занимались ростовщичеством и другими недозволенными в России вещами, императрица Елизавета Петровна в 1742 году издала Указ, в котором, в частности, говорилось:

«Из всей нашей Империи как из Великороссийских, так и из Малороссийских городов и сёл, и деревень всех мужеска и женска пола жидов (то есть лиц еврейского вероисповедания. – А. И.), какого бы звания и достоинства ни был, по объявлению сего высочайшего нашего указа со всех их имением немедленно выслать за границу, и впредь оных ни под каким видом в нашу Империю ни для чего не впускать».

Вернувшийся к нам из Русского Зарубежья писатель Всеволод Никанорович Иванов в романе «Императрица Фике» описал, как Екатерина II, не будучи ещё самодержавной императрицей, скорбно выстаивала сутками у начинавшегося разлагаться трупа Елизаветы Петровны, демонстрируя россиянам свою преданность дщери Петра, но, дворцовым путчем ворвавшись на престол, всю внутреннюю политику Елизаветы Петровны она скоро забыла, в том числе и её Указ 1742 года. Вопреки всем существовавшим в России настроениям и предрассудкам относительно евреев новая императрица, укрепившись на троне, в ноябре 1769 года послала киевскому генерал-губернатору Воейкову предписание, в котором не столько разрешала, сколько требовала поселять евреев во вновь созданной Новороссийской губернии в качестве колонистов. А перед этим, дабы осуществить свои намерения по водворению евреев в Россию, проделала подготовительную работу, ведя тайную переписку с рижским генерал-губернатором Брауном, особо доверенным курьером между которым и ею служил некий секунд-майор Ртищев.

«Когда от Канцелярии Опекунства будут рекомендованы некоторые иностранные купцы Новороссийской губернии, – писала она Брауну, когда ещё никаких «иностранных купцов» в Новороссийском крае не имелось, – то им разрешить проживание в Риге для производства торговли на таких же основаниях, как это дозволено законом купцам других русских губерний в Риге. Ежели, далее, эти купцы отправят в Новороссию своих приказчиков, уполномоченных и рабочих, то выдать им для безопасного пути, независимо от их вероисповедания, надлежащие паспорта и давать им провожатых. Ежели, наконец, из Митавы прибудут три или четыре человека, которые пожелают отправиться в Петербург из-за требований к казне, то выдавать им паспорта без указания национальности и не наводя справок об их вероисповедании, а обозначить в паспортах только их имена. Для удостоверения своей личности эти люди предъявят письмо находящегося в Петербурге купца Левина Вульфа».

Слова «евреи» в письме не было, но секунд-майор Ртищев Брауну, несомненно, всё объяснил надлежащим образом. И он немедленно был командирован в Митаву, откуда 7 мая 1764 года вернулся в Ригу с семью евреями. Далее в Петербург с ним отправились три купца: Давид Леви, Моисей Арон и Израиль Лазарь, а также их приказчик или рабочий Яков Маркус. В Петербурге же заботливая Екатерина присоединила к ним раввина Израиля Хаима и двух его служок Натана Авраама и Лазаря Израиля из Бирзена.

В посланном с Ртищевым ответном письме императрице Браун писал: «... не могу поручиться, удалось ли сохранить в этом деле тайну, поскольку евреи прибыли в Ригу открыто и, сколько я знаю эту нацию, отъезд их тоже едва ли остался в тайне».

Рижскому генерал-губернатору Брауну это поручение императрицы, надо полагать, удовольствие не доставило, так как рижское купечество и бюргерство, да и местное население, вели борьбу против разрешения евреям проживать в Риге и заниматься торговлей или какими-либо другими своими делами. На краткое время им позволялось останавливаться лишь в одном заезжем дворе – Московском форштате, но без всяких сношений с жителями города.

Что вызвало у Екатерины такое необыкновенное благоволение к евреям, сказать со всей определённостью трудно, версий существует много, но какая-то серьёзная причина для этого была, безусловно. Иначе с чего бы это вдруг в 1780 году она, всемогущая и уже великая, изволила посетить в Могилёвской губернии вновь образованное еврейское местечко Шклов (отсюда, кстати, фамилии-псевдонимы известных в нашей литературе Шкловского и Чуковского, приложивших немало усилий к тому, чтобы таких гигантов русской литературы, как Лев Толстой и Николай Некрасов, мы читали и воспринимали так, как они того хотели). На пышной церемонии в Шкло- ве еврейский хор пропел императрице России благодарение на трёх языках: идиш, немецком и русском:

«Ты дозволила нам проживать в твоей стране в мире и безопасности, под сенью твоего благоволения и под охраной твоего скипетра, в согласии с природными жителями. Как и они, мы восхищаемся твоим величием, как и они, мы проникнуты бессмертием твоей славы, как и они, мы счастливы тем, что мы твои подданные «.

Из того, что я скажу дальше о Богуславе, по аналогии можно заключить, что природные жители Малороссии, однако, не особенно радовались обретением Российской империей новых подданных.

Тогда, в 1764 году, с водворением евреев на постоянное местожительство в Новороссийскую губернию у Екатерины ничего не получилось. Помня Указ Елизаветы Петровны и не получив пока прямых предписаний новой императрицы, местные власти при появлении их в Новороссийском крае незамедлительно выдворяли незваных пришельцев восвояси, несмотря на наличие у них паспортов без указания национальности. Достаточным указанием на это служила внешность их владельцев, а в Указе Елизаветы Петровны прямо говорилось: «... ни под каким видом... ни для чего...».