Антимир - Сергей Сергеев

Наконец, с горем пополам они добрались до его дачи. Виктор открыл калитку и, проявляя чудеса расторопности и эквилибристики, завёл их на территорию участка, усадил на скамейку. Сам он почти был трезв, или просто так казалось ему, хотя по косвенным признакам (браслет перестал действовать), скорее полупьян.

Он открыл входную дверь домика, вытащив ключ от навесного замка из потайного места. Прошёлся по помещениям, осмотрел одну комнату с единственной кроватью у стены и вторую с двуспальным диваном у окошка. Диван разложил, достав из рундука маленькую подушку и махровую простынь, с кровати не стал сдёргивать покрывало, а лишь достал из-под неё такую же подушку и положил поверх.

Он поочерёдно развёл их по комнатам. Димку уложил на кровать прямо в одежде, сняв лишь с ног обувь. Наталью, также без обуви положил на диван. Она засунула руки под подушку, пробормотала:

— Ой, как хорошо…

Затем он отлучился к Димке и понаблюдал за ним, тот уже спал и начинал похрапывать. Закрыв дверь в его комнату, он вернулся к Наташке и прилёг с ней рядом, погладил её по волосам, провёл рукой по спине и, не останавливаясь, по ягодицам. Она не выказывала никакой реакции. Он просунул руку в промежность и погладил там. Она что-то промычала в подушку и повернулась к нему лицом, оказавшись на боку.

Виктор расстегнул пуговицу и молнию на её джинсах, привстал на колени и стащил с неё джинсы, бросил их на диван в ноги. Хотел снять блузку, но передумал, и резким движением стянул с бёдер тёмно-бордовые трусики. В ярком лунном свете из окошка, пробивавшемся поверх ситцевой занавески, он увидел то, о чём мечтал ещё в школе.

Наталья поняла, что её раздели, не открывая глаз, перевернулась на живот и правой рукой потянула на себя простынь, частично прикрыв наготу. Виктор встал с дивана, быстро скинул брюки и приспустил трусы, пристроился к ней сзади, откинув простынь и раздвинув ей ноги. Он вошёл в неё, диван заскрипел, она вздохнула и произнесла еле внятно:

— Я не хотела так…

Виктор продолжал своё дело, она начала постанывать, но почему-то невпопад такту, и он догадался, что ей просто плохо. Закончив, он встал, вытерся о простынь и суетливо одел брюки. В этот самый момент она подала признаки жизни и подползла к краю дивана, он понял, что хочет сделать она, и метнулся в кухню. Там прихватил оказавшийся, кстати, прямо у входа пластмассовый тазик с одной отломанной ручкой.

Успел вовремя, её вырвало прямо в тазик, который он только поднёс к её лицу, не успев поставить его на пол. Тёплые брызги мощного потока окропили его руку, оставив перед ней посудину, пошёл обратно в кухню за полотенцем. За спиной слышалось рыганье и удары содержимого о дно тазика, каждый раз такой цикл заканчивался сильным кашлем.

Вытерев руку и посмотрев на полотенце, он прихватил его с собой. Вернулся в комнату, она нависала над тазиком и молчала.

— Ты как? — спросил он.

— Плохо, отстань, — почти трезвым голосом ответила она.

Так продолжалось несколько секунд, возможно, прошла целая минута, прежде чем она пошевелилась и, приподнявшись, отползла назад от края дивана, попросила его:

— Принеси воды, я умоюсь.

Он повесил полотенце ей на шею и, уже в который раз, вышел в кухню. Питьевое ведро и стеклянный кувшин были пусты, Виктор почему-то выбрал ведро и, взяв его, вышел наружу. Обойдя домик, он очутился у его тыльной стороны, там, где стояла бочка с водой и качок. Зачерпнув ковшиком воды из бочки, он вылил её в трубу, начал качать.

Вода долго не поднималась на поверхность, но вот небольшая порция плюхнулась на деревянный настил, специально вымощенный вокруг качка, чтобы вода не размывала грунт, и затем потекла тонкой струйкой. Он подставил ведро и продолжил качать, вода побежала энергичней, а струйка превратилась в мощную струю.

Набрав ведро до краёв, он отпустил ручку качка, нагнулся и взял душку в правую руку, собираясь отнести ведро в домик, но услышал приближающиеся шаги. Выпрямившись, Виктор увидел подошедшую Наташку. В руках она несла джинсы, её бёдра, начиная от талии, были обмотаны полотенцем, так, что выглядело это как мини-юбка, на ногах были босоножки, но пряжки не были застёгнуты.

Он выпрямился, оставив ведро в покое, а взял в руки ковшик и, зачерпнув из ведра, протянул его ей. Она бросила джинсы на маленькую переносную скамеечку, стоящую тут же у обреза деревянного настила, приняла ковшик двумя руками и, прежде чем набрать в рот воды, тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросила:

— Где трусики?

— Там, — так же кратко ответил он и махнул рукой в сторону домика.

— Иди и принеси, — приказала она и, сбросив обувь, ступила босыми ногами на мокрый деревянный настил.

— Сейчас, — произнёс Виктор и посторонился, пропуская её в центр настила.

Он перешагнул через скамейку и пошёл по дорожке вдоль домика. Удаляясь, слышал, как она полоскала водой рот и горло, а затем фыркнула пару раз.

"Умывается", — подумал он.

В домике раздавался пьяный храп. Виктор зашёл в комнату с диваном, запах кислятины уже начал оседать повсюду.

"Нужно убрать тазик", — подумал он, взглянув мельком в ту сторону.

Тазик стоял на том же месте, где он его и поставил. Скомканная простынь лежала на подушке, но не в головах, которые определил он сам, разбирая диван, а в ногах.

"Икала", — пронеслось у него в голове.

Он повторил поиски, перекладывая с места на место подушку и простынь, искомого предмета не было.

"Странно, — удивился он, — куда они запропастились?"

Запах начал доставать его, к тому же он слегка задел тазик.

"Нужно вынести его вон", — подумал он и поднял его.

Под ним лежали они, целые и невредимые, и на ощупь сухие. Он оставил в покое тазик и метнулся с ними наружу.

— Вот, — только и сказал он, наблюдая голые ягодицы.

Наталья, не стесняясь, продолжала своё дело. Она обмыла промежность и вытерлась полотенцем, затем повернулась к нему лицом, взяла из его рук своё нижнее бельё и со злостью бросила полотенце ему в лицо.

Осмотрев в лунном свете трусики, вывернула их как необходимо, чтобы не было изнанки, и не перепуталась лицевая сторона с задней, быстро одела и поправила уже на себе резинки, щёлкнув ими в районе ног.

Подпрыгнув, влезла в джинсы и застегнула молнию и пуговицу, сказала как-то беззлобно Виктору обидную фразу:

— Ну и сволочь же ты, Черников, как был монстром тогда, так и остался теперь.

— Ты же сама хотела этого, — защищался он.

— Может и хотела, но точно не так, — ответила она, застёгивая пряжки на босоножках, — от школьной романтики осталась лишь одна блевотина, умеешь ты уничтожать хорошую память.