Политическая наука №3/2011 г. Современная политическая социология - Сергей Патрушев

Ключевым элементом стратегий гражданского действия должна стать солидаризация коллективных действий. Предстоит выяснить, что содействует либо, наоборот, препятствует этому процессу в условиях, когда людям считает возможным доверять меньше трети респондентов (31 %), а их привычный круг общения исчерпывается преимущественно родственниками (для 56 %) и друзьями (для 28 %). В то же время с суждением «сегодня каждый сам решает свои проблемы, и нет особого смысла объединяться с кем-либо для защиты общих интересов» согласны чуть более четверти (26 %), тогда как несогласных – более половины (55 %).

Предсказуемость поведения других основана на общности разделяемых ценностей и норм (и обоснована ею). Эта гипотеза отчасти подтверждается ответами респондентов на вопрос о том, что, по их мнению, составляет основания солидарности. В порядке их значимости «общность взглядов» сильно превалирует не только над «согласием между людьми» и «способностью к объединению», но и над «умением считаться с чужим мнением». Подобный порядок значимости оснований солидарных действий, в котором во главу угла фактически поставлено единомыслие, хотя и может служить кому-то приемлемой практической схемой (фреймом), вряд ли способен склонить многих людей к сотрудничеству. Для того чтобы оно возникло, смысловое содержание таким образом выстроенного фрейма должно измениться в процессе рационализации коммуникативной компетенции акторов. Судя по данным проведенного опроса, этот процесс уже начался (см. табл. 2).

Таблица 2

Когда, например, к проявлениям солидарности в нашей стране относят «помощь другим людям, невзирая ни на какие законы», то сходство интересов больше располагает к готовности с кем-то объединиться, нежели единомыслие и даже личное знакомство, хотя оно по-прежнему играет существенную роль для очень многих респондентов. То же самое можно утверждать и о тех, кто к проявлениям солидарности относит «исполнение обязанностей перед своими в обмен на соблюдение моих прав», «участие в общем деле вопреки любым запретам», «ответственность за других граждан». Интеграция респондентов в разного рода объединения, ориентированные на реализацию каких-то коллективных и частных интересов, зачастую происходит в режиме реализаций кликовых стратегий. Для «законников», «моралистов», «семьянинов» и «близких друзей» порядки значимости тех или иных проявлений солидарности в нашей стране примерно одинаковы – около и более трети готовы исполнять обязанности «перед своими в обмен на соблюдение моих прав» и помогать «другим людям, невзирая ни на какие законы».

Эта гипотеза проверена путем пересечения ответов на три вопроса. Один из них касался проявлений солидарности в нашей стране, а два других выявляли мотивы респондентов к исполнению гражданских обязанностей, а также принятых на себя обязательств перед другими людьми. Независимо от того, что они относили к проявлениям солидарности в нашей стране, примерно половина (от 44 до 56 %) отдали приоритет «подчинению закону» при исполнении обязанностей гражданина (см. табл. 3). Вторым в порядке значимости мотивов оказались «признание интересов других» и «учет прав других», который почти столь же важен, особенно для тех, кто прежде всего к проявлениям солидарности в нашей стране относит «помощь другим людям, невзирая ни на какие законы», «соблюдение прав других, даже в ущерб своим личным интересам», «участие в общем деле вопреки любым запретам», «ответственность за других граждан».

Однако порядок значимости мотивов к исполнению принятых обязательств перед другими людьми оказывается существенно иным, когда прежде всего к проявлениям солидарности в нашей стране почти те же самые по численности респонденты относят «помощь другим людям, невзирая ни на какие законы», «исполнение обязанностей перед своими в обмен на соблюдение моих прав», «участие в общем деле вопреки любым запретам» и даже «ответственность за других граждан» (см. табл. 4).

