Пятая пробирка - Майкл Палмер

—     Спасибо, док! Я постараюсь, обещаю вам!

—     Ты нужен своей семье, Карл!

Мужчины пожали друг другу руки, после чего Беренджер сделал несколько звонков и выписал необходимые направления. Закончив, он отдал бумаги Левицкой и по­просил ее заняться следующим пациентом.

—     Тоня очень хороший хирург, — сказал он, когда они остались с Натали вдвоем.

—     Охотно верю.

—     Ты действительно обещала расквасить ей нос?

—     У меня не получаются отношения с людьми, изви­ните, доктор. Я знаю, что повела себя неправильно. Но я чувствовала такую злость и такую жалость к себе, что чуть было не ввязалась в драку...

—     Понимаю. Но вы обе очень нужны мне, и я плачу вам за то, чтобы вы сражались с тайнами природы, а не друг с другом. Больше никаких ссор, понятно?

—     Понятно, никаких ссор, — эхом откликнулась Натали.

—     Кроме того, подозреваю, что наша Тоня может ока­заться крепким орешком.

—     Я тоже так подумала, — усмехнулась Натали.

—     В общем, как бы ты отнеслась к тому, чтобы на неко­торое время отойти от всего этого?

—     Простите?

—     Подальше.

—     Надеюсь, вы меня не увольняете?

—     Чтобы я тебя уволил, тебе придется сделать что-ни­будь посерьезнее, чем угрожать Тоне. Как у тебя с порту­гальским языком?

—     Третья степень. Может быть, четвертая. Я наполо­вину «островитянка Зеленого мыса», но с детства не слу­шалась мать, а она очень хотела, чтобы я хорошо говорила по-португальски.

—     Ну, это, возможно, не понадобится. На следующей неделе состоится международная конференция по транс­плантологии в Бразилии — точнее, в Рио-де-Жанейро. Бывала там?

—Я участвовала в универсиаде в Сан-Паулу, но в Рио съездить не удалось.

—Я планировал поехать на эту конференцию и сделать доклад по нашей теме, но из-за этого чертового диска... Пол Энгл, мой нейрохирург, не рекомендует долгие перелеты или поездки в машине. Мне кажется, что у тебя есть кое- что, от чего ты хочешь ненадолго избавиться, я подумал об этом даже раньше, чем узнал о твоих... э... разногласиях с коллегой.

—Вы хотите, чтобы я отправилась в Рио?

—Бизнес-классом.

—Может, вы просто пытаетесь сделать так, чтобы мы с Тоней не поубивали друг друга?

—Уволить вас было бы гораздо дешевле!

Натали ощутила прилив волнения. Последние три неде­ли выдались хуже, чем после той травмы на предолимпий­ских стартах. Недавний эпизод с бегунами-школьниками и стычки с Левицкой были симптомами нервного кризиса. Сейчас она походила на скороварку с неисправным клапа­ном, готовую взорваться. Ей не оставалось ничего другого, кроме как сменить обстановку.

—Когда я должна дать ответ? — спросила она.

—А когда сможешь? — ответил вопросом на вопрос Бе­ренджер.

—Прямо сейчас!

ГЛАВА 5

...в точном смысле этого слова врач — управи­тель телами, а не стяжатель денег.

Платон, «Государство», кн. I

Девочка была очень слаба. Ее звали Мариэль. Несмот­ря на антибиотики, капельницы, кислород и питательные трубки, шестилетний ребенок угасал на глазах. Инфекция в брюшной полости и поражение нервной системы усугуб­лялись недостатком питания. Доктор Джо Энсон согнал мух с воспаленных потрескавшихся губ девочки и беспо­мощно посмотрел на медсестру. Работая в больнице в этом бедном районе, в тридцати милях севернее Яунде[13], Энсон видел много детских смертей. Каждая новая причиняла боль сильнее, чем предыдущая, и хотя на счету доктора было немало побед, они никогда не могли перевесить чис­ло поражений.

Но сейчас, в четыре часа утра, умирающая девочка не являлась единственной заботой доктора Энсона. В по­следние часы он сам ощущал все возрастающий недос­таток кислорода. Чувство, что задыхаешься в замкнутом пространстве, не проходило. За семь лет первичный ле­гочный фиброз — образование рубцов в легких — при­близился к последней стадии. Причина заболевания была неизвестна, состояние ухудшилось, а эффективного лечения не имелось. Болезнь тяжелая, изнурительная, и Энсон знал, что рано или поздно единственной надеждой станет пересадка.

—     Клодин, — обратился он к медсестре на беглом каме­рунском французском, — не дадите ли вы мне баллончик с кислородом и маску?

Сестра, прищурившись, посмотрела на Энсона.

—     Может, стоит известить доктора Сен-Пьер?

—     Нет, не стоит, пусть Элизабет поспит... Мне с кисло­родом станет лучше.

