Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия - Кэрол Теврис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осознавали ли пассажиры то, как потребность во взаимности влияет на их поведение? Абсолютно нет. Когда механизм взаимности начинает работать, за ним следуют самооправдания: «Я всегда хотел купить „Бхагавад-гиту“ и узнать, что она собой представляет». Влияние подаренного цветка не осознается. «Это просто цветок», — говорит пассажир. «Это всего лишь пицца», — говорит врач-стажер. «Это всего лишь небольшое финансовое пожертвование, которое нам необходимо, чтобы провести этот образовательный симпозиум», — говорит врач. Но влияние цветка-подарка и его аналогов — это одна из причин, по которой количество контактов врачей с представителями фармацевтических компаний положительно коррелирует со стоимостью лекарств, прописанных впоследствии этими врачами. «Этот представитель компании очень убедительно говорил о новом лекарстве, я должен его попробовать, моим пациентам оно поможет», — как только вы приняли подарок, каким бы незначительным он ни был, процесс запускается. У вас возникнет побуждение дать что-то взамен, даже если поначалу это будет только ваше внимание, готовность выслушать, симпатия по отношению к тому, от кого вы получили подарок. В итоге вы будете более склонны прописать это лекарство, принять судебное решение в пользу дарителя, отдать ему на выборах ваш голос. Ваше поведение изменяется, но благодаря «слепым зонам» и самооправданиям ваши представления о собственной интеллектуальной и профессиональной честности не меняются.
Карл Эллиот, специалист по биологической этике и философ, который раньше был врачом, много писал о том, как небольшие подарки заманивают в ловушку их получателей. Его брат Хэл, психиатр, рассказал ему, как вошел в круг лекторов, представляющих крупную фармацевтическую компанию. Сначала они попросили его прочитать в одной соседской общине лекцию о депрессии. Почему бы и нет, подумал он, это будет полезно для общества. Потом они попросили его выступить на ту же тему в госпитале. Затем они стали давать ему рекомендации по поводу содержания его выступления, побуждая его говорить не о депрессии, а об антидепрессантах. Потом они сказали, что могут его включить в национальный комитет лекторов, «где уже настоящие деньги». Через некоторое время они попросили его читать лекцию о своем новом антидепрессанте. Вспоминая об этом, Хэл говорил своему брату:
«Это похоже на ситуацию, когда вы — женщина и ваш босс на вечеринке говорит вам: „Послушай, окажи мне услугу, будь милой и любезной вон с тем парнем“. И ты видишь, что парень симпатичный, а ты свободна, и отвечаешь: „Почему бы и нет? Я могу это сделать“. Вскоре вы оказываетесь на пути в Таиланд в грузовом отсеке самолета без опознавательных знаков, и, прилетев в Бангкок, окажетесь в борделе. И вы говорите: „Ай, это совсем не то, на что я соглашалась“. Но вам следует спросить себя: „А когда я сделала первый шаг к проституции? Не на той ли вечеринке?“»[61].
Сегодня даже специалисты по этике попадают в ловушку: этих «сторожевых псов морали» приручили лисы, которых они обучались ловить. Фармацевтическая и биотехнологическая отрасли предлагают плату за консультации, контракты и гонорары биоэтикам, тем самым людям, которые пишут, в числе прочего, об опасностях конфликта интересов между профессиональным долгом и материальными интересами у врачей. Карл Эллиот описал, как его коллеги оправдывают то, что берут деньги. «Защитники корпоративных консультаций часто негодуют по поводу предположения, что, принимая деньги от отрасли, они ставят под сомнение свою непредвзятость или что их моральные суждения утрачивают объективность», — пишет он.
«Объективность — это миф, — сказала мне биоэтик Эван Деренцо, приводя аргументы из феминистской философии в поддержку своей точки зрения. — Я не думаю, что среди живых есть кто-то, абсолютно не заинтересованный в том, какие результаты принесут его действия». Это весьма изобретательное самооправдание, которое поможет вам избавиться от диссонанса: «Раз уж настоящей объективности все равно не бывает, я могу принять плату за консультацию».
