Тень Земли - Евгений Гуляковский

Готовя материал для очередного доклада шефа, она переворачивала целые горы научных журналов, бесчисленные труды различных институтов, ведомственные журналы: «Лесоводство», «Звероводство», «Охота», «Природа» – и находила десятки других источников, для потока информации усвоить и использовать которую в практической жизни или хотя бы для удовлетворения собственной любознательности не мог ни один нормальный человек. Получалось, что вся эта пишущая и печатающая махина работала сама на себя. Процент отдачи по сравнению с затраченными ресурсами, средствами, временем сотен специалистов был ничтожен. Целые отрасли различных наук, порой, по-настоящему паразитировали на двух-трех действительно важных и нужных направлениях.

И выходило в конце ее рассуждений, что лучшие годы своей жизни, потраченные на учебу, на длительную подготовку себя как специалиста, ушли в никуда.

То есть она, конечно, может благополучно продвигаться вверх по служебной лестнице. Впереди должность старшего научного сотрудника, работа над собственной темой. Только все это ничего не стоило по большому счету. Совсем недавно она с увлечением работала, дело, которым занималась, казалось ей интересным и необходимым, и вдруг все сразу потеряло смысл… Она догадывалась, что причина не в перемене темы и даже не в новом начальнике, сработаться с которым ей вряд ли удастся.

Особенно невыносимая тоска наваливалась на нее ближе к вечеру, когда заканчивался рабочий день. Она смотрела на часы, понимая, что скоро она останется одна. Вот сейчас лаборант Костя уже обходит виварий и задает корм животным. А наверху Зоя и Хатам складывают в стол журналы, расставляют на место клетки, приводят в порядок стенды, рабочий день заканчивался. Сегодня, как и вчера, она израсходовала этот неповторимый, единственный и уже безвозвратно ушедший день своей жизни лишь на то, чтобы записать в журнал новые колонки цифр, характеризующих поведение тех или иных животных в ответ на предложенные им задачи. Они с ними справились, с предложенными задачами, и прибавили к диссертации шефа еще пару страниц.

Вечерний город встретил ее жаркой истомой уходящего дня. Отдыхал от жары асфальт. Прохладой веяло от кустарников и деревьев, щедро политых машинами, заменившими дождь.

Остановилась у рекламы кинотеатра. В разных местах шли уже виденные старые фильмы. Да и что за удовольствие идти в кино одной. В фойе чувствовать вопросительные, оценивающие взгляды мужчин. Когда-то она ничего не имела против того, чтобы ею интересовались мужчины. Бегала на танцы с подружками и часами могла обсуждать достоинства забытых на следующем вечере кавалеров. Все это было словно не с ней, в другой, прошедшей жизни.

Наташа шла медленно, стараясь продлить дорогу. Все равно скоро придется достать ключ, дважды повернуть его и, толкнув дверь, очутиться в пустой квартире…

Для нее весь мир четко разграничился на две категории. Раньше и теперь.

Раньше она любила свою квартиру. Любила возвращаться сюда после работы. Радовалась, если удавалось достать какую-нибудь дефицитную вещь: импортное бра или арабскую занавеску. Сейчас эта уютная часть ее мира потеряла всякий смысл. Она стала бояться собственной квартиры. Ненавидеть ее за тишину, за одиночество, за память, притаившуюся в каждой вещи…

Требовалось определенное усилие воли, чтобы повернуть этот проклятый ключ. Надо как-то изменить сложившиеся обстоятельства. Найти способ расшевелить себя, пробудить былой вкус к жизни. Ничего не выходило. Она пробовала… Может, со временем все пройдет, притупится боль, сейчас бесполезно.

Конечно же свет в прихожей не загорелся. И виновата не лампочка, она ее только позавчера заменила, монтера тоже вызывала на днях. Можно вызвать еще раз, найти, где там барахлит контакт в стенной проводке, и тогда вынырнет наружу, всплывет из какой-то мрачной глубины новое обстоятельство. Новое, незначительное, но направленное против нее действие, свидетельствующее о том, что собственная квартира вышла из повиновения и словно бы взбунтовалась против хозяйки. Вещи вели с ней упорную позиционную войну, которую рано или поздно должны были выиграть. Она чувствовала, что сил бороться остается все меньше.

Коврик в прихожей сбился и влез под дверь так, что войти в комнату стало целой проблемой.

Безнадежно махнув рукой, прошла на кухню. Здесь ей удавалось пока держать оборону, сохранить видимость порядка. Кухня осталась во враждебной квартире ее маленьким укрепленным постом. Наташа поставила на плиту кофейник, согрела воду и долго молола кофе ручной мельницей. Электрическую сунула в кладовку специально, чтобы не мозолила глаза. Мельница была подарком Сергея.

Маленький транзистор на столе мурлыкал старую, надоевшую мелодию, она перевела ручку на другую волну. Здесь бодро рассказывали о комбайнере Прохорове. Она не знала Прохорова, и вряд ли его знали миллионы других радиослушателей, для которых должны были бы вроде готовить эту передачу. Почему бы им не передать, например, что сегодня она вымыла четырех собак и перевела на новый режим шимпанзе из второго вольера? Это было бы то же самое. Наконец нашлась волна, на которой передавали оркестровую музыку.

Кофе удался, и настроение немного улучшилось. Она заметила, что за последнее время мелочи приобретали для нес все большее значение, словно изменился сам масштаб жизни.

В комнате зазвонил телефон, ей пришлось-таки бороться с проклятой дверью, отшвыривать в сторону бросившийся под ноги коврик, злорадно поджидавший именно этого момента, и продираться в полутьме через хаос разбросанных как попало вещей.

Она теперь даже спала на кухне, на маленькой кушетке у холодильника. Холодильник всю ночь мурлыкал, словно был живым существом. Ей лучше спалось под его щелчки и ворчливое гудение. Пока добралась до телефона, аппарат уже смолк. Ничего другого она и не ожидала. Правда, это ее не очень огорчило, скорее всего ошиблись номером, как ошибались почти каждый вечер. Посидела с минуту, ожидая повторного звонка, – телефон молчал. Но стоило встать и выйти из комнаты, как он сразу же зазвонил снова. По крайней мере на этот раз не было ошибки. Звонила ее институтская подруга Люся.

Наташа была рада ее звонку и обещанию приехать. Хоть этот вечер не растянется в бесконечную резиновую ленту.

Еще с порога, не успев раздеться, Люся спросила как-то слишком торопливо, словно спешила разделаться с необходимой и скучной условностью:

– Сергей не пишет?

– Не пишет. Ты лучше о себе расскажи.

Люся охотно заговорила о себе и продолжала в том же духе весь вечер. У нее назревали сложные события. Муж не поладил с родителями, искали квартиру, но никак не могли найти. Отношения все обострялись. Люся боялась, что дело может дойти до самого худшего – они расстанутся. Требовался совет.