Елизавета Тюдор - Ольга Дмитриева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был суровый урок. За два десятилетия жизни Елизаветы уже третья королева спускалась с трона, чтобы подняться на эшафот. Пищи для размышлений у молодой принцессы было более чем достаточно.
Казнить нельзя… Помиловать?В октябре 1553 года Мария Тюдор короновалась в Лондоне. В праздничной процессии по этому случаю за королевой в открытых носилках следовали Анна Клевская и принцесса Елизавета, одетая во все белое. Мария не без удовольствия взирала на бледную, присмиревшую сестрицу, вспоминая, как в свое время ее силой заталкивали в носилки, чтобы заставить следовать в эскорте Елизаветы. Во время церемонии коронации в Вестминстерском соборе на голове у Елизаветы был надет золотой обруч — небольшая корона, признак ее королевской крови. Посол Франции де Ноаль постарался приблизиться к ней и дружески заговорить (восшествие на престол полуиспанки Марии никак не отвечало интересам его державы — французы, хотя и католики, с большим удовольствием приветствовали бы на троне Елизавету). Когда она, поправляя в рыжих волосах сбившуюся набок корону, недовольно прошептала, что ей неудобно, де Ноаль многозначительно заметил: «Подождите, ваше высочество, придет время и корона не будет тяжела для вас». Все это не укрылось от королевы Марии. Ее царствование только начиналось, а французы уже плели интриги. Не понравилось ей и то, как радостно принимала Елизавету толпа на улицах Лондона; подозрительность и раздражение на младшую сестру росли с каждым днем.
Для Марии наступил звездный час. Двадцать лет унижений и страданий, страха смерти и запретов исповедовать ее религию — все было позади. Она собиралась немедленно восстановить католичество и добрые отношения с папой римским, оживить поруганные отцом церкви, вернув в них не покорившихся Генриху священников, иконы, распятия и мощи святых, чтобы снова служились торжественные мессы с низким рокотом органов и мерцанием свечей.
Ее постоянные советники — император и король Испании Карл, основная опора Марии во времена гонений, и его посол Ренар уговаривали королеву быть более гибкой и не торопиться с преобразованиями. Ведь Англия была протестантской уже в течение двух десятилетий, и выросло целое поколение, воспитанное в реформированной вере. При восшествии Марии на престол легитимизм англичан возобладал над их религиозным пылом, они признали королевой ту, которая имела законные права на корону. Но будет ли так всегда? Особенно опасными казались Карлу планы кузины вернуть церкви земли, конфискованные при ее отце и переданные новым владельцам. Это затронуло бы интересы тысяч дворян, аристократов, богатых горожан и могло вызвать взрыв. Мария, однако, была глуха к доводам рассудка. Неуступчивая, несгибаемая, фанатичная, она не была создана политиком.
С первых дней правления королева повела с Карлом переговоры о своем браке, ибо не мыслила династического союза ни с одной страной, кроме Испании, и избрала себе в супруги Филиппа, сына короля Карла, — ревностного католика, снискавшего себе впоследствии славу самой одиозной и мрачной фигуры в европейской истории этого времени, маниакально-одержимого гонителя протестантов. В отличие от королевы ее совет вовсе не был так уверен в целесообразности англо-испанского союза, опасаясь, что Англия превратится в придаток огромной империи Габсбургов и будет вовлечена в разорительную войну с Францией. Еще меньше его поддерживали подданные, ожидавшие от этого брака нашествия кичливых испанцев, которые станут распоряжаться в их стране. В результате всплеска национально-патриотических чувств, помноженных на опасения протестантов, в январе 1554 года дворянин из Кента Томас Уайатт поднял восстание под антииспанскими лозунгами. Его быстро подавили, но в ходе следствия выяснилось, что мятежники имели сношения с послом Франции и, возможно, с принцессой Елизаветой, которую прочили на престол в случае победы (в сумке гонца, посланного Уайаттом, нашли копию ее письма к де Ноалю). Расследование еще не закончилось, а канцлер королевства епископ Винчестерский Гардинер и испанский посол в один голос потребовали от Марии казнить Елизавету, ибо «эта протестантка опасна и исполнена духа неповиновения» и всегда будет знаменем всех мятежных антикатолических сил.
22 февраля Елизавету привезли в Лондон. На следующий день, в Вербное воскресенье, когда верующие праздновали вступление Христа в Иерусалим, она проделала скорбный путь в Тауэр. Ее отвезли туда по реке, опасаясь, что в Лондоне возбужденная видом принцессы толпа может прийти ей на помощь, и высадили у ворот, которые позднее стали называть «Ворота изменников». Многие входили через них в крепость, чтобы уже никогда не вернуться. Когда-то эти ворота захлопнулись и за ее матерью. Двадцатилетняя принцесса была абсолютно уверена, что видит солнце в последний раз.
Впрочем, солнца не было, день был пасмурным. Выйдя из лодки, Елизавета в изнеможении присела на осклизлый камень у ворот, оттягивая момент, когда они закроются за ней. Комендант Тауэра заботливо предупредил ее, что нехорошо сидеть на холодном мокром камне, и она с печальной улыбкой заметила, что это лучше, чем сидеть в каменном мешке. Никогда она не рассчитывала вступить в Тауэр — древнюю цитадель английских королей — столь бесславно.
Елизавета была не единственной узницей крепости в это время. В одной из башен находились в заключении братья Дадли — сыновья Нортумберленда, среди которых был и друг ее детства Роберт. Принцесса провела три долгих месяца в башне с колокольней, прогуливаясь изредка во внутреннем дворике. Она безуспешно умоляла о встрече с королевой, ее «доброй сестрой», желая доказать свою невиновность, но получала неизменный отказ. Ей не давали ни чернил, ни бумаги, чтобы написать разъяренной сестре. Елизавета предалась мрачному отчаянию. Позднее она признавалась, что не сомневалась в скорой смерти и лишь хотела просить Марию, чтобы в виде особой милости ее, как и ее мать, обезглавили не грубой секирой, а мечом, на французский манер.
Но даже в Тауэре она встречала знаки искренней симпатии. Говорили, что йомены-стражники преклоняли перед ней колени и шептали: «Господь спаси вашу милость», а маленький мальчик, сын одного из стражей Тауэра, носил молодой узнице цветы. В самом Лондоне сочувствие к обреченной принцессе росло день ото дня, ее считали невинной мученицей за протестантскую веру.
Летом 1554 года в Англию должен был прибыть Филипп — будущий супруг Марии. Готовясь к венчанию, королева пребывала в радостно-возбужденном состоянии. 19 мая Елизавету выпустили из Тауэра, очевидно, чтобы разрядить обстановку и избежать нового всплеска антииспанских настроений. Не последнюю роль сыграли и предсмертные слова Томаса Уайатта, поклявшегося перед казнью, что «миледи Елизавета никогда не знала ни о заговоре, ни о моем восстании».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});