Таблица 3

Значимость мотива подчинения закону снижается в 2,3 раза – на 20–25 процентных пункта уменьшается количество респондентов, отметивших именно его. Зато в порядке значимости этих мотивов в 1,5–2 раза возрастают «признание интересов других» и «стремление к сотрудничеству». Судя по выявленному порядку, происходит рационализация коммуникативной компетенции респондентов: растет значимость таких мотивов исполнения обязательств перед другими людьми, как «собственный интерес» и «расчет на ответную услугу». Правда, при всем том «признание интересов других» превалирует над «учетом прав других» и совершенно не зависит от того, что относят респонденты к проявлениям солидарности в нашей стране.

Таблица 4

В итоге социальные навыки, помогающие им склонять других людей к сотрудничеству, воспроизводятся по правилам специфической реципрокности. Особо склонные к альтруизму респонденты, которые относят к проявлениям солидарности «ответственность за других граждан» и готовы соблюдать права «других граждан, даже в ущерб своим личным интересам», для того, чтобы вызвать совместные действия людей, продолжают пользоваться легитимной практической схемой, не имеющей ничего общего с фреймом общей реципрокности.

Таблица 5

В заключение остается ответить на вопрос о том, что вероятнее всего препятствует возникновению новых культурных рамок с использованием уже существующего фрейма для того, чтобы вызвать совместные действия людей. Если судить по данным, представленным в табл. 5, то можно проследить прямую зависимость между отмеченными респондентами проявлениями солидарности в нашей стране и теми правилами и нормами, которые существуют в кругу людей, занятых общественной деятельностью. На соответствующие вопросы ответили не все респонденты, а только более половины (58 %) из них.

Причем, что бы они ни относили к проявлениям солидарности, порядок значимости правил и норм, принятых в кругу общественников, оказался практически идентичным. В этом порядке приоритет принадлежит преимущественно «коллективистским» правилам и нормам типа «помогать друг другу», «выполнять взятые на себя обязательства перед товарищами», «общее дело – общая ответственность». «Решать на основе свободной дискуссии и согласия всех» – второе по значимости правило, свидетельствующее о демократизации внутригруппового взаимодействия общественников.

Однако такие правила межгруппового взаимодействия, как «солидарность с людьми со сходными интересами, невзирая на взгляды» или «сотрудничать со всеми, кто готов оказать помощь и поддержать», не получили признания и потому слабо распространены даже среди относительно небольшой группы респондентов, относящих к проявлениям солидарности в нашей стране «ответственность за других граждан». Если следовать современному пониманию фрейма как «элементарной структуры коммуникативного опыта», то приходится констатировать известную ригидность той легитимной практической схемы, которой пользуются большинство респондентов. Защита их конституционных прав и свобод посредством совместных действий людей со сходными интересами ведется по правилам специфической реципрокности. Несмотря на то что имеет место рационализация коммуникативной компетенции респондентов, поскольку растет значимость таких мотивов исполнения обязательств перед другими людьми, как «собственный интерес» и «расчет на ответную услугу», налицо слабо либо вовсе не отрефлексированное рассогласование между должным и сущим. Например, придавая «знанию законов» определяющую роль в обеспечении свободы, респонденты продолжают следовать им по рецепту неформальных правил. Зазор между декларируемыми и явными целями остается вне рефлексии многих респондентов, так и не решивших для себя, нужно ли им выполнять российские законы или желательнее следовать им избирательно, когда им приходится защищать свои конституционные права и свободы. Неформальные отношения, регулируемые правилами специфической реципрокности, вполне могут быть четко структурированными формами координации сотрудничества и конфликта, хотя и не обязательно согласованными с универсальными нормами права и морали. В случае их несогласованности разрыв между формальными правилами и реальными практиками с учетом этих правил проявит устойчивость в собственном воспроизводстве до тех пор, пока россияне не выработают и более или менее успешно не реализуют стратегии гражданского действия, направленного на трансформацию институциональной среды. Исследованные по данным опроса порядки значимости тех или иных способов реализации стратегий индивидуального или коллективного действия по критериям их легитимности, осуществимости, возможности или желательности пока не дают оснований утверждать, что хотя бы в абрисной форме возникают стратегии гражданского действия, направленного на трансформацию институциональной среды.