Церковь воинствующая - протоиерей Владимир Чугунов

Стал я умолять отца Никанора раздать бедным накопленное за годы пребывания в монастыре деньги. И послушался меня, послушника, старец. Всё роздал, исповедался мне, грешному, хоть и не по уставу это, и почил в мире. Вы не можете представить, сколько радости доставляет душе такое дело. Как живо тогда видится близость и любовь к нам, грешным, Господа. Но как Господь изливает на такие дела своё благословение и милость, равным образом и враг – всю ненависть и злобу.

Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из злостно настроенных не кинул в меня камень, не уготовил пакость. Только и слышишь: «Ах ты, палка еловая, святоша окаянный!»

Один раз выдернули из-под меня лестницу, так что я едва не убился. Другой раз окатили в бане кипятком. Или просто били в пьяном угаре. А когда спросишь: «За что?» Отвечают: «Ты же святой! А святых всегда били!»

Нет, дорогие мои, не напрасно грянул бич Божий. Помните, что Иоанн Кронштадтский говорил ещё во времена первых смут, усмиренных старанием мученика, убиенного Петра Аркадьевича Столыпина? «Если власти, – говорил он, – не примут меры и не освободят Русь от плевел, Господь пошлёт бич в лице нечестивых правителей, и они зальют всю землю кровью». Сколько этих плевел, знали бы вы, было в наших монастырях. А Лавра – сердце России. От больного сердца всему организму плохо. И тогда и впрямь – не обойтись без вмешательства Мудрого Врача. Дай Бог, чтобы пришло выздоровление.

Пришлось также келейничать мне у иеросхимонаха Николая, человека задумчивого и угрюмого. Чем-то схожи они были с покойным Никанором. И когда заболел старец, так страдал, что то и дело, завидев меня, кричал:

– Убей, убей меня, Зосима, не могу больше мучиться!

– Что говорите, старче, смерти нет. Ещё тяжелее станут ваши муки, если не покаетесь. Пока не поздно, раздайте весь этот хлам нищим, не долго вам жить осталось. Вспомните: «Блажени милостивии…»

Дал приложиться ему к Евангелию. «Легче, – говорю, – будет».

А он взял и бросил книгу на пол. Я встал на колени перед растрёпанной на полу книгой, поднял.

– Господи, – говорю, – Ты всегда беседуешь с нами посредством сей книги. И сколько ангелов вьётся вокруг неё!

Старец зарыдал, стал рвать на себе одежду.

– Если б ты знал, Зосима, какой я грешник! Если б ты знал!.. Дай облегчить душу, прими покаяние, умоли Бога, чтобы не мучиться там так, как теперь здесь!

– Старец, я кликну духовника, и вы покаетесь.

– Не смей, не надо духовника. Только тебе открою душу, никому более. Принимай покаяние, иначе убью себя… Сжалься надо мной, Зосима, ты ещё молод, я старик, когда станешь духовником, тогда и отпустишь мне грехи.

Я покорился. И чего только не наслушался от него. Представьте себе, грехов своих он никогда не открывал из стыда, к Святым Тайнам приступал всю жизнь в суд и осуждение. Несчастный извивался и корчился от душевных мук, как от физической боли.

Опустился я тогда на колени пред иконой Царицы Небесной и со слезами стал молить о помиловании кающегося грешника. Тогда я дал ему обещание, если кто попросит за него отпустить грехи, когда буду иметь на то право, то прочту разрешительную молитву. А пока не поздно стали мы с ним раздавать всё его имущество. И тоже отошёл он тихо, с молитвой.

Лишь много лет спустя, по просьбе моей духовной дочери я отпустил ему грехи на её главе. И, думаю, несказанно возрадовалась в ту минуту его душа! Ведь связь с умершими очень тесная. Было видение одному старцу адского пламени, той непрестанно текущей реки. Видел он стоящего близ неё ангела, который, заметив, как один из грешников улыбнулся, спросил его о причине. «Вот уже сто лет, – ответил он, – как я нахожусь в этих страшных муках, утратив всякую надежду на помилование, но сегодня, наконец, родился человек, который будет меня поминать и я спасусь».

Однажды послали меня по вокзалам собирать милостыню на монастырь. «Это дело по нём, пусть юродствует!» – посмеялись мне вслед.

Взял я в руки палку, котомку и пошёл. Как я уже сказал, прошло немало лет и многих из пришедших гораздо позже меня уже рукоположили, а я всё был в прежнем чине, простой монах. И не то чтобы особо кручинился об этом, но время от времени думал.

Сижу я раз на вокзале с монастырской кружкой, подошёл ко мне трёхлетний мальчик, встал напротив и смотрит в глаза. Знаете, как детки иногда? Глазки кругленькие такие, ясные! Дай, думаю, спрошу его?

– Скажи-ка, голубчик, буду ли я иеродиаконом?

Конец ознакомительного фрагмента.