Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики - Владимир Легойда

Именно так было и с наукой. С распространением христианства в сознании западного человека утвердились общемировоззренческие принципы, которые позволили с течением времени окончательно оформить тот культурный феномен, который мы сегодня именуем наукой или современной наукой. Каковы те изменения и какова та почва, которая была удобрена христианством и на которой возросли плоды интеллекта?

Во-первых, христианство категорически утверждает реальность существующего мира и происходящих и наблюдаемых в нем нами процессов. Вы скажете, что это же очевидно. На самом деле далеко не так очевидно, как представляется. Например, идея универсального движения, присущего мирозданию, принципиально не выводима из человеческого опыта и является, скорее, априорным суждением, чем эмпирическим фактом.

Как это связано с христианством? Символ Святого Духа, по интерпретации известного философа науки Кол лингву да34, означает идею универсального движения (в христианском Символе Веры говорится об «исхождении» Духа от Отца)35.

Важнейшим мировоззренческим изменением, появившимся благодаря христианскому богословию, стала, конечно, идея трансцендентности Бога. Античность не знает данной идеи. В античном сознании Космос есть некое высшее «божество», космос – это никем не сотворенная красота, гармония и порядок, в который все включено (и люди, и боги, и природа), которому все подчиняется и который, естественно, нельзя изучать, нельзя препарировать (чем, собственно, наука и занимается).

В христианстве же это «нельзя» сохраняется только по отношению к Самому Богу, Который, в силу трансцендентности, выносится за границы Космоса, за границу Пространства-Времени. Таким образом, демифологизированный христианством космос позволяет начать изучение себя.

Следующее важное следствие христианизации сознания математическое: для развития математического анализа, который является главным инструментом современной физики, необходимо принятие идеи актуальной бесконечностиЗб. А вот обоснование последней, как показывает анализ истории натурфилософских идей и математических открытий от Николая Кузанского до Галилея, Ньютона и Лейбница, было бы невозможно без исходной аксиомы Бога-Творца37.

Кроме того, подобное античное видение устроения мира не позволяло соединить физику с математикой. Дело в том, что античность исходила из жесткого деления всех вещей на естественные и искусственные, из противопоставления мира космоса миру артефактов. Кроме того, четко различались мир вечного порядка и неизменных движений – надлунный мир – и мир непостоянства и изменчивости – подлунный.

Вследствие этого математика – подлинная, идеальная наука – изучала именно идеальные конструкции, поэтому применялась прежде всего в астрономии (надлунный мир). Физика же была неким способом констатации изменчивости мира подлунного. Поэтому физика занимается рассмотрением природы и сущности вещей, тогда как механика позволяет создавать то, чего в природе нет (вспомним противопоставление естественного и искусственного), и поэтому никак не может являться частью физики и быть связанной с нею38. На невозможности их соединения настаивал, в частности, Платон, обосновывая это учением об идеях.

Новое время, исходя из утвердившихся на тот момент христианских догматов, коренным образом пересматривает взаимоотношения Бог – природа – человек. Наиболее излюбленной аналогией ученых Нового времени было отождествление природы с механизмом (отсюда потом возникает механистическая картина мира, которая, безусловно, стала не просто научной, но общекультурной моделью для Нового времени), отождествление естественного с искусственным (не по сути, конечно, и не структурно, но по способу функционирования, так сказать)39.

Таким образом, именно подобная аналогия – природного и механического – позволила наконец соединить физику с математикой. И когда Коперник, Галилей, а затем, конечно, Ньютон создают физическую картину мира на языке математики – и появляется современная наука. Возможность же создания данной картины, повторяю, появилась только благодаря тому, что Аристотелева физика отступила перед появившимися в христианстве представлениями об устройстве мира. Конечно, возникает естественный и вполне закономерный вопрос: почему этого не произошло раньше?

