Политическая наука №3/2011 г. Современная политическая социология - Сергей Патрушев

Верификация этой гипотезы начата с выяснения мнения респондентов по поводу справедливости. Их спрашивали, какие принципы они считают справедливыми и какой принцип чаще всего используется в современной России. Первый вопрос ориентирован на выявление их представлений о должном, т.е. правомерно или правильно организованном социальном порядке, а второй – о сущем порядке. Подавляющее большинство ответивших на первый вопрос высказались в пользу принципа «все должны иметь равные права» (79 %). Что касается второго вопроса, то здесь мнения респондентов разделились: 49 % считают, что в современной России чаще всего используется принцип «где сила, там и право», тогда как 32 % относят к таковому принцип «у кого больше возможностей, у того должно быть больше прав». Поскольку осуществимое или возможное, т.е. реальное проверяется на соответствие установленному акторами порядку значимости способов защиты их прав и свобод, то он выявлялся с помощью ответивших на вопросы о том, что сделали респонденты, когда местные власти принимали несправедливые в отношении них решения и тем самым нарушили их гражданские права и свободы, ориентированные на удовлетворение их средовой потребности.

В порядке значимых способов защиты гражданских прав и свобод респондентами отдан приоритет жалобе в вышестоящие инстанции, обращению в органы власти и суд, в СМИ, попыткам «решить проблему иными способами», т.е. скорее индивидуальным, а не коллективным действиям, предполагающим далеко не самый распространенный из них – объединение «с теми, кто оказался в такой же ситуации» нарушения своих прав и свобод. Велика вероятность того, что данный порядок значимых способов защиты гражданских прав и свобод отражает некую «легитимную практическую схему», которая выглядит оправданной не столько с точки зрения того, какой должна быть справедливость, сколько обоснована практическим знанием «чаще всего используемых принципов в современной России».

Выстроить порядок значимых способов защиты прав и свобод с позиций того, какой должны быть справедливость, не удалось, так как не доставало валидных ответов на соответствующие вопросы. Зато выявленный порядок практически совпал с тем, который был выявлен предыдущим вопросом.

На вопрос о предпринятом способе защиты попранных прав и свобод ответили чуть более половины респондентов, если исходить из «чаще всего используемых принципов в современной России» (54 %). И выбор этих способов мало чем отличается у тех, кто считает, что ныне преобладают два принципа – «где сила, там и право» или «у кого больше возможностей, у того должно быть больше прав». Хотя, как уже отмечалось, выявленный порядок значимых способов защиты гражданских прав и свобод отражает некую «легитимную практическую схему», сама она может быть подвержена рефреймингу. При всем том что в этом порядке многими респондентами отдан приоритет жалобам в вышестоящие инстанции и обращениям в органы власти и суды, их подавляющее большинство не рассчитывает на «равную защиту со стороны закона в отношениях с властями» (78 %), чиновникам и госслужащим «совсем не доверяет» почти половина (48 %), милиции – треть (40 %), а судьям – чуть более четверти (29 %).

Однако ни личное недоверие респондентов к властям, ни их более или менее отчетливое ощущение разрыва между формальными правилами и реальными практиками их применения по принципу «где сила, там и право» или же «у кого больше возможностей, у того должно быть больше прав» слабо (а то и вовсе не) влияют на их доксу – само собой разумеющееся знание о легитимном социальном порядке. Эта гипотеза подтверждается когнитивной компетенцией, которую проявили респонденты при определении самого надежного способа обеспечения личной свободы.

Порядок значимости избранных позиций в качестве самого надежного способа обеспечения личной свободы устанавливался в зависимости от главного, по мнению ответивших на этот вопрос респондентов, принципа – принципа справедливости. Таковым оказалось равенство всех граждан перед законом. С точки зрения сторонников принципа «все должны иметь равные права», приоритет был отдан «деньгам» (так ответили 57 %) и «знанию законов» (58 %). Чуть меньше половины сторонников равенства (47 %) отметили «личные связи, знакомства с нужными людьми», что вполне соответствует легитимной практической схеме многих россиян. Достаточно значимы личное «положение в обществе» для трети ответивших, а также «поддержка друзей» (38 %). Особого внимания заслуживает относительно малая значимость в качестве самого надежного способа обеспечения личной свободы «ощущения рамок дозволенного (моралью, законами)» и «умения обходить запреты и ограничения» – и то и другое отметила примерно только одна пятая из ответивших. Выходит, что не столько интуиции и опыту, сколько знанию законов теперь придается определяющая роль в обеспечении свободы.

