Пятая пробирка - Майкл Палмер

Доктор стоял в тамбуре перед входом. Когда часы пока­зали ровно пять ноль семь, он подошел к хранилищу. Все­го в тридцати футах от него, в помещении охраны, на стене висели двадцать четыре монитора — три ряда по восемь экранов. В этот момент, надеялся Энсон, Франсис должен сделать так, чтобы Жозеф Джемба смотрела куда-нибудь в другую сторону, а не на экраны.

Он достал из кармана кусочек бумаги, наклонился к пульту и, шепча про себя цифры, набрал комбинацию. Ко­гда замки щелкнули и дверь открылась, Энсон облегченно вздохнул. Сквозь облачко холодного воздуха он увидел восемь пробирок с лекарством — продукт двух-трех дней работы лаборатории. Каждая пробирка, закрытая резино­вой пробкой, содержала количество «Сары-9», достаточ­ное для недельного курса инъекций, но во многих случаях положительный результат появлялся уже на второй или третий день. Энсону оставалось только надеяться, что его пациентке удастся прожить эти два-три дня.

Положив холодную пробирку в карман, Энсон вдруг подумал о том, сколь тщательно вела учет Элизабет. Зная эту женщину, приходилось сомневаться, что она не заме­тит пропажу. Отрицать и отрицать — такой должна быть его линия поведения. Если он будет твердо стоять на сво­ем, Элизабет придется предположить, что она ошиблась. Энсон тихо закрыл дверь... Когда истекла третья минута, он уже находился в коридоре. Через несколько секунд Франсис вышел из помещения охраны и подошел к нему.

—     Вы в безопасности, доктор, — сказал он.

—     По крайней мере, сейчас.

—     Видеокамеры пишут все на пленку, и запись стирает­ся каждые двадцать четыре часа. Если вам удастся задер­жать доктора Сен-Пьер на это время, доказательство того, что вы были в хранилище, исчезнет.

Вернувшись в больницу, Энсон дышал уже намного легче, чем уходя из нее. Он никак не мог понять, почему происходят такие резкие изменения в самочувствии — в течение часа, а то и нескольких минут, — то ли из-за не­достаточности кровообращения в пораженных болезнью легких, то ли из-за спазмов в бронхах, то ли из-за чего-то еще. Во все более редкие моменты относительно хорошего состояния он старался убедить себя, что у него еще есть время — много времени — до того, когда надо будет при­нимать срочные меры.

Мариэль пребывала в таком же состоянии, в котором Энсон оставил ее, хотя высокая температура спала и стала почти нормальной. Девочка реагировала на громкие голо­са, но лежала почти без движения. У ее матери, жившей в деревне у реки недалеко от больницы, раньше уже умер­ли от голода двое из троих детей. Социальные работники больницы пытались сделать все, чтобы подготовить ее к возвращению Мариэль, но когда Энсон как-то раз увидел женщину, ему стало понятно, что надеясь на лучшее, она ожидала самого плохого.

Было половина шестого, когда Энсон достал пробирку из кармана и набрал в шприц первую из десяти доз, кото­рые собирался ввести девочке в течение недели. Если она сумеет выжить, то, может быть, ему придется искать спо­соб достать еще одну пробирку. Клинические испытания шли настолько успешно, что уже были рассчитаны оптимальные дозы и графики лечения для различных случаев. Энсон отсоединил резиновую трубку капельницы от иглы и ввел порцию «Сары-9» в содержимое резервуара. Лекар­ства еще не полностью смешались, когда Энсон почувст­вовал, что в палате есть кто-то еще. Это и спасло его от слишком резкой реакции.

— Как она? — спросила Элизабет Сен-Пьер.

Она стояла позади Энсона с правой стороны. Он не мог сказать, как долго она там стояла, но, прикинув угол зрения, понял, что коллега могла увидеть пробирку в его руках.

— Состояние плохое, — сказал он.

— Я неожиданно проснулась среди ночи и не смогла больше заснуть, вот и решила приехать посмотреть, как тут обстоят дела. Хотите, я подменю вас, а вы немного от­дохнете?

Доктор Сен-Пьер родилась в Яунде и, получив сте­пень доктора медицины в Лондоне, вернулась домой. Она проработала с Энсоном и его командой два года и в боль­нице, и в лаборатории, а потом стала посредником в его соглашении с Уайтстоунским фондом об обмене права на «Сару-9» на неограниченную поддержку Центра здоровья Африки.

В рассветном полумраке Сен-Пьер внимательно смот­рела на Энсона. Элизабет было немного за сорок, чуть полноватую фигуру дополняли орлиный профиль и гладкая кожа цвета черного дерева. Очки в черепаховой оправе казались несколько широковатыми для ее лица, но не скрывали острого проницательного взгляда. Она свободно говорила на полудюжине европейских языков и вдобавок знала несколько племенных наречий своей родины.

—     У меня весь день расписан, — сказал Энсон, пытаясь понять, заметила ли Элизабет то, что он сделал, — но ду­маю, что смогу поспать пару часов.

