Ночь на перекрестке - Жорж Сименон

Вдруг Эльза громко разрыдалась, выскочила из комнаты, побежала к себе и, дрожа всем телом, бросилась на диван.

Мегрэ жестом приказал Люкасу следить за ней, а сам занялся раненым. Привычными движениями человека, которому не внове подобные ситуации, он осторожно и быстро снял с него пиджак и жилет.

 — Только ничего не бойтесь. Мы послали за доктором. Эльза у себя в комнате.

Снедаемый глубокой тревогой, Карл молчал и беспокойно глядел по сторонам, словно пытаясь разгадать какую-то мрачную тайну.

 — Сейчас я вас допрошу. Но…

Комиссар наклонился над обнаженным торсом датчанина и недовольно поморщился.

 — В вас всадили две пули, однако рана в спине далеко не свежая.

Выглядела эта рана ужасающе: кусок кожи размером в десять квадратных сантиметров был вырван, а мышечная ткань буквально изрублена, сожжена, вздута, испещрена полосками свернувшейся крови. Рана не кровоточила и, следовательно, была нанесена несколькими часами раньше.

И напротив, вторая — в левую лопатку — была совсем свежей. Промывая ее, Мегрэ задел и ненароком уронил на пол деформированный кусочек свинца, который сразу же поднял, разглядел и убедился, что пуля эта не от револьвера, не от пистолета, а от карабина — точно такая, как та, что убила г-жу Гольдберг.

 — Где Эльза? — снова пробормотал раненый, с трудом заставляя себя не корчиться от боли и сохранять спокойное выражение лица.

 — У себя в комнате. Не шевелитесь… Вы видели человека, стрелявшего в вас только что?

 — Нет.

 — А другого? Где это произошло?

Андерсен сощурил глаза, чуть приоткрыл рот, намереваясь ответить, но, окончательно обессилев, отказался от этой попытки.

Едва заметным жестом левой руки он дал понять, что не в состоянии разговаривать.

 — Ваше заключение, доктор?

Продолжительное пребывание в полумраке действовало на нервы. Во всем доме имелись только две керосиновые лампы: одну поставили в комнате раненого, другую — у Эльзы.

Внизу зажгли свечу, освещавшую лишь половину гостиной.

 — Если не возникнет непредвиденных осложнений, он выпутается. Первое ранение, действительно, тяжелое. Рана нанесена, по-видимому, вскоре после полудня или, возможно, чуть раньше. Выстрел в спину был произведен в упор из браунинга. Подчеркиваю: совсем в упор. Я даже готов допустить, что ствол пистолета упирался в живую плоть. Возможно, что пострадавший сделал какое-то обманное движение и только благодаря этому уклонился от смертельного ранения. Задетыми оказались лишь ребра. Кровоподтеки на плече и предплечье, царапины на руках и коленях — все это, полагаю, связано с этим же обстоятельством…

 — А другая пуля?

 — Раздробила лопатку. Необходимо хирургическое вмешательство не позднее чем завтра. Могу дать адрес одной парижской клиники. Правда, здесь недалеко тоже есть больница, но если пациент не стеснен в средствах, советую перевезти его в Париж.

 — Мог ли он передвигаться после первого ранения?

 — Вполне вероятно, поскольку не был поражен ни один жизненно важный орган. Так что тут все зависело от воли и энергии. И все-таки, боюсь, его плечевой сустав может остаться навсегда неподвижным.

Ночные поиски в парке не дали ничего. Позже, когда рассвело, агенты снова тщательно прочесали весь участок.

Вскоре Мегрэ вернулся в комнату Карла Андерсена. Тот встретил его со вздохом облегчения.

 — Где Эльза?

 — У себя. Я уже дважды сказал вам об этом.

 — Почему?..

И опять датчанина охватило болезненное волнение: оно чувствовалось и в его взгляде, и в подергивании лица.

 — Есть у вас враги?

 — Нет.

 — Попробуйте успокоиться. Расскажите мне только одно: как, где и когда вы получили первое ранение? Отвечайте медленно, щадите свои силы.

 — Я поехал в дирекцию фирмы «Дюма и сыновья»…

 — Но ведь вы там не были.

 — Хотел быть. У Орлеанской заставы кто-то жестом предложил мне остановить машину.

Карл попросил пить, осушил целый стакан воды и, глядя в потолок, продолжал:

 — Этот человек сказал, что он из полиции. Даже показал мне удостоверение, которое я не посмотрел. Он приказал мне пересечь Париж и выехать на Компьеньское шоссе. Еще он сказал, будто мне предстоит очная ставка с каким-то свидетелем.

 — Как он выглядел?

