Журнал «Вокруг Света» №11 за 1970 год - Вокруг Света

Эта гряда утонула в девственном лесу, куда не вела ни одна тропа. Прокладывая себе путь с помощью ножей «куп-купов», мы шли к цели, тщательно проверяя встречные ручьи. Точной карты этого района в то время не существовало, так что наши сомнения были вполне обоснованны.

Наутро второго дня раздался радостный крик наших проводников: они увидели сложенную из камней двухметровую пирамиду. Это был знак, оставленный, должно быть, еще их дедами — начальная точка Нигера. Крохотная, окруженная густым подлеском лужица, откуда весело выбегала струйка воды. «Это корень Джолибы», — с почтением сказал проводник Мамаду.

Что ж, начались наши первые метры Нигера. Месяцы и месяцы нам предстояло в дальнейшем видеть эту воду, следить, как неутомимо и упрямо она пропиливает гранит, теряясь в ловушках глубоких долин, слит в густой траве на озере Дебо, стонет и мечется в порогах Буссы и затихает в илистых рукавах дельты. Четыре тысячи двести километров расстилались перед нами неотвратимо, как судьба.

Спустя много лет я прочел у одного автора, что это плавание было нашим «приключением», и задумался над значением этого слова. Приключение, очевидно, должно быть коротким, как документальный фильм, и впечатляющим, как эпизод вестерна. Приключение — это встреча с глазу на глаз с опасностью. Но как назвать приключением нашу жизнь на Нигере, когда каждый день нам надлежало спускаться на реку, как другие спускаются в метро, только что неизвестны были названия станций, да движение прерывали водопады?

Здесь мужество заключается уже не в том, что вы бросаетесь в стремнину, не зная ни ее скорости, ни расположения подводных камней; мужество не в том, чтобы не обращать внимания на бегемота, который вот уже полчаса ныряет за кормой с твердым намерением перевернуть вашу лодку.

Мужество — в том, чтобы пуститься в путь с восходом солнца, твердо зная, что до захода с вами не произойдет ничего, а единственным происшествием дня будет подстреленная утка, что вы будете отданы на растерзание солнцу и москитам, а разговор с жителями будет состоять из одного и того же: «Как называется эта деревня? Когда она была основана?»

На девять месяцев кряду Сови, Понти и я превратились в бюрократов этой реки. Мы заполняли карточки и вопросники. Мы снимали Нигер на кино- и фотопленку с остервенением и упорством, которого не подозревали друг в друге. Никто не заставлял нас делать эту работу: мы еще не знал», куда передать обширную картотеку, но, единожды начавши свой труд, мы не могли его бросить иначе как ценой потери уважения к самим себе. Мы должны были дойти до конца. Назовите это, если угодно, приключением...

Река обманывала нас, не давалась в руки: в верховье Нигер раздулся от дождей и тек молчаливо и торжественно по аллее, прорубленной им в громадном лесу, и эхо от плеска наших весел вспугивало диковинных птиц. На каждом повороте к нам доверительно склонялись громадные деревья.

Меня не покидала уверенность, что я переживаю наяву один из лучших снов детства, когда я мчался на лошади сквозь таинственный лес. Мы, конечно, не говорили подобных вещей друг другу, но думаю, что все трое мы были счастливы. И как всякое счастье, оно было очень недолгим.

Первый порог выглядел как опухоль, вздувшаяся на поверхности воды, и наш плот легко перемахнул через нее; мы едва почувствовали толчок. Но в тишине впереди по курсу явственно раздавалось ворчание: еще порог? А может, водопад?.. У меня еще хватило времени вспомнить дивный старый фильм с Бестером Китоном, где героя на такой же немыслимой посудине, как наша, несет в водопад, он ныряет и... так же невозмутимо продолжает путь уже на небесах. Бешено ударяя веслами, мы успели приблизиться к берегу. Было решено пробраться по боковой протоке, которая выглядела не так страшно, как центральная стремнина {последующий опыт показал, что нужно поступать наоборот).

Наш плот ткнулся в валун и, жалобно крякнув, безо всяких предисловий ушел под воду, увлекая нас с собой. Так мы пронеслись через этот порог в полном составе и без существенных материальных потерь. Правда, сломалось одно из бревен плота, снесло парусину крыши, а мы украсились радужными синяками.

Сколько «плотокрушений» мы претерпели потом, не могу сказать, но это первое препятствие запомнилось больше всего. Было решено найти крепкую пирогу, более устойчивую на плаву.

