Тень Земли - Евгений Гуляковский

– Это он тебя подговорил?

Она почувствовала, как вновь накаляется обстановка, как разрушается, едва установившись, хрупкий и непрочный мир.

– Ну, что же ты молчишь?

– Это имеет какое-то значение? Я тебя прошу.

– Имеет, имеет. Это имеет очень большое значение.

Он вскочил, распахнул дверь, и за ней в коридоре сразу же обнаружился Строков, который, очевидно, дожидался здесь конца столь важного для себя разговора. А чтобы не мозолить глаза, попутно вытаскивал из чуланчика какие-то старые вещи. Увидев его, Сергей заорал, уже не сдерживаясь и не стесняясь ее присутствия:

– Если вы завтра же не уберетесь со станции, я вызову милицию!

А Строков молчал и только глазами хлопал, отвернувшись к ящику с приборами.

– Уже и жену впутали в наши дела! Хватит! На станции должен быть только один начальник. Я подозреваю, что и моя ссора с Хакимовым тоже не обошлась без вашего участия!

– Вы очень несправедливый человек, Сергей Александрович, – тихо возразил Строков, пытаясь убрать с дороги свой ящик, так некстати вытащенный из чулана.

– Возможно. В общем, так, завтра мы с вами расстаемся.

– Мы давно с вами расстались. Я искал в вас друга, единомышленника, а вы…

Наташа заметила, что в трудную минуту этот человек словно преображался. Куда-то исчезла его мешковатость, несуразность в походке и жестах. Он весь подобрался, стал суше, стройнее. И сейчас стоял перед Быстровым выпрямившись, глядя прямо ему в глаза. И Сергей почему-то не выдержал, отвел взгляд и пробурчал в сторону:

– Избави меня бог от таких друзей! Ушел и уже со двора крикнул:

– Машину я вам выделю! Укладывайте вещи! Ничего путного от ее вмешательства не получилось.

Она должна была это предвидеть. Сергей слишком самолюбив, к нему нужен какой-то особый подход. Но при любом подходе он все равно не потерпит от нее вмешательства в свои дела, связанные с работой. В городе она, пожалуй, могла бы не вмешиваться, но здесь слишком тесно переплелись в неразрывный клубок работа и личная жизнь. Все у всех на виду, и невозможно определить, где кончается работа, где начинается личная жизнь. Так что же ей теперь делать? Все время молчать? Или все же уехать? Ни то ни другое не годилось, и она не знала, как поступить.

Строков между тем начал укладывать вещи. Наташа слышала его шаркающие шаги по всему дому. Она лежала, зарывшись с головой в подушку, но сквозь тонкие стенки все равно доносились тихое покашливание, шоpox старой одежды, даже скрип дверцы чемодана. Она долго крепилась, зная, что ничего хорошего от ее нового вмешательства не получится, и все же не выдержала, выбежала на крыльцо, когда услышала шаги. Она думала, это Строков, но наткнулась на незнакомого ей сотрудника станции. Кажется, его звали Мансур. Посторонилась, давая ему дорогу. Мансур прошел мимо, даже не оглянувшись, словно она была пустым местом.

А Строков тем временем выходил уже со двора. Он вел за собой осла и тащил тяжелый чемодан. Она не стала догонять старика, все равно ничего утешительного не могла ему сказать. Зато Сергею кое-что скажет. Скажет все, что думает. Как бы он ни отреагировал, как бы ни сложились дальнейшие отношения – молчать больше не будет.

Хакимов стирал рубашки на веранде в большом баке с горячей водой. Каждую рубашку он хватал, словно какую-то мерзкую тварь за горло, и швырял в таз. Потом набрасывался на нее с остервенением, словно рубашка и в самом деле была живым, враждебным для него существом.

Саиду он заметил еще во дворе, но когда девушка подошла, только ниже пригнулся к корыту.

– Не надоело тебе молчать? Сколько можно?

Не отвечая, он выкручивал рубашку до тех пор, пока с удовлетворением не услышал хруст разрываемого материала.

– Ну что ты злишься? Можешь хотя бы объяснить? Ну что я такого сделала?

Хакимов швырнул только что выстиранную и выжатую рубашку в бак с грязным бельем и, выхватив оттуда другую, начал ее выкручивать. Саида по-прежнему стояла рядом, и в конце концов он не выдержал ее иронического взгляда.

– Слушай, ты лучше уйди!

– Нет, ты скажи, скажи! Все, что думаешь, скажи! Она постаралась вырвать у него из рук рубашку, но это было все равно что пытаться остановить дорожный каток. Все же бешеный огонек в глазах Хакимова сменился какой-то горечью, и он отпустил рубашку.

– Как ты могла? Ты…

– Ну, Мансур! – Она старалась поймать его за руку, но Хакимов спрятал руки за спину. – Ну, давай забудем! Подумаешь, обнял!

– Ах, подумаешь! Для тебя это «подумаешь», да? Сегодня обнимаешься с первым встречным, а завтра что? Да я бы тебя!…

– Ну, ударь, ударь! Только не смотри так! Ну, хочешь, я тебя поцелую?

– Целуй теперь своего Быстрова! Он все же начальник.

Оставшись один, Хакимов несколько секунд смотрел на расплывшуюся лужу воды из таза с чистым бельем, в который умудрился наступить во время всей этой сцены.

Наконец с тяжелым вздохом перевалил белье в бак и снова начал стирку. Он уже признал свое поражение. Понял, что никуда не денется, простит ее, вот только прежнего доверия не вернуть.

* * *

Быстров сидел в камералке, подперев голову руками, тупо уставившись на схему прошлогодних температур. «Ну вот ты своего добился, Строков наконец уехал», – подумал Сергей и не почувствовал никакого удовлетворения. Поступил-то он не очень красиво, и Наташа во многом права. Никогда раньше не осмеливалась она говорить ему подобных вещей, и вдруг сегодня вечером… Он растерялся и не знал, как отреагировать на ее отповедь. Нужно бы сразу поставить ее на место, но момент был упущен, он молча выслушал все до конца, встал и ушел в камералку. Сколько живешь с человеком, никогда не знаешь его полностью.

Как бы там ни было, он своего добился, и теперь самое время доказать, что поступил правильно. Доказать хотя бы самому себе.

«Строков мешал мне работать. Подстраивал всякие мелкие пакости. Ссорил с сотрудниками станции. Так?» – спросил он себя и пожал плечами, потому что даже в этом полной уверенности не было. Так или нет, – теперь придется доказать, что без Строкова все осталось на своих местах. Больше никто не мешает. Остается наладить нормальную работу.

Итак, с сегодняшнего дня он наконец настоящий начальник станции. Странно, это приятно для самолюбия. Его предыдущая должность была повыше, и все же… Дело в том, что здесь он сам себе хозяин. До начальства сотни километров, как он ни решит, как ни поступит – некому его контролировать. Отсюда и чувство ответственности. Если сделает ошибку, пройдет немало времени, прежде чем ее смогут исправить другие. Возможно, исправлять будет поздно.

Он встал и подошел к графику лавиноопасной зоны,