Творений. Книга I. Статьи и заметки - Андроник (Никольский)

Афины — городок небольшой, красивый; церквей видно порядочно, хотя, большею частию, церкви небольшие; улицы узкие и грязные. Нравы самые восточные: все идут и кричат, а некоторые даже поют, как будто у себя в саду. Около 11 часов утра мы были с отцом архимандритом С. в квартире посольского священника; квартира нанятая, не очень большая и не совсем благоустроенная. В комнатах ужасный холод; поторопились поставить две печки, отопляемые коксом, и помаленьку набрали тепла, скоро, впрочем, исчезающего. А без печек совсем закоченели, зуб на зуб не попадал. Вечером отец Сергий был у посланника, и тот пригласил его и меня на воскресенье к завтраку. В 7 час. вечера мы оба были у митрополита Прокопия, кончившего курс в нашей Московской Духовной академии. Нас тотчас же угостили, по восточному обычаю, глико (варенье, вода, вино и опять вода). Владыка одет в черную греческую рясу, на голове греческая камилавка с расширяющеюся верхушкой, под камилавку забраны волосы. Он очень бодрый, большого роста, на вид приятный, не заметно в нем греческого коварства и лукавства; очень любезно он с нами побеседовал, между прочим, о своем плане завести здесь семинарию наподобие наших. А под конец спросил отца Сергия: а как теперь думают в России о Греции, как относительно субсидий? Отец Сергий сказал, что теперь, кажется, поворот в пользу греков, газеты и журналы толкуют в этом духе, собирают разные пожертвования в пользу пострадавших и т. п. Немало удивило меня, когда владыка во время разговора преспокойно закурил, у нас в России это немыслимо, а на Востоке табак — общая забава и привычка. Около 8 часов мы вышли от митрополита и услыхали звон, похожий на наш русский набат; отец С. объяснил, что завтра там, где звонят, праздник св. Космы и Дамиана, и поэтому всю ночь будут звонить, и всякий проходящий может звонить сколько ему захочется. Погода, кажется, переменяется на тепло: все стихло и становится тепленько, хотя днем и порошил легкий снежок. Мы прогулялись по нескольким кварталам и возвратились домой. По улицам всюду толчется народ. Всюду горит электричество. Здания все красивые, из горного камня.

Ноября 2-го мы с отцом С. служили литургию в посольской церкви. Поют стройно и красиво, но очень сокращают службу (бдение один час с четвертью). Утешительно то, что все члены посольства обязательно бывают в церкви. Церковь очень хорошая — в миниатюре Святая София. Только напрасно устроены три маленьких престола вместо одного просторного. Живопись старинная, очень хорошая, хотя не лишена некоторых ошибок: например, св. Мученик Павел изображен в виде настоящего грека. Богомольцев набралось довольно порядочно. Был и посланник, человек пожилой и очень благочестивый; после литургии мы были у него на завтраке, очень любезен и предупредителен.

С 3-го ноября погода установилась замечательно прекрасная: солнце не жжет, а как бы убаюкивает своими мягкими теплыми лучами, окружающие горы и весь воздух преисполнены самыми мягкими отливами цветов, получается впечатление как бы от мягкого зеленого бархата. Легко и приятно дышится здесь.

Ноября 4–5 числа мы ходили по разным достопримечательностям Афин. Забрались на Акрополь, представляющий из себя высокую гору, заваленную разного рода развалинами и остатками памятников старины. Видели остатки самых древнейших построек еще простого вида, потом остатки пелагических построек, воздвигнутых из громадных горных, почти необделанных каменных глыб и брусьев. Но вот и прекрасные остатки уже классических построек. Отделка замечательно роскошная, чистая и правильно размеренная. Например, если между двумя параллельными провести к ним множество перпендикуляров, то середина всего этого ряда будет казаться непременно как бы выпуклою; вот во избежание этой ошибки глаза древние строители греки при устроении колоннад укорачивали средние колонны, почему некоторой кажущейся неправильности у них никогда и не заметно. На самой вершине Акрополя — остатки прекрасного и большого древнего храма, который был и языческим, и христианским, и мечетью, и костелом, потому что разные народы и верования побывали здесь. А теперь он стоит как памятник древнего величия, полуразрушенный и полуразрушившийся, отчасти окруженный некоторым вниманием археологов. Все постройки из прекрасного здешнего мрамора. Удивительно, как тогда могли на прекрасные высокие составные мраморные колонны поднимать таковые же толстые, длинные, чисто обтесанные балки, которые и теперь видны в целом их виде. По соседству — маленький музей, в котором собраны разные остатки колонок, фигур, статуй и резьбы. Вот, например, группа, изображающая вестников о Марафонской победе: поразительно тонкая работа, представляется, как бы самая тонкая одежда надета и развевается в разных складках на бегущих, до того тонкая, что как бы виднеется самое тело, поразительно искусно. Фигуры большею частию раскрашены, и почему-то глаза делали в косом виде, так, например, как у японцев. С Акрополя открывается прекрасный вид на город и окрестности. Вдали виднеется мягкая зеленая шапочка, это — масличная роща, в разных местах высятся и опускаются горы и холмы с мягкими на солнце переливами красок и цветов. Так бы и смотрел все вдаль и вдаль. На горе св. Георгия виднеется монастырь его. Уютное для спасающихся местечко, не скоро к ним попасть можно. А от Ареопага, в котором св. апостол Павел проповедовал и привел к вере св. Дионисия Ареопагита, Дамарь и некоторых других, от него почти и следов не осталось никаких, кроме выдающихся из земли камней на его месте. Он ниже описанного Акрополя. Заходили в панораму, изображающую осаду Парижа немцами в 70 году; это большое здание, где в картине изображена вся эта история. Впечатление получается очень сильное: все представляется живым, пред глазами происходящим.