В гвинейском городочке Фаране мы увидели первого нигерского перевозчика — Муссу. Его лодка была выдолблена из монументального ствола. Гордый владелец этого плавучего средства вывел на носу свое имя. Однако деревенский писец, которому была заказана работа, не очень хорошо знал грамоту и начертал белой краской: «Муза».

Муссу настолько захватила наша затея,, что он тут же согласился продать свою пирогу. Более того, он вызвался проводить нас до следующей деревни, где, по его словам, можно было купить еще одну лодку. Действительно, долбленый ствол ожидал на берегу возможного покупателя. Из двух этих пирог, скрепив их вместе и соорудив сверху бамбуковый настил, мы составили превосходный плот. .

На этом сооружении разместился весь багаж и весь личный состав экспедиции (благо он не увеличился), а сам плот унаследовал символическое наименование «Муза». С помощью «Музы» мы преодолели двести пятьдесят километров.

На этом сооружении мы совершили свой триумфальный въезд в речной порт Курусу. Это конечный пункт навигации по Нигеру. Подняться выше мешают пороги. Мы же спустились сюда от истоков. Это была сенсация. На «Музе» мы вошли в Бамако.

Как выглядит дальше река, мы не знали. После Бамако встречные жители описывали нам ее то как громадное озеро, то как Ниагарский водопад. Они знали свой участок — до соседней деревни. Каждый раз, как проводник Мамаду переводил наши вопросы рыбакам, те не могли взять в толк, что мы хотим от них. Они отвечали:

— Реку переезжают. По ней не спускаются.

Хотя справедливо ли говорить об одной реке? Скорее о двух. Вторая — Исса бери — подхватывает заблудившуюся в песках Сахары Джолибу. В этом месте Нигер скрывается в лабиринте внутренней дельты, рождая многочисленные озера и старицы. Но воду он им отдает лишь во время разливов. Достаточно того, чтобы в какой-нибудь сезон дождей вода поднялась на тридцать сантиметров ниже обычного, и озеро Фагибин, величиной с Женевское, не получив своей ежегодной порции воды, пересыхает, а тысячи людей, живущих по его берегам, вынуждены отправляться в чужие края искать себе пропитание.

Возле Томбукту река течет посреди пустыни. Кажется нереальностью, миражем в песках эта полоска свежести, возле которой лепятся люди. Еще более невероятно, что свои поселения жители Сахары ставят на сваях, чтобы не стать жертвами внезапного каприза реки, — наводнение в пустыне?

Рыбаки племен сомоно, буэу, сорко охотно сопровождали нас на небольшие расстояния. Иногда мимо шлепали колесные пароходы, исторгая из своего чрева султаны черного дыма. Вечером натруженными от гребли руками мы заполняли карточки «человеческой географии» Нигера.

Что можно рассказать о месяцах бесконечного плавания от Томбую у до Гао? Все было открытием.

Возле Гао Нигер застывает, течение едва-едва заметно. Река не позволяет себе лишнего движения. Струится только песок, с шуршанием сползающий в воду. Думаю, ни одна цветная пленка не может отразить всю гамму красок Нигера в Гао. Лиловые, переходящие в пурпур отмели, песчаные языки, высовывающиеся из воды, и пронзительно ультрамариновая вода. У причала Гао стоит пароход. Закутанные в синие покрывала туареги с большими серебряными кинжалами и их женщины, царственно откинув голову, неотрывно смотрят в реку. Сушь и влага, два непримиримых врага, живут бок о бок в Гао. А туареги, пригнавшие своих верблюдов из безжизненных дюн Сахары, не в силах поверить, что может быть столько воды сразу. И «пьяный корабль», достойный Рембо, послушно готов везти своих пассажиров в ночь. Здесь, в Гао, сталкиваются два мира — Черная и Берберская Африка. Река, корабль, мир пахнут перцем, сандалом, шафраном, мускусом...

В Гао на берегу Нигера задумчиво смотрит в вечность розовая пирамида. Она сложена из глины, а ее деревянная «арматура» высовывается наружу, отчего пирамида становится похожей на спину дикобраза. Эта глиняная усыпальница сонгайских королей была построена в 1328 году, в эпоху расцвета сонгайской цивилизации. Через узенький вход мы поднимаемся на балкон, нависший над Сахарой, чтобы посмотреть закат. Солнце катится по небосводу с необыкновенной скоростью, словно торопясь охладиться в водах Нигера. В три часа ночи мы останавливаемся в Дире. Луна делает еще более нереальными постройки из хрупкой глины, эти невероятные дома, приплывшие из вечности. Арабо-андалузский летописец Эль-Бекри описывал шумевший здесь рынок, оливковые рощи и финиковые пальмы. Сейчас пески поглотили зелень. Остались от того времени причудливые дома.