Ему приходилось делать паузы между фразами, чтобы перевести дыхание.

—     Я беспокоюсь за вас, — сказала сестра.

—     Я знаю, Клодин. Я тоже беспокоюсь.

Энсон закрепил маску на лице и нагнулся, чтобы сила тяжести помогла ему расправить грудную клетку и легкие. Закрыв глаза, он пытался успокоиться и подождать, пока кислород окажет свое живительное действие. Прошло пять бесконечных минут, но улучшения не наступало. Еще пять минут... Да, ситуация — хуже некуда. Приступы одышки повторялись все чаще и длились все дольше.

Однажды — и это «однажды» случится довольно скоро, догадывался Энсон, — кислорода просто не хватит. Однажды, если он не согласится на пересадку и если, конечно, для него вовремя не найдется подходящий донор, его сердцу не хватит сил, чтобы качать кровь через покрытую рубцами легочную ткань. На медикаментах долго не продержаться, потом сердце начнет еще больше слабеть, и он, в буквальном смысле будет тонуть в «собственном соку». Тогда, если и найдется подхо­дящий донор, пересадка станет пустой тратой времени.

Вдох... Медленно... Не останавливайся... Нагнись... Тя­жесть помогает... Вот так... Вот так...

Считая себя агностиком[14], Энсон тем не менее начал мо­литься. У него еще было здесь много работы — очень важной работы. Клинические испытания препарата «Сара-9» уже шли, и результаты были удивительными. Лекарство, которое он создал на основе местных уникальных почвенных дрож­жей, еще находилось на экспериментальной стадии, но уже было ясно, что это — прорыв в области образования новых кровеносных сосудов. Новое средство уже доказало, что спо­собно лечить такие случаи, как боевые ранения, инфекции, болезни сердца, различные формы рака... Но, по иронии судь­бы, не легочный фиброз. Прошло больше пятнадцати минут, пока Энсон наконец смог дышать нормально. Но через не­сколько секунд, когда он уже подумал, что приступ кончил­ся, легкое покалывание в груди вдруг обернулось надсадным мучительным кашлем. Черт возьми! Через минуту, когда он справится с кашлем, опять может начаться приступ! А ведь когда-то он часами мог играть в регби, только изредка пере­ходя на шаг. Трудно было поверить в то, что крохотный ко­мочек слизи в бронхах может вытворять с ним такое.

Лежа поодаль на своей узкой кровати, Мариэль шумно дышала. Энсон потрогал лоб девочки. Их борьба за жизнь становилась до боли похожей. Победит ли кто-нибудь из них? Он наклонил голову и сумел вдохнуть немного спаси­тельного воздуха. Крайне измотанный, лишь пару раз нена­долго сомкнувший глаза за последние сутки, Энсон не мог думать о сне. Сначала пациенты. Сон, как всегда, потом.

Энсон родился, вырос и получил образование в Южной Африке. В молодости он был красавцем и щеголем, встре­чался с самыми красивыми женщинами и совершенно не предполагал, что когда-нибудь свяжет свою жизнь с меди­циной. Но это было давно.

Еще пятнадцать минут кислорода, и Энсон почувст­вовал, что обруч, сжимавший его грудь, стал ослабевать. Клодин, которая не могла смотреть на его мучения, ото­шла взглянуть на остальных пациентов. Их было человек двадцать, большинство из них — и дети и взрослые — стра­дали от различных осложнений СПИДа. Благодаря фонду «Уайтстоун» со штаб-квартирой в Лондоне и назначен­ной им доктору Элизабет Сен-Пьер маленькая больница содержалась хорошо и была оборудована почти всем, что просили Энсон и Элизабет.

Опасаясь нового приступа, Энсон немного выждал и только потом отложил кислородный баллон. От усилен­ного дыхания у него кружилась голова и слегка подташни­вало. Нельзя было доводить себя до этого. А ведь за пят­надцать лет работы он ни разу не брал отпуск, да и вообще не думал об этом.

Однажды, после одной, особенно утомительной и скуч­ной вечеринки с людьми, которые его больше не интере­совали, с развлечениями, которые он все больше и больше ненавидел, жизнь Энсона-плейбоя внезапно кончилась. Реализовав все свое наследство и заняв, сколько удалось, он забрал жену и ребенка и отправился в джунгли с мисси­ей спасать людей своего континента.

Сейчас, в пятьдесят пять, от него осталась лишь тень прежнего Джо Энсона, но, живя в постоянном страхе, что его работу отберут у него прежде, чем он ее закончит, и даже с одышкой и кислородным голоданием, его мозг об­рабатывал информацию и решал задачи в лихорадочном темпе. Ни в коем случае Энсон не собирался останавли­ваться. Пока не закончена работа, он не мог подвергать себя риску пересадки легких и лечения сопутствующими препаратами.