Кровожадный Карнавал - Лемони Сникет

— Крах, — проговорила Солнышко.

— Солнышко права, — согласилась Вайолет. — Надо быть осторожнее.

— Правильно, — сказал Клаус, — мы же не хотим…

Чего именно они не хотели, он не успел договорить, потому что послышался глухой «бряк», а вслед за тем громкий и звонкий «дзынь!», тем закончив за него фразу.

Одна из самых досадных вещей в жизни заключается в следующем: от того, что тебе хочется или не хочется, совершенно не зависит то, что происходит или не происходит на самом деле. Например, вам хочется быть автором, который спокойно сидит себе дома и работает. Но случается нечто, отчего вы становитесь автором, который лихорадочно работает в чужих до-мах, причем зачастую без ведома хозяев. Вы, скажем, хотите жениться на любимой женщине, но случается нечто такое, что препятствует вашему желанию, и вы никогда больше не видите друг друга.

Вы хотите узнать что-то важное о ваших родителях, но случается нечто такое, отчего вам еще долгое время не доведется этого узнать. И в данном случае вы очень хотите, чтобы хрустальный шар не скатился со стола и не разбился вдребезги, а если это случилось, то чтобы звонкий треск не привлек ничьего внимания. Однако печальная истина состоит в том, что ваши желания не имеют никакого значения, недаром она и зовется печальной. Несчастья могут следовать за несчастьями в жизни любого человека независимо от того, хочет он чего-то или не хочет, и хотя троим Бодлерам вовсе не хотелось, чтобы клапан па-латки открылся, в тот момент, когда день на Карнавале Калигари начал клониться к вечеру, в шатер вошла Мадам Лулу, то есть произошло именно то, чего бодлеровские сироты очень не хотели.

Глава седьмая

— Что вы делаете тут, пожалуйста?! — крикнула Мадам Лулу. Она бросилась к детям, глаза у нее засверкали так же злобно, как сверкал глаз, висящий у нее на шее. — Что делают уроды в шатре, пожалуйста? Что делают уроды под столом, пожалуйста? Ответьте, пожалуйста, сию же минуту, пожалуйста! Иначе вы очень, очень пожалеете, пожалуйста, спасибо!

Бодлеровские сироты подняли головы и уставились на поддельную гадалку, и тут произошла странная вещь. Вместо того, чтобы задрожать от страха, или вскрикнуть от ужаса, или прижаться друг к другу, услыхав крики Лулу, дети проявили непомерную стойкость, иначе говоря, «совсем не испугались». Теперь, когда они знали, что у Мадам Лулу на потолке устроен механизм, производящий молнию, а под столом — газетная библиотека и она с ее помощью изображает из себя таинственную чародейку, как она для них превратилась просто в женщину со странным акцентом и плохим характером, которая владеет важными для них сведениями. Мадам Лулу продолжала бесноваться, а Вайолет, Клаус и Солнышко наблюдали за ней, не испытывая при этом ни малейшего страха. Мадам Лулу все вопила и вопила, но дети-то злились на нее не меньше, чем она на них.

— Как вы посмели, пожалуйста, ступать в шатер без разрешения Мадам Лулу?! — кричала она. — Я хозяйка Карнавала Калигари, пожалуйста, вы должны повиновать мне каждую минуту вашей уродской жизни! Никогда, никогда, пожалуйста, я не встретила уродов таких неблагодарных к Мадам Лулу! Теперь вы попали в пребольшую беду, пожалуйста!

Лулу между тем успела дойти до стола и увидеть сверкавшие вокруг осколки битого стекла.

— Вы разбивали хрустальный шар! — завопила она, тыча в Бодлеров длинным грязным ногтем. — Вы должны стыдить себя, уродов! Хрустальный шар очень ценная вещь, пожалуйста, у него магическая сила!

— Обман! — крикнула Солнышко.

— Этот хрустальный шар не был магическим! — сердито перевела Вайолет. — Он из простого стекла! И вы никакая не гадалка! Мы осмотрели ваше устройство для молнии и нашли ваш газетный архив!

— Тут все сплошное надувательство. — Клаус обвел рукой палатку. — Это вам должно быть стыдно!

— Пожа… — начала Мадам Лулу, но тут же закрыла рот. Она посмотрела на Бодлеров, глаза ее широко раскрылись, она хлопнулась в кресло, положила голову на стол и заплакала.

— Да, я стыжусь самой себя! — запричитала она без всякого акцента. Она подняла руку, быстрым движением размотала тюрбан, так что длинные светлые волосы упали по сторонам ее заплаканного лица. — Я безмерно стыжусь себя, — выговорила она между всхлипами, и плечи ее затряслись от рыданий.