Прежде всего потому, что общемировоззренческие положения христианства должны были первоначально стать достоянием академического сообщества (или, точнее, сформировать его). Кроме того, внутри средневекового христианского сознания существовали и идеи, тормозившие или табуировавшие появление подобных аналогий. Поэтому, конечно, наука нового времени не есть порождение исключительно христианского мировоззрения (П.П. Гайденко, в частности, отмечает влияние идей герметизма, освободивших мыслителей Нового времени от подавлявшей средневекового человека идеи первородного греха и невозможности человеку дерзать сравнивать себя с Творцом). Вместе с тем было бы совершенно наивным и в корне неверным не видеть, как именно христианское – пусть со всеми культурными обусловленностями эпохой – мировоззрение ученых сформировало новую естественно-научную картину мира40.

Литература:

1. Вернадский В.И. О науке. Дубна: Издательский центр «Феникс», 1997.

2. Гайденко П.П. История античной философии в ее связи с наукой. М., 2000.

3. Гайденко П.П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000.

4. Губайловский В. Строгая проза науки // Новый мир, 2002, № 12.

5. Губайловский В. WWW-обозрение. Научный атеизм //Новый мир, 2003, № 1

6. Дронов Михаил, протоиерей. Наука и истоки «научной веры» //Альфа и Омега, 1999, № 3 (21). С. 299–324.

7. Тростников В.Н. Мысли перед рассветом. М., 1997.

8. Кураев Андрей, диакон. Традиция. Догмат. Обряд. Москва; Клин, 1995.

9. Философско-религиозные истоки науки. М., 1997.

10. Шмалий Владимир, священник. Космология святых отцов каппадокийцев: вклад в современный диалог науки и богословия //Альфа и Омега, 2003, № 2 (36). С. 152–171.

Почем опиум для народа?41

Остап наклонился к замочной скважине, приставил ко рту ладонь трубой и внятно сказал:

– Почем опиум для народа?

За дверью молчали.

– Папаша, вы пошлый человек! – прокричал Остап.

С легкой руки знаменитых юмористов выражение «опиум для народа» знает и стар и млад. Считается, что авторы бессмертного романа воспользовались определением религии, которое дал Карл Маркс. Понятно, что это определение негативно, так как изображает религию наркотическим дурманом, с которым нужно бороться. Однако при более тщательном анализе трудов основоположника марксизма мы увидим, что классик имел в виду нечто другое. Во введении к своей работе «Критика гегелевской философии права» Маркс писал, что «религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа».

Надо помнить, что в те времена восприятие слова «опиум» весьма отличалось от нынешнего. Тогда имелось в виду прежде всего лекарство, обезболивающее средство, приносящее пациенту пусть временное, но облегчение. Так и религия, по мысли Маркса, призвана преодолеть гнет природы и общества, под которым находится человек, преодолеть его беспомощность в сложившихся условиях. Или хотя бы создать видимость этого преодоления, ведь наркотик не лечит болезнь, а только снимает боль42. Почему? Да потому что, по Марксу, подлинная жизнь общества заключается в неправильных, извращенных социально-экономических условиях. Проще говоря – существуют угнетатели и угнетенные. Это и породило религию, которая призвана определенным образом интерпретировать сложившиеся условия, хоть как-то преодолевать «действительное убожество» человеческого бытия, т. е., по Марксу, выполнять идеологическую функцию. Конечно, Маркс не считал такую идеологию верной, но именно потому, что она порождена неверной экономической действительностью. (Кстати, еще до Маркса характеристику «опиум» к религии применяли Гейне, Гегель, Кант и Фейербах. Так что этот расхожий штамп был применен классиком совершенно естественно.)

Безусловно, основоположники марксизма были атеистами. Однако их атеизм весьма специфичен. При внимательном анализе несложно заметить, что атеизм классиков резко контрастирует с антирелигиозностью многих их предшественников и современников. Маркс последовательно опровергал традиционный тезис атеизма «все от религии» в смысле «все плохое, что существует в обществе, – от религии». При этом, конечно, он не мог принять и позицию клерикалов, что «все хорошее – от религии», так как, по его мнению, религия – не базис, а надстройка, следовательно, она не может дать социуму «все».