Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов

В. Н. Татищев полагал, что неприязнь между Андреем и князьями Ростиславичами началась именно с того, что Андрей передал Новгород сыну Юрию — в обход прав своих двоюродных племянников43. Но конфликт между князьями вызревал постепенно, и касался он не столько Новгорода, сколько княжения на юге. Настоящая же вражда вспыхнула после некоего недоразумения, возможно даже клеветы, которой Андрей, однако, поверил. Речь идёт о слухах вокруг смерти его брата Глеба, о которых мы уже говорили. «Того же лета нача Андрей вины покладывати на Ростиславичи», — сообщает киевский летописец, имея в виду события второй половины 1172 года44.

Андрей прислал к Ростиславичам своего посла, мечника Михну, и потребовал выдать ему тех киевских бояр, которых молва — а скорее тайные нашёптыватели князя — называли отравителями его брата. «А то суть вороги всем нам!» — объявлял Андрей братьям и называл отравителей по именам.

Ростиславичи выдавать обвиняемых отказались. Больше того, среди бояр, названных Андреем, был тысяцкий Григорий Хотович — вероятно, тот самый, что прежде служил князю Глебу и участвовал вместе с Давыдом Ростиславичем в обороне Вышгорода. Опасаясь, что он может быть захвачен людьми Андрея, Ростиславичи «пустиша» его «от себе», то есть позволили ему покинуть Киев. Это привело Андрея в ярость. Получив известие об ослушании братьев, он отправил к ним новую грамоту — с грозным требованием покинуть Киев. Больше того, Андрей объявил о том, что отбирает у Ростиславичей не только Киев, но и те города, которые были заняты ими без какого-либо его участия, ещё до его вмешательства в ход событий. Летописец передаёт требования владимирского «самовластца» дословно:

«И рече Андрей Романови: “Не ходиши в моей воли с братьею своею, а поиди с Киева, а Давыд — ис Вышегорода, а Мьстислав — из Белагорода. А то вы Смоленеск, а тем ся поделите!”». (То есть: «Вот вам Смоленск, его между собой и делите».)

Что же касается Киева, то он, по задумке Андрея, должен был отойти его следующему по старшинству брату Михалку. Ему в Торческ Андрей тоже направил соответствующее послание, веля идти в Киев.

Старший из Ростиславичей Роман подчинился воле Андрея и ушёл в Смоленск. Но вот младшие его братья — и Давыд, и Рюрик с Мстиславом — покидать свои города не собирались. Не встретил Андрей послушания и в собственном семействе. Михалко не решился занять освободившийся киевский стол и, вопреки воле старшего брата, остался в Торческе. Вместо себя он отправил в Киев младшего брата Всеволода, который и должен был стать новым киевским князем. Всеволода сопровождал племянник Ярополк Ростиславич, бывший несколькими годами старше и наверняка опытнее его.

Судя по достаточно точным хронологическим ориентирам Ипатьевской летописи, случилось это в первую неделю Великого поста уже следующего, 1173 года, — между 19 и 25 февраля45. О том, что Всеволод Юрьевич «седе... в Киеве», то есть его княжение здесь было признано киевлянами, сообщает та же Ипатьевская летопись46. Однако правил Всеволод, вероятно, от имени своего брата Михалка, или, может быть, так полагал Андрей Боголюбский. Во всяком случае, некая путаница на этот счёт имела место, и в Новгородскую летопись (а в Новгороде, напомню, княжил в то время сын Боголюбского) успели внести известие о том, что после Романа киевский стол занял именно князь Михалко Юрьевич47.

Так восемнадцатилетний Всеволод — не по своей воле! — стал киевским князем. Формально он занял самую высокую из всех возможных ступеней княжеской иерархии. Для большинства русских князей ещё недавно это был предел мечтаний, недосягаемый, но от того не менее манящий. Но как изменилось время! Теперь «златой» киевский стол превратился в своего рода западню, и князья гнушались им, передавая друг другу за ненадобностью. Наверное, Всеволод тоже понимал всю опасность своего положения в этом чужом для него и враждебном городе. Но ослушаться брата он не посмел.

Увы, его киевское княжение продлилось лишь пять недель — очень недолго. Ростиславичи пока что предпочитали действовать в открытую. Но позиция их оказалась твёрдой: подчиняться Андрею они решительно отказались, о чём и уведомили суздальского князя, отправив к нему собственного посла. Речь посла также дословно приведена в Киевской летописи:

— Тако, брате, в правду тя нарекли есмы отцемь собе, — напоминали князья Андрею, — и крест есмы целовали к тобе, и стоим в крестьном целованьи, хотяче добра тобе. А се ныне брата нашего Романа вывел еси ис Кыева, а нам путь кажеши из Руськой земли без нашее вины. Да за всими Бог и сила крестьная!

Последние слова князей содержали в себе неприкрытую угрозу. Они, Ростиславичи, стояли в крестном целовании Андрею. Но предупреждали, что действия владимирского «самовластца» сами по себе нарушают это крестное целование — ведь никакой вины они за собой не знали. А значит, Бог и крестная сила — на их стороне и они могут перейти от слов к делу. То есть начать войну против своего бывшего союзника и покровителя.

Андрей никакого ответа им не дал. По существу, он бросал младшего брата на произвол судьбы — или, лучше сказать, на произвол князей Ростиславичей. Теперь именно Всеволод должен был расплачиваться за чрезмерные амбиции старшего брата. Сидя в Киеве и не имея помощи ниоткуда, Всеволод был обречён. «Угадавше», то есть обсудив всё между собой и обо всём договорившись, «и узревше на Бог и на силу честнаго креста и на молитву Святей Богородице» (слова киевского летописца), князья Рюрик, Давыд и Мстислав со своими отрядами внезапно ночью ворвались в Киев и схватили и князя Всеволода, и его племянника Ярополка, и бывшего при Всеволоде воеводу Володислава Ляха, и Андреева посла Михну (вскоре, правда, отпущенного к Андрею), и «всех бояр», оказавшихся в городе. Случилось это «на Похвалу Святой Богородицы» — в субботу пятой недели Великого поста, то есть в ночь на 24 марта. Позднее суздальский летописец называл главным зачинщиком зла князя Давыда Ростиславича, который будто бы верховодил братьями: это он, «здумав с братьею своею, приехав ночи противу свету г. Кыеву, ять брата князя Андрея Всеволода, и Ростиславича Ярополка, и дружину их»48. Сам же Андрей счёл виновником случившегося младшего из Ростиславичей — Мстислава. Но, по общему решению братьев, Киев был отдан не тому и не другому, а Рюрику, недавнему новгородскому князю, оставшемуся без своего княжеского стола на юге. Видимо, в тот же день князь Рюрик Ростиславич «вниде в Киев [со| славою великою и честью, и седе на столе отець своих и