Бодлеры переглянулись, а потом опять уставились на сидящую перед ними плачущую женщину. Порядочным людям бывает трудно сердиться на плачущего человека, вот почему бывает полезно расплакаться, когда на вас кричит порядочный человек. Трое детей наблюдали, как Мадам Лулу продолжает плакать, изредка вытирая глаза рукавом, и им самим невольно взгрустнулось, хотя гнев их и не остыл.

— Мадам Лулу, — начала Вайолет твердым тоном, хотя и не таким твердым, каким бы ей хотелось, — почему вы…

— О нет! — взвыла Мадам Лулу, услышав свое имя. — Не называйте меня так! — Она поднесла руку к горлу и дернула шнурок, на котором висел глаз. Шнурок лопнул, и она бросила его на пол в кучу осколков, продолжая рыдать. — Меня зовут Оливия, — выговорила она наконец и прерывисто вздохнула. — Я не Мадам Лулу и не гадалка.

— Тогда зачем вы притворяетесь? — спросил Клаус. — Почему вы в таком наряде? Почему помогаете Графу Олафу?

— Я стараюсь помогать всем, — печально ответила Оливия. — Мой девиз: «Давайте людям то, что они хотят». Потому-то я здесь, на Карнавале. Я притворяюсь гадалкой и говорю людям то, что они хотят услышать. Если сюда приходит Граф Олаф или кто-то из его соучастников и спрашивает, где находятся Бодлеры, я говорю им. Если заходит Жак Сникет или кто-то другой из волонтеров и спрашивает, жив ли его брат, я говорю им.

У Бодлеров в голове толпилось столько вопросов, что они не знали, с которого начать.

— А где вы берете ответы? — Вайолет показала на горы газет под столом. — Откуда все эти материалы?

— В основном из библиотек. — Оливия вытерла глаза. — Если хочешь, чтобы люди считали тебя гадалкой, ты должна отвечать на их вопросы, а ответы на почти все вопросы где-нибудь да записаны. Просто для этого требуется какое-то время. Мне пришлось долго собирать свою библиотеку, но у меня пока еще нет ответов на все вопросы. Поэтому изредка, если я не знаю ответа на чей-то вопрос, приходится его придумывать.

— А когда вы сказали Графу Олафу, что один из наших родителей жив, — спросил Клаус, — вы это придумали или знали ответ?

Оливия нахмурилась:

— Граф Олаф не спрашивал меня про родителей карнавальных уро… Постойте. Голоса у вас звучат по-другому. Беверли, у тебя лента в волосах, а у второй головы очки. Что происходит?

Трое детей удивленно взглянули друг на друга. Они были так увлечены разговором с Оливией, что совершенно забыли про свой маскарад. Но теперь маскарад был, пожалуй, уже ни к чему. Детям требовалось, чтобы на их вопрос ответили честно и правдиво, и, как им казалось, Оливия скорее даст честные ответы, если они сами будут честны и правдивы. Поэтому, ничего не ответив, Бодлеры встали и сняли маскарадное одеяния. Вайолет и Клаус расстегнули свою общую рубаху, освободили спрятанные внутри нее руки, вышли из брюк с меховыми отворотами, а Солнышко выпуталась из окутывавшей ее бороды. Не прошло и двух минут, как Бодлеры оказались в своей обычной одежде — все, кроме Вайолет, на которой оставался больничный халат с тех пор, как она находилась в хирургическом отделении. А рядом с ними на полу лежала кучка маскарадной одежды. Старшие Бодлеры да_ же потрясли энергично головами (в смысле «стряхнули с волос пудру») и потерли лица, так что исчезли шрамы, изменявшие их наружность.

— Я не Беверли, — проговорила Вайолет, — и это не вторая голова, а мой брат. И это не Волчонок Чабо. Это…

— Я знаю, кто она, — прервала ее Оливия, с изумлением их разглядывая. — Я знаю, кто вы такие. Вы — Бодлеры!

— Да, — подтвердил Клаус и улыбнулся, и сестры тоже улыбнулись. Казалось, прошло лет сто с тех пор, как их называли Бодлерами, и теперь, когда Оливия догадалась, кто они такие, они словно наконец стали самими собой, а не карнавальными уродами или еще какими-нибудь поддельными личностями. — Да, — повторил Клаус, — мы Бодлеры, и нас пока трое. Возможно, хотя мы не уверены, существует еще и четвертый. Мы предполагаем, что кто-то из наших родителей жив.

— Не уверены? — переспросила Оливия. — Разве об этом не сказано в сникетовском досье?

Клаус опять вытащил из кармана тринадцатую страницу.

— Мы стараемся отыскать остальные страницы раньше, чем их найдет Олаф. На последней говорится, что предположительно во время пожара уцелел один человек. Известно ли вам — правда это или нет?

— Понятия не имею, — призналась Оливия. — Я сама ищу сникетовское досье. Гоняюсь за каждым листком, который проносит мимо ветер.

— Но Графу Олафу вы сказали, что один из наших родителей жив, — запротестовала Вайолет, — и прячется в Мертвых Горах.