Дело Романовых, или Расстрел, которого не было - Энтони Саммерс

Если бы тела семьи были привезены в район Четырех Братьев, то драгоценности, возможно, выпали бы из одежды, когда их обыскивали или из разорванного убийцами платья; это вполне реальное объяснение, если считать, что трупы были в одежде, найденной на поляне.

Но многонедельные поиски многочисленной и высокоорганизованной команды лесников, шахтеров, и добровольцев не привели к нахождению каких-либо следов, указывающих на наличие трупов Романовых. От одиннадцати трупов остались только отрезанный неизвестно чей палец, небольшой фрагмент кожи и зубной протез. Так как доктор Боткин носил зубной протез, и так как палец, как полагали, был его, то справедливо было бы предположить, что он мертв.

Но, несмотря на выводы Сергеева, было ясно – присутствие драгоценностей и вещей, несомненно принадлежащих семье Романовых, ни в коем случае не доказывало, что тела императорской семьи также были на этой поляне; и во всех последующих расследованиях белогвардейцев, продолжившихся в следующем году, трупы Романовых так и не были найдены..

И это – один из самых важных моментов расследования.

За те несколько недель, которые прошли после того, как Сергеев начал свое расследование, у него скопилась масса устных свидетельств, которые следовало тщательно просеять. Он знал общепринятую версию убийства в Доме Ипатьева с самого начала, то есть с того момента, когда она впервые вылетела 30 июля из уст Федора Горшкова.

Но это было свидетельство из третьих рук, а первоначальным источником, по-видимому, была информация, полученная от бывшего охранника в Доме Ипатьева Анатолия Якимова. По словам его сестры, Якимов пришел домой 17 июля, выглядел потрясенным и испуганным, и сказал ей, что вся императорская семья была убита предыдущей ночью. Он сказал, что он «присутствовал при казни», но, как это будет показано при рассмотрении последующих доказательств, это не означало, что он видел тела, он только разговаривал с охранниками, находящимися в нижней комнате.

Но одного этого свидетельства было недостаточно для того, чтобы убедить следователя Сергеева, что было убийство; поскольку он одновременно получал и другие доказательства и сообщения, которые говорили о том, что некоторые из Романовых, а возможно и все, были вывезены из Екатеринбурга живыми.

По информации, собранной тайными агентами, работающими за линией фронта, у следователя теперь были некоторые противоречивые данные о вывозе семьи. Некоторые из сообщений рассказывали и о маршруте, и об используемом транспорте; они соответствовали самым ранним слухам, ходившим в Екатеринбурге, и большевистскому объявлению об эвакуации царской семьи в безопасное место после расстрела царя.

Сергеев был одновременно и озадачен, и старался быть беспристрастным. Ни один хороший следователь не закроет дело, пока большая часть свидетельств не укажет на единственно возможный вывод. В октябре, спустя три месяца после исчезновения Романовых, полной ясности не было. И при этом следователь не был одиноким в своих сомнениях. Скоро у него появились единомышленники.

Расследование Сергеева

Я не думаю, что все люди, царь, его семья, и те, кто были с ними с ними, были застрелены там.

Следователь Сергеев, комментируя события в Доме Ипатьева. Декабрь 1918 г.

17 июля поезд с зашторенными окнами покинул Екатеринбург и отбыл в неизвестном направлении; предполагается, что выжившие члены императорской семьи были в этом поезде.

Чарльз Элиот, британский Верховный комиссар. Октябрь 1918 г.

Сомнения и слухи, циркулирующие в Екатеринбурге, докатились до Лондона, где у короля Англии Георга V, кузена Николая Романова, были личные основания для беспокойства за судьбу своего кузена и его родственников. Букингемский дворец давно уже признал, что сам царь был мертв, были официальные траурные мероприятия после того, как большевики объявили о расстреле Николая Романова в середине июля. Но сообщения британской разведки относительно судьбы остальной части семьи вызвали беспокойство в Лондоне.

Первая информация достигла Лондона 29 августа, когда польский офицер из главного чешского штаба тайно пересек линию фронта и пришел в штаб союзников в Архангельске. Это был капитан Войткевич, который принес сообщения о военной ситуации от британских, французских и американских консулов в Екатеринбурге. Войткевич также принес кое-что, чем никто больше не мог похвастаться в то время на Западе – первый рассказ очевидца происходящего на поляне Четырех Братьев. Он был с поисковой группой Наметкина, которая первой посетила этот район, и как некоторые из офицеров этой группы, он не был убежден в том, что он видел.