За годы их сотрудничества Энсон на удивление мало узнал о личной жизни Элизабет — только то, что она не­долго была замужем за бизнесменом из Яунде и что у нее остался дом на холме с видом на город. Он знал, что она — врач по призванию, очень грамотный специалист по почечным заболеваниям и признанный эксперт в об­ласти пересадки почек.

—     Джозеф, вы не хотите рассказать мне, что происхо­дит? — спросила она, переходя с французского на англий­ский.

Энсон замер.

—     Прошу прощения?

—     Сегодня утром Клодин рассказала мне, что у вас был серьезный приступ.

Энсон разжал стиснутые зубы и провел рукой по на­грудному карману рубашки, удостоверившись, что про­бирки не видно.

—     У меня легкий бронхит, — сказал он.

—     Чепуха, Джозеф. У вас прогрессирует легочный фиб­роз, и вы знаете это не хуже меня.

Энсон ощутил, как в груди опять появилось знакомое щемящее чувство — сейчас это было бы очень некстати. Он ухватился за сиденье стула и заставил себя дышать медлен­но. Сен-Пьер опытный клиницист. Ей не потребуется мно­го времени, чтобы распознать надвигающийся приступ.

—  Я еще не готов к пересадке, — решительно ответил он.

—  Джозеф, после операции вы почувствуете себя дру­гим человеком.

—  Мне и сейчас бывает неплохо.

—  Как мне убедить вас?

—  Сейчас — никак. Послушайте, Элизабет, мне и прав­да нужно немного поспать перед утренним обходом. Вы в самом деле можете меня подменить? Мариэль я уже сде­лал все, что нужно.

—  Конечно!

Все еще борясь с нехваткой воздуха, Энсон поднялся, поблагодарил Сен-Пьер и подчеркнуто спокойно напра­вился к выходу.

—  Джозеф! — окликнула его Элизабет, когда он уже от­крывал дверь.

Он быстро обернулся.

-Да?

—  Подышите кислородом. У вас дыхание двадцать че­тыре в минуту, и вы делаете паузы в разговоре, чтобы пе­ревести дух.

—  Я... я так и сделаю. Спасибо!

Элизабет обошла пациентов, вернулась в свой кабинет и заказала разговор с Лондоном.

—  Лаэрт слушает, — раздался в трубке низкий мужской голос.

—  Лаэрт, это Аспазия. Говорить безопасно?

—  Продолжайте, Аспазия. Надеюсь, вы в порядке?

—     Положение со здоровьем Э ухудшается, — сказала Сен- Пьер. — Не знаю, сколько он еще протянет в таком состоянии. Даже если мы получим его тетради и сможем расшифровать записи, проект сильно задержится, если он умрет. Думаю, нужно перебороть его страх и поторопиться с пересадкой.

—     Совет согласен.

—     Я постараюсь сделать все, чтобы убедить его.

—     Отлично. Мы знаем, что можем рассчитывать на вас.

—     Только имейте в виду, Лаэрт, совместимость тканей должна быть полной или почти полной, не хуже, чем но одиннадцати пунктам из двенадцати. Я не хочу работать с другим материалом.

—     У нас есть сведения, что найден подходящий донор.

—     Тогда я продолжаю.

—     Хорошо. Детали мы вам скоро сообщим.

—     Передайте мои наилучшие пожелания остальным членом совета!

ГЛАВА 6

...Государство было признано справедливым, когда каждое из различных сословий делало в нем свое дело.

Платон, «Государство», кн. IV

—     Что значит Пинкус пропал, миссис Саттерфилд?

Прижав ухом телефонную трубку к плечу, Бен подотк­нул под голову тонкую подушку.

—     Он хотел выйти на улицу, дорогой, я его выпустила, и он не вернулся.

Бен тяжело вздохнул и уставился в потолок номера 219 в мотеле 6, Окичоби. Было начало девятого утра, и день обе­щал снова быть безоблачным и жарким. Мотель (52 долла­ра за ночь в одноместном номере) находился рядом с шоссе в двенадцати милях от того места, где грузовик сбил Глен­на. О личности погибшего Бен знал сейчас не больше, чем когда Элис Густафсон впервые посвятила его в это дело, но ему было легче называть его хоть каким-то именем, а не «неизвестным белым мужчиной» или «потерпевшим».

Имя Гленн Каллахэн выбрал, увидев «престижный» номерной знак ГЛЕНН-1 на черном «ягуаре»-кабриолете, который обогнал его взятый напрокат «сатурн» при выез­де из международного аэропорта Мельбурн на Атлантиче­ском побережье Флориды. Возможно, тот Гленн выиграл свой «ягуар» в лотерею. Или в покер. В любом случае, ему крупно повезло, и Бен понимал, что ему тоже нужна удача, и чем больше, тем лучше. Но пока что, за пять дней пре­бывания в графстве Окичоби и его окрестностях, удача ему не сопутствовала. Хотя и без особого энтузиазма, он каждый день работал с утра до вечера, но не нашел абсо­лютно ничего, что пролило бы хоть какой-нибудь свет на личность Гленна или на то, что с ним произошло.