 — Высокий, в мягкой серой шляпе… Уже перед самым Компьенем шоссе пересекает лес. На одном из поворотов я почувствовал удар в спину. Чья-то рука ухватилась за руль, который я держал, а меня стали выталкивать из машины. Я потерял сознание. Пришел в себя, лежа в кювете. Машины уже не было.

 — В котором часу это произошло?

 — Часов в одиннадцать утра. Не знаю. Часы в машине испортились. Я побродил по лесу, чтобы прийти в себя и не торопясь подумать. Чувствовал сильное головокружение. Слышал, как вдали проходили поезда. В конце концов набрел на небольшую железнодорожную станцию. В пять часов прибыл в Париж и снял номер в гостинице. Там привел себя в порядок, почистил одежду. Ну, и вот я здесь.

 — Вы приехали сюда тайком, незаметно?

 — Да.

 — А почему?

 — Сам не знаю.

 — Вам кто-нибудь встретился?

 — Нет, я вошел через парк, а не со стороны автострады. В момент, когда я подошел к крыльцу, раздался выстрел… Мне бы хотелось повидать Эльзу.

 — Вам известно, что ее пытались отравить?

Мегрэ даже приблизительно не представлял себе, какое действие возымеют эти слова. Датчанин рывком приподнялся на кровати, впился взглядом в Мегрэ, пролепетал:

 — Неужели правда?

И сразу же вроде бы повеселел, словно освободившись от тяжкого кошмара.

 — Я хочу ее видеть, скажите ей.

Мегрэ отправился в комнату Эльзы. Она лежала на диване, вперив пустой взгляд в потолок. Перед ней сидел Люкас и не сводил с нее глаз.

 — Хотите пройти к нему?

 — А что он сказал?

Она все еще выглядела напуганной, нерешительной. Переступив порог комнаты брата, она сделала два неуверенных шага, рванулась к кровати раненого и, говоря что-то на родном языке, крепко обняла его.

Люкас был мрачен и следил за Мегрэ.

 — Ну как, шеф, вы-то сами уже разобрались, что к чему?

Комиссар неопределенно повел плечами и вместо ответа распорядился:

 — Ты должен убедиться в том, что «гаражист» еще в Париже. Потом позвони на Набережную — пусть завтра при первой же возможности пришлют хирурга. А еще бы лучше — сегодня ночью.

 — А вы где будете?

 — Пока ничего не знаю. Наблюдение вокруг парка продолжить. Впрочем, оно не даст никаких результатов.

Он спустился на первый этаж, сошел с крыльца и в полном одиночестве добрался до автострады. Гараж был закрыт, но светились и поблескивали лаком молочные диски бензоколонок.

На втором этаже виллы Мишонне горел свет. За шторкой все на том же месте вырисовывался силуэт страхового агента.

Ночь выдалась прохладная. С полей поднимался волнообразный туман, медленно проплывавший в метре от земли. Со стороны Арпажона донеслось нарастающее гудение мотора и лязг железа. Через минуту к бензозаправке подъехал грузовик и посигналил. В железных воротах открылась маленькая дверка, и стало видно электролампочку, горевшую внутри помещения.

 — Двадцать литров! — скомандовал шофер со своего сиденья в высоко расположенной кабине.

Механик спросонья включил бензопомпу. Комиссар подошел к нему, не вынимая трубки из зубов и рук из карманов.

 — Господин Оскар не вернулся?

 — А, это вы! Все еще здесь?.. Нет, не вернулся. Когда он уезжает в Париж, то возвращается лишь на следующее утро.

Немного помолчав, механик обратился к водителю грузовика:

 — Послушай, Артюр, забрал бы ты свою запаску, она уже готова.

Затем пошел в мастерскую, выкатил оттуда колесо с отремонтированным баллоном, не без труда укрепил его сзади, под кузовом грузовика.

Машина уехала. Маленький красный огонек быстро растворился в темноте. Механик вздохнул.

 — Все ищете убийцу? Да еще в такой час? Господи, да если бы дали мне спокойно покемарить, я, право же, не стал бы заниматься никем и ничем.

На колокольне сельской церкви пробило два. Далеко на горизонте тащился поезд, из трубы паровоза вылетали снопы искр.

 — Так вы войдете? Или нет?

Механик потянулся: ему не терпелось снова уснуть.

Мегрэ вошел вслед за ним в мастерскую, осмотрел стены, побеленные известью. На гвоздях висели красноватые автомобильные камеры, всевозможные покрышки, и все это в плохом состоянии.

 — Скажите-ка, что он сделает с колесом, которое вы ему дали?

 — То есть как это — что сделает? Поставит на свой грузовик, что же еще?

 — Вы так думаете? Но тогда его грузовик будет очень странно катиться: ведь диаметр этого колеса иной, чем у остальных?

В глазах механика мелькнула тревога.

 — Может, я ошибся. Постойте-ка. Неужели я сдуру дал ему колесо от трехтонки папаши Матье?