Заходили и на стадии восстановленных недавно олимпийских игр, при открытии которых были даже члены Синода. И как радовались тогда греки, что восстанавливается будто бы блестящая пора их истории! И вообще они большое усердие прилагают к восстановлению всего языческого, а о христианских памятниках и не думают, даже место первой проповеди о Христе — Ареопаг, в котором проповедовал апостол Павел, в совершенной неизвестности и презрении завален всяким мусором. Но вот и плод сего восстановления язычества: поражение от турок. Вот и наука на предки[8]. И теперь греки помаленьку действительно начинают приходить в себя: кроме военных упражнений и пальбы из пушек, которые будто бы во время войны оказались наполненными землей вместо пороха, теперь тщательно обсуждают и дело государственного управления, проверяя и просматривая дела и деятелей и изыскивая исхода в беде. Мало того, новый военный министр Смоленский решил завести полковых священников и проповедников, чтобы насадить чисто церковную и чистую жизнь в войсках. Давно бы нужно додуматься до этого. Дошло дело до того, что даже маленькие ребята хулили все святое. А про общее-то настроение народное нечего и говорить: оно сплошь светское и западническое, только еще в худшем смысле, чем на Западе, ибо там это свое, а здесь перенятое из подражания. Поэтому здесь все европейское только наружу: парламент, в котором только лично считаются и играют в постоянные мелкие, а не государственные партии; презрительное отношение к православным храмам, в которых устраивают народные собрания по гражданским делам и выборы; есть академия наук без академиков; чистота и порядок культуры в разных изобретениях и усовершенствованиях при сплошной грязи улиц. Как и все восточные народы, греки ужасно любят форсить, скрывая под форсом неопрятность, которую-де никто не видит. Все страшно интересуются политикой, и везде встречаются особые кофейни, постоянно переполненные читателями газет, горячо спорящими по поводу газетных известий. И утром, и вечером, и днем городские сады и бульвары всегда переполнены гуляющими, которые в конце концов даже засыпают на лавочках тут. Впечатление такое, что как будто весь город наполнен дачниками, собравшимися с разных сторон отдохнуть в приятном афинском климате после трудов праведных и вот на отдыхе наслаждающимися и развлекающимися прогулкой и пустой беседой о политике. Еще дееписатель[9] сказал, что афиняне только тем и заняты, как бы узнать что-нибудь новое.

Были на кладбище. Прекрасные мраморные памятники, но большею частию в языческом вкусе; на некоторых нет даже и маленького знака креста, вместо него на некоторых изображены разные масонские знаки; на одном изображена фигура прекрасной женщины (портрет умершей), но совсем не в целомудренном виде, притом спиной сидящей к церкви, а лицом с улыбкой, приветствующей входящих на кладбище; на некоторых изображен ангел, по-видимому удручаемый печалию, хотя следовало бы изобразить его в молитвенном положении. В церкви пели вечерню. По здешнему обычаю, царские врата были открыты; поют два псалта по очереди и очень осмысленно, не торопясь; устав тщательно исполняют, верно соединяя октоих с минеей. Вся служба идет не торопясь. Священник внятно говорит ектении, а псалт говорком ему ответствует тенором, а в это время стоящий позади батюшка басом ему подтягивает, не произнося ни одного слова. Священник, говоря «мир всем», не оборачивался к народу, а в полуоборот благословил, на отпусте он истово все время крестился. Хотя и будничное богослужение, а оно мне очень понравилось своею истовостью; особенно истово все исполнял один пожилой псалт, одетый в светское: он пел и читал выразительно, как будто сам глубоко чувствуя все читаемое. Исполняли все стихиры и богородичны без пропусков. Видели могилу недавно (в 1896 году) умершего афинского митрополита Германа, замечательного самоотверженного и неутомимого труженика в деле упорядочения здешней церковной жизни. Земляки его построили прекрасный склеп, в который через три года переложат его останки. Этот святитель умер ударом от переутомления. А трудился он весьма много над преобразованием здешних порядков: духовенство совершенно необразованно и менее церковно, чем его паства, проповеди никакой нет, даже архиереи почти совсем необразованные, за некоторыми исключениями. Чего же ожидать от них для Церкви Божией, если при непросвещенности-то и отсутствие духа церковности? Покойный Герман устал, трудясь на этом поприще совсем один. У его преемника митрополита Прокопия есть намерение завести семинарию наподобие наших русских, но кто же здесь-то будет заведовать этим делом, которое должно быть закваскою всего дальнейшего? Во главе теперешней семинарии здесь стоит живущий на покое митрополит Пентаполийский[10]; на одном публичном чтении он говорил, между прочим, следующее: «Благий Промысел Божий так устроил, что в конце ветхозаветной истории эллинизм исполнил всю вселенную своим могуществом и влиянием, потом явилось христианство, эллинизм и принял его в свой дух, объединил и распространил, как сам охвативший ранее весь мир; поэтому если бы не было эллинизма, то, кто знает, может быть, и до сих пор христианство не имело бы такого широкого распространения, оставаясь простой иудейской сектой?» На это один студент университета (медик) ему заметил публично: «Мне думается, что дело было наоборот: эллинизм, охвативший все, отживал свое время, как утративший дух, и вот христианство вложило свою настоящую новую силу в эту некогда всех объединившую форму культуры и явилось новой невиданной дотоле силой жизни, исполняя собой все и всех».