Томас Дональдсон, директор программ по этике в школе бизнеса Уортон (Wharton), оправдывал эту практику, сравнивая консультантов с независимыми бухгалтерскими фирмами, которые компания может нанять для аудита своих финансов. Почему бы не провести аудит их этических принципов? Эта попытка самооправдания также привлекла внимание Карла Эллиота. «Этический анализ совсем не похож на финансовый аудит», — говорит он. Злоупотребления бухгалтера можно обнаружить и проверить, но как вы обнаружите злоупотребления консультанта по этике? Эллиот продолжает: «Как вы определите разницу между консультантом по этике, изменившим свое мнение по вполне легитимным причинам, и консультантом, сделавшим это из-за денег? Как вы отличите консультанта, нанятого за его честность, и того, кого наняли, потому что он поддерживает план действий компании?» [62]. Все же, усмехается Эллиот, мы, возможно, должны быть благодарны Совету по этическим и правовым вопросам Американской медицинской ассоциации (АМА), выступившему с инициативой образовательной программы для врачей, посвященной этическим проблемам, связанным с принятием подарков от фармацевтической отрасли. Эта инициатива получила финансовую поддержку от ряда фармацевтических компаний: Eli Lilly and Company; GlaxoSmithKline, Inc.; Pfizer, Inc.; U. S. Pharmaceutical Croup; AstraZeneca Pharmaceuticals; Bayer Corporation; Procter amp; Gamble и Wyeth-Ayerst Pharmaceutical, предоставивших подарки для врачей общей стоимостью в 590 000 $.
Мозговой сбой«Эл Кампанис был очень приятным, даже добрым и все же человеком с изъяном, допустившим одну колоссальную ошибку за тот 81 год, который он прожил на Земле — ошибку, которая навсегда будет связана с его образом».
спортивный журналист Майк Литтвин по случаю смерти Кампаниса, 1998 г.
Телевизионная вечерняя информационная программа Nightline 6 апреля 1987 г. посвятила весь выпуск сорокалетию дебюта Джеки Робинсона в высшей бейсбольной лиге. Тед Коппел интервьюировал Эла Кампаниса, главного менеджера бейсбольной команды Dodgers из Лос-Анджелеса, который был связан с этой командой с 1943 г. и был одноклубником Робинсона в команде Royals из Монреаля в 1946 г. В том году он ударил по лицу белого игрока, оскорбившего Робинсона, и потом выступал за доступ темнокожих игроков в высшую бейсбольную лигу. Но потом, беседуя с Коппелом, Кампанис поставил свой мозг на «автопилот». Коппел спросил Кампаниса как старого друга Джеки Робинсона, почему в бейсболе не было темнокожих менеджеров, главных менеджеров или владельцев команд. Кампанис сначала отвечал уклончиво: вы сначала должны заслужить репутацию, работая в низших лигах, а это плохо оплачивается, но Коппел был настойчив.
Коппел: Да, но в глубине души… вы знаете, что тут много вранья. Я имею в виду, что есть много темнокожих игроков, много великих темнокожих бейсболистов, которые бы очень хотели занимать должности менеджеров, и, о чем я вас на самом деле прошу — раскройте эту проблему. Просто скажите мне, почему, как вы думаете, так получается? В бейсболе и сегодня много предвзятости?
Кампанис: Нет, я не думаю, что это предвзятость. Я на самом деле думаю, что им не хватает некоторых необходимых качеств, чтобы быть менеджером, или, возможно, главным менеджером.
Коппел: Вы действительно в это верите?
Кампанис: Ну, я не скажу о них всех, но им, определенно, чего-то не хватает. Сколько среди них куотербеков (разыгрывающих в американском футболе — примеч. пер.)? Скольких вы знаете темнокожих питчеров (подающих в бейсболе — примеч. пер.)?
Через два дня после этого интервью и взрыва негодования публики, вызванного им, бейсбольный клуб Dodgers уволил Кампаниса. Через год он заявил, что был «измотан» во время интервью и не был самим собой.
Кем же был настоящий Эл Кампанис? Расистом или невинной жертвой «политкорректности»? Ни тем, ни другим. Это был человек, любивший и уважавший тех темнокожих игроков, которых лично знал, вставший на защиту Джеки Робинсона, когда подобное поведение не было модным и ожидаемым, но у него была «слепая зона»: Кампанис полагал, что темнокожие могут быть великими игроками, но они недостаточно умны для роли менеджеров. Он искренне признался Коппелу, что не понимает, что плохого в таких взглядах: «Я не считаю, что это предубежденность», — сказал он. Кампанис не лгал и не лукавил. Но, поскольку он был главным менеджером, то от него зависело, назначать ли менеджерами темнокожих людей, и его «слепая зона» приводила к тому, что он даже не задумывался о подобной возможности.
Подобно тому, как мы замечаем лицемерие у других людей, но не у себя, подобно нашей убежденности, что деньги могут влиять на других людей, но не на нас, мы обнаруживаем предубеждения у других, но свои собственные — не замечаем. Благодаря «слепым зонам», защищающим нашу самооценку, мы полагаем, что у нас нет предвзятости, т. е. иррациональных или злых чувств по отношению ко всем членам другой группы. Поскольку мы не иррациональны и не злы, любые наши негативные чувства по отношению к другой группе — оправданы, наши антипатии — рациональны и обоснованы. Это с их предубежденностью нам нужно как-то справиться. Подобно хасидам, стучащим в дверь «для непредубежденных» в Музее толерантности, мы слепы по отношению к нашей собственной предубежденности.