Реликвия Викингов - Владимир Весенний

Скутельник грустно вздохнул:

– Финансировать, если не дано создавать, – сказал он.

– Опуститесь на землю, Венедикт. Сейчас вы мне напомнили моего мужа. Он не заметил, как из юного мечтателя превратился в великовозрастного глупца. Вы не «пустышка» и возможно в чем-то талантливы. Время для поиска у вас еще есть. Ищите себя, но не разменивайтесь на утопии. Раскрепоститесь. Вы очень скованны. Боитесь ошибок. Это мешает движению.

– Движению куда? – Скутельник раздраженно крутил фужер вокруг своей оси. Он злился, чувствуя себя мальчишкой и прожектёром. Ему показалось, что за последние пять минут он повзрослел на несколько лет.

– Куда угодно! Вперед, назад, вверх, вниз, в сторону, вправо, влево. Движению мысли, наконец. И не надо злиться. Вам это не идет. У вас становятся тонкими губы, и заостряется нос.

– Предлагаю выпить за вас, – заявил Венедикт.

– Согласна, – Тамара Петровна легонько ударила хрустальным фужером о фужер Скутельника. По комнате поплыл нота «ля». – За что такая честь?

– Вы мой поводырь в беспросветном мраке сомнений. Чем меньше во мне останется иллюзий, тем быстрее я полысею, растолстею и упрусь лбом в тупик разочарований.

– Да вы законченный оптимист!

Венедикт выпил шампанское залпом. В голове зашумело. Он подлил вина Тамаре Петровне и себе.

– Вношу ещё одно предложение.

– Вся внимание.

– Выпьем на брудершафт.

Брови Тамары Петровны приподнялись и сложились домиком.

– В связи с чем? – осведомилась она.

– Раскрепощаюсь, следуя совету друзей.

– Я всегда говорила, что алкоголизм освежает голову и обостряет мысль, – Тамара Петровна подняла подбородок и секунду смотрела на Венедикта в замешательстве. – Хорошо, будь, по-вашему. Просьба гостя – закон для хозяина. Но при одном условии. На работе мы на «вы».

– По рукам. – Скутельник легонько пожал пальцы Федосян.

Они встали, сплели руки и, осушив фужеры, поцеловались, как целуются любящие родственники при встрече на вокзале – смачно и непродолжительно. Тамара Петровна отодвинулась от Венедикта.

– На сегодня достаточно, – сказала она. – Вам… Тебе пора.

Венедикт сделал движение, чтобы обнять женщину, но она отстранила его руки.

– Тебе пора, – повторила она тоном преподавателя, окончившего урок.

Ударивший было в голову Венедикту хмель, рассеялся. Скутельник глубоко вдохнул и выдохнул. Не теряй чувство меры, сказал он себе и, поблагодарив за «прекрасный вечер», ретировался.

Ночь он ворочался без сна. Из головы не шёл разговор с Рафаилом Даниловичем. Идея написать статью о временах Штефана чел Маре и увязать прошлое и настоящее будоражила ум Вени. Он встал с постели, зажег настольную лампу и взял с книжной полки том «Русской истории в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» Николая Костомарова. Отыскал времена правления Ивана третьего Васильевича, сына Василия Тёмного, и углубился в чтение. Скупые строки о Елене дочери молдавского господаря Стефана, который выдал ее за сына Ивана третьего Ивана-молодого, сильнее раззадорили Веню. Он снял с полки книгу по истории Молдавии. К утру письменный стол был обложен книгами с закладками между страниц. Сам Веня, склонившись над общей тетрадью, быстрой рукой делал выписки, больше походившие на китайские иероглифы. Шариковая ручка едва поспевала за стремительной мыслью Скутельника. К семи утра, времени, когда Венедикт обычно просыпался, основная концепция будущей статьи сформировалась. Заключалась она в следующем.