Этот вывод выглядит своего рода парадоксом, поскольку далеко не все респонденты готовы проявлять законопослушание: согласившихся с утверждением «В России законы можно и нужно выполнять» оказалось не более 39 %. Кроме того, на вопрос о том, «какие ассоциации вызывает у Вас слово “закон”», только 3 из 13 позиций дали весомый результат. У одной пятой респондентов слово «закон» ассоциируется либо с «вынужденным ограничением» (22 %), либо с «гарантией от произвола» (20 %), тогда как у почти одной трети – с «пределом, который нельзя переходить под угрозой наказания» (31 %).

Для того чтобы разрешить этот парадокс, следует воспользоваться идеей о том, что компетенция не тождественна знанию того или иного правила, так как включает в себя и рецепт его применения. В качестве примера того, как нужно следовать норме, можно привести ассоциацию со словом «закон» в виде «предела, который нельзя переходить под угрозой наказания».

Чаще всего эту ассоциацию использовали достаточно большие группы ответивших на вопрос о том, какие правила они считают «для себя недопустимым нарушать» (табл. 1).

Таблица 1

Разумеется, «законники», «моралисты», «семьянины» и «близкие друзья» выбрали и другие ассоциации со словом «закон», причем примерно в одинаковых пропорциях. Однако каковы бы ни были эти ассоциации, следование формальной норме, вероятно, сопряжено не с выполнением «добровольного обязательства», а в первую очередь – с «ответственностью» и «обязанностью». Хотя знанию законов теперь придается определяющая роль в обеспечении свободы, им следуют по рецепту неформального правила в поисках предела возможного или вероятного способа ее достижения. В подобных поисках многие респонденты едва ли замечают, что сталкиваются с очередным вариантом рассогласования между должным и сущим.

Например, «моралисты» и «семьянины» так и не решили для себя, нужно ли им выполнять российские законы или желательнее следовать им избирательно, по логике приемлемой для них (и не только) практической схемы.

Непредвиденным последствием действий по такой схеме является воспроизводство конкурентного способа взаимодействия между социальными нормами и предписаниями законов, чреватого замещением формальных норм неформальными правилами. В результате освоение ориентации на всеобщее равенство перед законом как социетальной ценности само по себе не ведет к рефреймингу легитимной практической схемы. Придавая «знанию законов» определяющую роль в обеспечении свободы, респонденты продолжают следовать им по рецепту неформальных правил. Таким образом, можно утверждать, что воспроизводство практики по защите конституционных прав и свобод слабо (или вовсе не) зависит от разделяемых ценностей (в данном случае – от ориентации на всеобщее равенство перед законом). Осваиваемые ценности демократического порядка могут сколь угодно долго относиться к сфере должного, тогда как совместные ожидания есть следствия опыта, полученного в сфере сущего, т.е. возможного, легитимизированного практиками. Процесс воспроизводства или трансформации неформальных институтов зависит от состояния социальных навыков, подтверждаются ли они или нет практиками, принятыми в институциональной среде.

Ключевым элементом стратегий гражданского действия должна стать солидаризация коллективных действий. Предстоит выяснить, что содействует либо, наоборот, препятствует этому процессу в условиях, когда людям считает возможным доверять меньше трети респондентов (31 %), а их привычный круг общения исчерпывается преимущественно родственниками (для 56 %) и друзьями (для 28 %). В то же время с суждением «сегодня каждый сам решает свои проблемы, и нет особого смысла объединяться с кем-либо для защиты общих интересов» согласны чуть более четверти (26 %), тогда как несогласных – более половины (55 %).