Остров - Андрей Алексеевич Кокоулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Угомонись уже, — шикнула на него Натка.
— Я новости еще, — прошептал Лаголев. — Минут десять.
— Да смотри ты, что хочешь!
Она перевернулась снова. Голова потяжелела, явный признак будущей головной боли. В основании черепа, в затылочной части, появилось знакомое ощущение, будто там скапливается и давит на мозг жидкий свинец. Кто виноват? Конечно, Лаголев. Он, со своими двумястами девяноста рублями.
Натка встала и в комоде, в аптечном отделении, нашарила цитрамон. Выдавила две таблетки из упаковки, направилась на кухню за водой. Лаголев обернулся, но ничего не сказал.
— Новый очаг напряженности на Ближнем Востоке, — шептал телевизор. — На Синайском полуострове…
В чайнике было на дне, но на то, чтобы запить цитрамон хватило. Раскусила, протолкнула горечь в горло.
День закончился, и ладно. Завтра Лаголев не отвертится от холодильника, а она займет у Поляковых и купит наконец Игорю чертовы кроссовки. Вот такая у нее жизнь.
Натка легла. Свинец в голове рассосался. Хорошо б и завтра утром ничего о нем не напоминало.
Сквозь подступающий сон шелестели телевизионные голоса. Кажется, говорили о бомбежках Ирака, о миротворческой операции, которую вот-вот начнет сформированная коалиция. Чтоб вы все сдохли, подумалось Натке.
Кресло несколько секунд ожесточенно скрипело под Лаголевым, все ему, видимо, было неудобно, все узко, все шатко и мягко.
— Лаголев, спать! — не выдержала Натка.
Затих.
3
Когда мать сказала, что завтра никаких кроссовок не будет, а отец, по привычке мямля, подтвердил, оставаться в квартире дальше стало невозможно. Родаки, называется! Ах, мы тебя любим, Игоречек!
Не, ну, честно, ну, полный пэ. Он выместил первую злость на постели, скатав одеяло с простыней и подушкой в аляповатый ком. Уроды. Уроды. Уроды! Несколько секунд Игорь месил кулаками податливую постельную плоть. На! На! А вот ногой в боковую спинку было больно. Ну и нахрен! Он вылетел из комнаты одеваться, накинул куртку, вернулся и добавил постели несколько ударов. Затем в прихожей вбил ступни в идиотские ботинки, которыми только говно месить, и чуть не заревел от обиды и ощущения вселенской несправедливости. С такими говнодавами в поле хорониться. Или на кладбище.
— Ненавижу!
Он выплюнул слова в пространство кухни, в моргающего отца, вид у которого как всегда был слегка пришибленный, и выскочил вон.
Ну уроды же! Ступеньки легли под каблуки. Бум. Бум-бум. Бум-бум. Это не кроссовки. Это говнодавы. Кто к нам в говнодавах спешит? Нет, не доктор Айболит. А тот, кто зарубился с Мельником, что придет в понедельник в новых кроссовках. Костяшки пальцев ударили в стену. В последний момент Игорь задержал руку, но боль все равно вмазала по кулаку и даже отдалась в локте.
Сука! Слезы брызнули, и он торопливо затушил их ладонями, растер, втер в кожу. Ничего, когда он заработает свой первый миллион, они пожалеют, что не купили ему кроссовки. Сынок, не поделишься ли с нами? — спросят. А он им: помните, однажды ваш сын пришел к вам с простой просьбой? Что вы ему сказали?
Отец, конечно, в ноги бухнется. Да и мать тоже, сначала, конечно, постоит, что-то себе воображая, а потом сдастся. Сыно-ок! Только хрен им! Может, вот эти вот говнодавы вернет, если еще сохранятся.
Игорь распахнул подъездную дверь. Надо было куда-то идти, а куда? В темноте покачивались деревья, какие-то придурки курили на детской площадке, со стороны проспекта донесся затухающий рев сирены. То ли пожарники куда торопились, то ли «скорая» опаздывала. А может менты спешили на бандитские разборки. Чтоб их уже ухлопали всех.
Игорь застегнул куртку. Ветрено, не до форсу. Да и кто видит? Сунул руки в карманы. Пошел. Независимый и неприкаянный. Как Рэмбо. Время есть, а денег нет, и в гости не к кому пойти. Здесь Цой на сто процентов прав. Он пошмыгал носом и снова потер щеку. Обида комом сидела в горле. Уже родакам ни в чем верить нельзя. Хотя приставку купили, только было это почти год назад. Люди меняются.
Срезав путь через клумбу за торцом дома, Игорь вышел на пустую улицу. Идти можно было направо, можно было налево, никакой нахрен разницы не виделось. В редких вспышках фонарей улица одинаково тянулась в никуда. То есть, с одной стороны — к проспекту Коммунизма, а с другой стороны — к улице Лесной, но в обоих случаях пешехода и любителя вечерних прогулок ждала тьма, простроченная редким оконным светом. Впрочем, Коммунизм был все-таки посветлее.
На Коммунизме вообще было, где затусоваться, там и стройка была, где одноклассники и школьники постарше любили зависать, познавая мир взрослых отношений и взрослых же пристрастий. Но, однажды пришедший, Игорь часа два посидел там сычом, почти не участвуя ни в разговорах, ни в совместном распитии вина, жмурился на огонь, горящий в разрезанной пополам бочке, грел руки. Полетаевой вообще нагрубил.
Его и вышвырнули. В пролете, Лага! Не приходи сюда больше, понял? И даже придали ускорение. Пинок был легкий, но обидный.
Игорь их всех запомнил. Всех! И Фрязина, и Колобоева, и Шустина, и Бердника, и Чусову, и Бойкову. И Полетаеву, само собой. Приползут еще на коленях, станут прощения просить. Только он — во! Фига! Как и они. Тогда узнают.
И вообще там, в основном, только сосались. Фрязин — с Чусовой. Бердник — с Бойковой. Колобоев и Шустин все никак Полетаеву не могли поделить. Придурки. И девчонки — страшные. Ну, Чусова еще ничего.
А Королева к ним не ходила. Ха-ха, не королевское это дело с такими удолбышами время проводить. У них какие разговоры? Одноклеточные. Девчонки о подружках и учителях сплетничали. Наряды из «Мэри Клер» обсуждали. А парни, в основном, об автомобилях трепались да мечтали, куда бы баксы потратили, если бы они у них были.
Он-то чего пошел? Подслушал, как Королева с Фрязиным болтала. Он — ей: Придешь? Улыбка до ушей. Она: Когда? Он: Сегодня. Она: А завтра? Он: Мы и завтра собираемся. Она: И какая у вас программа? Он: Посидим, языками почешем… Она: Ага, руками пощупаем…
Дальше Игоря нашел Мельник, чтобы в десятый раз рассказать ему, как был крут «Парк Юрского периода», и пришлось срочно изображать, что он изучает учебник по геометрии, а вовсе не подслушивает. Конечно, подумалось, что если Королева у Фрязина будет, то и ему там надо обязательно…
Игорь нырнул от фонарного света поглубже во тьму, прижался к секции бетонного забора, пропуская кого-то, неуверенно бредущего из Коммунизма навстречу.