Его сообщение, переданное в Лондон, гласило: «Предполагается, что императрица и ее дети в Верхотурье, к северу от Екатеринбурга, в котором большевики сохраняли власть». Но два дня спустя, 31 августа, полностью противоположная информация достигла главы Военной разведки, также из Северной России.

Король Георг V в Виндзорском дворце получил следующую информацию: «Я думаю, что я должен срочно сообщить следующую информацию для Его Величества. Мы только что получили очень печальную телеграмму от офицера разведки, служащего под начальством генерала Пула в Мурманске в том смысле, что существует вероятность, что Императрица России, ее четыре дочери, и царевич были все убиты тогда же, как и покойный царь. Информация получена офицером разведки из источника, относительно которого у него не было никаких причин сомневаться. Очень боюсь, что эти новости, слишком вероятно, подтвердятся».

Этому сообщению поверили больше чем сообщению капитана Войткевича. Король тотчас же написал письмо сестре русской царицы, немке по национальности, маркизе Мильфорд Хавен, матери ныне здравствующего лорда Маутбэттена. До сих пор она думала, что Александра и ее дочери все же пережили Екатеринбург, и она связалась с дружественными государствами, чтобы договориться об убежище для них. И вот теперь она получила от короля это письмо:

«Моя дорогая Виктория, я посылаю это письмо с Луизой, которая приедет к Вам завтра, поскольку официально посылать нельзя. Вкладываю копию письма, которое я получил от лорда Милнера вчера вечером. Я боюсь грустных новостей, которые оно содержит, это будет большой шок и для Вас, большое горе. Источник, из которого получена эта информация, оставляет мало сомнений в том, что это соответствует действительности.

Мария [королева Мария], и я глубоко сочувствуем Вам в трагическом конце Вашей дорогой сестры и ее невинных детей. Но, возможно, для нее, кто знает, это будет лучше; возможно после смерти дорогого Никки она не захотела бы жить. И спасенным красивым девочкам в руках этих ужасных злодеев могло бы быть хуже, чем если бы они умерли. Мое сердце с Вами в этой ужасной трагедии, и мы просим, что Бог помог Вам пережить все это.

Мария шлет Вам свою любовь и наши сочувствия. Если у меня будут какие-либо новости, я конечно сообщу.

Остаюсь Вашим любящим кузеном, Георг».

В этом письме король Георг V уже попрощался с Романовыми.

Из хорошо осведомленных источников известно, что Букингемский дворец, во всяком случае, поверил в смерть всей российской императорской семьи. Но две недели спустя было получено третье сообщение, на сей раз от его собственного человека в Екатеринбурге, консула Престона. Его сообщение, посланное 16 сентября, все еще содержало надежду:

«…16 июля на совещании Уральского областного Совета рабочих и солдатских депутатов было решено расстрелять царя, и это было сообщено ему. Это решение было выполнено в туже ночь латышскими солдатами. Не нашли никаких следов трупа. И затем, немедленно после этого, остальная часть членов императорской семьи была увезена в неизвестном направлении».

Таким образом, министерство иностранных дел в Лондоне все еще было не уверено в истинной судьбе Романовых. Противоречивые сообщения, и длительное молчание Москвы о судьбе императрицы и детей, теперь вынудили Лондон назначить своего собственного следователя, талантливого и обеспеченного финансово, что бы его выводы были достоверными и категоричными при выяснении рассматриваемого вопроса.

Выбранным человеком был сэр Чарльз Элиот, верховный комиссар и генеральный консул Сибири, один из двух главных британских дипломатов в России. Он был назначен на эту работу в августе 1918 года, и выехал в Россию из Гонконга, где он был вице-канцлером Гонконгского университета.

В 56 лет сэр Чарльз уже был признанным дипломатом с международным опытом. Он сделал карьеру благодаря огромному интеллекту и исключительным лингвистическим способностям.

В колледже Балиол, в Оксфорде, он работал с русским, турецким, китайским, финским, и всеми существующими европейскими языками. В 1900 году во время работы в британских посольствах в Вашингтоне, на Балканах, Тихом океане и в России он был посвящен в рыцари. К 1918 году он отошел от государственной деятельности и занялся работой в Гонконгском университете, но, несмотря на это, он с готовностью принял предложение возвратиться к активной дипломатии, особенно в России.