Париж… до востребования - Наталья Котенёва

куча эта была неприглядная. Проветрилась, расслабилась, развлеклась! Звук воды немного отрезвил. Это надо же было так набраться, чтобы трахнуться с незнакомым мужиком! А, кстати, как хоть его хоть зовут? Он сказал свое имя? Да, докатилась ты, матушка, снимаешь мужчин по клубам, даже имени не спрося! Я схватила себя за волосы и сильно дернула. Дура, дура, дура!

Долго стояла под льющейся из широкой головки душа водой, потом вылезла, вытерлась и окончательно решила подумать обо всем завтра. У меня начиналась сильная мигрень. Нужно посмотреть, что у этого бандерлога есть от головной боли. Я заглянула в шкафчик за зеркалом. Несколько темных флаконов с таблетками. Нужно почитать этикетки. Но все лекарства были изготовлены на заказ и латинские названия компонентов были для меня китайской грамотой. На одном из флакончиков я рассмотрела латинское название, похожее на название болеутоляющего. Открыла, достала пару капсул, запила водой из-под крана.

Когда я вернулась в гостиную, там уже был наведен порядок. Мои трусики нахально белели на подушке дивана. Я воровато оглянулась и быстро их натянула. Хозяина нигде не было, наверное, пошел приводить себя в порядок. Мне вдруг стало нестерпимо стыдно, захотелось исчезнуть из этой комнаты, из этого дома. Я подошла к барной стойке и плеснула себе немного жидкости из зеленой бутылки.

Мысли были о том, что я скажу, когда вернется хозяин дома? О чем нам говорить после того, что произошло? Два совершенно чужих, незнакомых человека совершили акт самой интимной близости! Стыдно… Со стороны я видела себя, как гулящую потаскушку. Напилась как грязь, сняла в клубе мужика для перепихона, поехала к нему домой, отдалась, как последняя сучка. Что тут скажешь, сучка и есть! В голове пульсировала единственная здравая, как мне казалось, мысль: нужно валить отсюда, пока мой случайный любовничек не вернулся и не пришлось вымучивать банальные фразы, поддерживать бессмысленный разговор! Все, валю отсюда! С улицы позвоню Орели, попрошу, чтобы меня забрала.

Я налила себе еще немного арманьяка «на посошок», выпила и пошла к двери. Внезапно меня качнуло и все в глазах поплыло. «Снова дура, — ругнула я себя. — Зачем этот "посошок" пила».

Заштормило не на шутку, но нужно было торопиться, быть застигнутой незнакомцем убегающей из его дома мне не хотелось.

Выйдя, я быстро пробежала до калитки, увязая тонкими каблуками в мелком гравии дорожки. Только бы калитка не была заперта на ключ! Только бы… Но она легко отворилась, стоило мне потянуть за щеколду. Ну, слава Богу! Теперь уйти подальше. Быстрым шагом я пошла вдоль улицы, свернула в другую.

Мне становилось по-настоящему плохо, голова кружилась и гудела. Не так уж много я и выпила «на посошок», пару глотков. И тут до меня дошло! А какие это таблетки я пила? А вдруг они не от головной боли? Конечно, зачем простой аспирин, или парацетамол держать во флаконе для лекарств на заказ! Становилось совсем плохо, ноги не слушались, я опустилась на тротуар. Последней мыслью было: достать мобильный, позвонить Орели…

Глава 9. Прошлое, как же ты близко

Париж. Сентябрь. Год 2018.

Выйдя из галереи, я предложила Сиси пойти в ближайший ресторан, там меня знали и обслуживали быстро и любезно. Но она захотела немного пройтись.

— Когда еще в Париж попаду, обожаю этот город! У меня ведь и романы здесь случались, да, заводила интрижки! Ах, есть что вспомнить!

Сиси была неисправима. Флирт и кокетство были в ней неистребимы. Недаром Агния Аркадьевна ворчала, что пора бы в ее возрасте образумиться и прекратить заводить молодых любовников.

Был сентябрь, точнее, почти конец сентября. Стояли прекрасные деньки, солнышко пригревало по-летнему, оно словно пыталось убедить парижан в том, что они еще долго могут наслаждаться теплом, но вечерами чувствовалось, что осень уже пробралась в город. Утром выпадала обильная роса и тротуары были влажными, темными. Знаменитые парижские платаны скидывали со стволов белесую чешую, а тротуары желтели осыпающейся листвой. Париж был на перепутье лета и осени.

Я любила это время года. Город каждый день заполнялся вернувшимися с каникул парижанами. Они с неохотой переодевались в деловые костюмы, женщины предпочитали, пока позволяло тепло, демонстрировать загорелые тела под все еще летними нарядами. Потоки машин становились гуще, улицы опять пестрели торопливыми пешеходами. Замедлившийся летом ритм города снова набирал скорость. До зимних дождей и пронизывающих ветров было еще далеко, но неотвратимое должно случиться, и в воздухе витала легкая грусть.

Мы с Сиси неторопливо шли вдоль набережной по правому берегу Сены мимо букинистов, останавливаясь время от времени, чтобы поглазеть на старые фото полузабытых знаменитостей в журналах сорокалетней давности. На противоположном берегу, на острове Ситэ незыблемо стоял известный всему миру кафедральный собор Нотр Дам де Пари, дальше — Дворец правосудия, Консьержери. Я позвала Сиси спуститься ближе к реке и, обнаружив пустую каменную скамейку под высоким платаном, предложила своей спутнице присесть передохнуть. К мощеным берегам подплывали утки, легонько покачиваясь на волнах. Молодые люди и девушки сидели на самом краю набережной, спустив ноги к воде. Многие, запасясь едой и вином, устроили пикнички, подложив под себя куртки, или пластиковые пакеты.

Пока мы неторопливо шли, говорили о Париже, его вечно притягательной красоте, я рассказывала Сиси об истории города, о зданиях, мимо которых проходили, но, присев на скамейку, моя спутница сразу спросила:

— Ну, как ты, Сашенька, как ты тут живешь? Расскажи. Столько уж лет прошло… Ты стала такой красавицей, по виду настоящая парижанка. Расскажи о своей жизни. Я вижу, у тебя дела идут неплохо, галерея, помощница хорошая. Ты одна, или кто-то есть? Давай, рассказывай.

Я обняла хрупкую женщину за плечи, прижала к себе. И так вдруг повеяло моей московской юностью, беспечностью. Перед глазами, как будто это было только вчера, возникло лицо Агнии Аркадьевны, ее квартира. Так давно это было и так… недавно. В тот момент я почувствовала себя одинокой, неприкаянной. Простой вопрос Сиси: "Ну, как ты, Сашенька?", вдруг поднял из глубины души терпкую горечь и осознание, что я и там чужая, и здесь не своя. Но я задавила жалость к себе, не позволила пролиться ни одной слезинке, а так хотелось прильнуть к Сиси и почувствовать, что я хоть кому-то еще нужна.

— Ну, как начать? С чего? Столько лет в двух словах не перескажешь! О том, что произошло в Москве, вы знаете. Я улетела во Францию с Клодом, Клодом Бодэ, это был папин коллега, ученый. Он был моим любовником. Нет, возлюбленным. Когда я оказалась в Париже,