Штефан чел Маре ши Сфынт, сын Богдана второго из династии Мушаты, правил государством сорок семь лет и ушел из жизни от болевого шока во время процедуры прижигания старых ран. Но прославился он, конечно же, не этим, а мудрым управлением страной и умелым противодействием врагам, внутренним и внешним. В двадцатом веке, когда Молдавия отрезана от моря со всех сторон, трудно себе представить, что Штефан имел собственный флот, который бороздил просторы Черного и Средиземного морей. История умалчивает о размерах этого флота, и где он базировался – в Килии в устье Дуная или в Четатя Алба (ныне Белгород – Днестровский), но факт, что суда Штефана посещали Геную и Венецию, подтвержден историками. Это были торговые корабли.

Именно на них во второй половине пятнадцатого столетия купцы привезли и вручили Великому господарю «чудо», повлиявшее на ход истории Валахии, Трансильвании и Молдавии. «Чудо» было приобретено в Генуе мелкопоместным боярином и купцом по совместительству Богданом Никулеску у норвежского капитана Эрика Храброго, который именовал себя потомком Торвальда Эрикссона, брата знаменитого Лейфа Эрикссона, посетившего Америку за пятьсот лет до Христофора Колумба.

Богдану Никулеску попала в руки удивительная вещь – череп, выполненный из горного хрусталя. Череп завораживал совершенством линий и полным отсутствием следов ручной работы: ни сколов, ни шлифовки, ни прикосновения резца, так будто принадлежал он некогда живому существу неземного происхождения. На свету, по мере передвижения солнца по небесному своду, череп менял цвет, становясь, то нежно-розовым, как перо фламинго, то голубоватым, то отливал золотом. Чем выше поднималось солнце, тем ярче загорались глазные впадины. Их свет становился нестерпимым для зрительного восприятия. Сияние над черепом, приводило смотрящих на него моряков в благоговейный трепет.

Эрик Храбрый рассказал купцу Никулеску историю хрустального черепа.

В стародавние времена доблестный и бесстрашный Лейф Эрикссон по прозвищу Счастливый, сын викинга Эрика Рыжего, первооткрывателя Гренландии, встретил бывалого морехода Бьярни Херьюльфсона, который рассказал, будто видел очертания земли на западе и даже намеревался доплыть и перезимовать на ней, но передумал, потому что оказался в тех краях случайно, сбившись с пути. А путь его лежал к престарелым родителям в Гренландию, куда Бьярни направил свой драккер. Рассказ Бьярни заинтересовал Лейфа Эрикссона. Он купил у морехода его корабль и предложил отправиться к новым землям с ним и его командой, но Херьюльфсон отказался. В предстоящей экспедиции, полной опасностей и неожиданностей, больной старик не захотел оказаться обузой.

Лейф и его люди достигли неизвестного континента и дали название первому виденному ими региону Хеллуланд (ныне Баффинова Земля), затем обогнули полуостров Маркланд (Лабрадор) и, продолжив исследование, высадились на побережье, где обнаружили огромное количество виноградных лоз, отчего и назвали место – Винланд (Ньюфаундленд).

Наступающая зима делала обратный путь небезопасным. Моряки разбили лагерь и стали готовиться к зимовке. Местные аборигены, скрелинги, встретили пришельцев настороженно. Открыто нападать опасались, но особого дружелюбия не выказывали. Викинги не отличались деликатностью и если не могли договориться «по-хорошему», применяли силу. Индейцам не нравилось соседство непрошеных гостей. Они то и дело досаждали поселенцам незваными визитами и норовили что-нибудь умыкнуть или отнять. Суровым людям Лейфа Эрикссона было не привыкать сражаться с превосходящим их численностью войском, поэтому воины из племени беотуков частенько возвращались в свои вигвамы с помятыми рёбрами и основательной «подсветкой» под глазами. Это оскорбляло гордый народ, и чтобы не нагнетать и без того напряжённые «международные» отношения мудрый Лейф отплыл весной восвояси от греха подальше. А грех прелюбодеяния у недавно обращённых в христианскую веру норвежцев приобретал вполне осязаемые очертания в виде молодых девиц-беотучек на выданье и жён почтенных руководителей племени. Сильные и цветущие организмы викингов изнывали под бременем воздержания, от чего, в общем-то, дело и доходило до рукоприкладства с местными.

Конец ознакомительного фрагмента.