Непрописные истины воспитания. Избранные статьи - Симон Соловейчик

Так, может, речь идет о самой обыкновенной чести? Ну конечно! Именно честь, чувство чести, представление о чести и удерживает человека от дурных поступков. Чтобы люди обо мне не подумали плохо – вот честь. Чтобы я о себе не думал плохо – и это честь.

Представление о себе самом как о честном, незапятнанном человеке… Если бы удалось создать это представление в нашем ребенке! Создать, сохранить, поддержать, утвердить! Тогда мы могли бы опираться на душевные силы самого ребенка, знали бы, что он ведет себя в наше отсутствие точно так же, как и при нас, потому что не мы удерживаем его от дурного. Не мы, а честь.

«Ты хороший, ты честный, ты не можешь поступить нечестно, я никогда и ни за что не поверю, что ты поступил дурно», – будем внушать это ребенку с первых дней его жизни.

Говорят: береги честь смолоду. Но ребенок еще мал: он не может сам охранять свою честь, как не может сам прокормить себя, одеть. Это именно наша обязанность, взрослых, – охранять честь ребенка и в его собственных (это главное!), и в чужих глазах.

Сто опасностей окружают малыша, пока он вырастает: упадет, ушибется, заразится, обожжется, ударится, порежется… И тысячи опасностей угрожают чести ребенка: солжет нечаянно, ударит, возьмет чужое… И даже если он ни в чем не виноват, кто-то может накричать на него, назвать хулиганом, лентяем, воришкой. Ребенок слаб, он неминуемо совершает дурные поступки. А мы, взрослые, порой действуем по простейшему методу: оступился – осуди. Но ведь если мы хоть однажды лишим ребенка чести, нам будет трудно дальше воспитывать его, все наши усилия окажутся бесполезными, и нам останется только повторять: «Ты бесчестный, бессовестный».

Ребенок лжет нам? Конечно, это плохо, это вызывает тревогу. Но опять же, подумаем, что лучше – вынести его позор на публичное осуждение? А может, найти способ, чтобы он сам признался в дурном поступке? Или сделать так, чтобы в следующий раз ребенку вообще не пришлось прибегать к обману?

Мы часто стараемся внушить ребенку страх перед проступком, страх перед наказанием. Главное, что мы можем, что мы должны внушить ему, – страх потерять честь.

Надо лишь отдавать себе отчет: чью честь мы охраняем так упорно – честь маленького ребенка или свою? Мальчишку растили в страхе, наказывали, били, оскорбляли; он вырос подлецом, связался с хулиганами, стал грабителем, попал на скамью подсудимых – и на суде мать с пафосом объявляет: «Нет, никогда не поверю! Мое дитя не может быть грабителем». А восемнадцатилетнее дитя только усмехается.

Ах, если бы нам вырастить ребенка, которого за всю его жизнь никто ни разу не оскорбил, ни разу не тронул пальцем, ни разу не заподозрил ни в чем дурном, ни разу не унизил! Который не боится никого и ничего. Боится лишь потерять честь.

Два первых, два основных условия воспитания – душевная связь с ребенком и строительство его души, укрепление его представления о себе самом как о достойном человеке. Найти человека в человеке! Если нет контакта, воспитания нет вообще; если мы не поддерживаем представление ребенка о себе самом как о хорошем человеке – он, ребенок, сопротивляется нам, бежит от нас. Но где взять силы обыкновенному человеку для столь изнурительной работы воспитания? Где взять терпения? Мудрости, наконец?

Мать и отец приходят с работы усталые, а ребенок у них не ангел, он надоедает вопросами, он шумит и шалит, на него жалуются со всех сторон; родители чувствуют, что они должны как-то реагировать, принимать меры – до тонкостей ли им!

С другой стороны, тысячи и миллионы родителей воспитали прекрасных людей, ни разу в жизни не задумавшись ни о каких тонкостях, поступали, как знали…

Любовь матери и отца к ребенку делает их мудрыми, учит понимать ребенка, учит прощать. Любовь заставляет нас видеть в ребенке лучшее, надеяться на лучшее, поддерживать его слабые силы. Пока ребенок чувствует нашу любовь к нему, он уверен в себе, он не одинок, он знает, что он хороший и достойный человек. Любящая мать и не воспитывает вовсе, она любит – а следовательно, строит. Для любящего любимый – будь то взрослый или ребенок – никогда не помеха. Любящий не скажет: «Уйди, ты мне мешаешь». Он говорит: «Иди ко мне, ты мне нужен, мне с тобой всегда хорошо».

Главные педагогические книги нашего века называются: «Как любить ребенка», «Сердце отдаю детям», «Педагогическая поэма».

Вдумайтесь: поэма, сердце, любовь…

Парадоксы воспитательных ситуаций

Много лет назад один юноша прислал письмо, в котором спорил со мной о смысле жизни. Не помню сейчас, в чем состоял спор, но одну строчку из письма я словно вижу перед собой. «Только не приводите примеров, – писал девятиклассник, – примерами можно доказать что угодно».

С тех пор я все читаю глазами этого школьника и не люблю примеров, особенно в педагогической литературе, и сам стараюсь приводить лишь примеры-модели, лишь такие особые случаи, которые подводят к пониманию общего.

Таким примером-моделью, и притом, пожалуй, наиболее важным во всех размышлениях о домашнем воспитании, стал незначительный случай, произошедший с моим трехлетним сыном Матвеем.

Ранним воскресным утром я рассказывал ему на кухне сказку о репке. Честно говоря, мне больше хотелось спать, но мальчик проснулся, и если его не занять, он поднимет на ноги весь дом. Сказку он любил, слушал внимательно, и все было хорошо, пока репку тянул дед, тянула бабка, тянула внучка…

На собаке Жучке мы споткнулись.

Я заметил, что Матвей вовсе не слушает меня, а поднял локти и странно вертит ими, словно собирается взлететь.

Что такое?

И тут я понял, что сижу за столом, облокотясь и подперев голову рукой. Мальчик, подражая мне, хочет сесть таким же чудесным способом, но, увы, не достает локтями до стола, только тщится.

Понимаете? Я думаю, будто рассказываю сказку, учу доброму, а на самом деле я учу его облокачиваться, только и всего.

Это столкновение между «я думаю, что…» и «на самом деле» поразило меня. Может быть, и на каждом шагу я добиваюсь одного, а происходит что-то другое? И это другое и есть подлинное воспитание?

Учу одному, а научаю другому. Не этим ли объясняется, отчего на одних и тех же сказках вырастают и хорошие, и дурные дети?

Я стал присматриваться к отношениям старших и детей.

В кабинет старого, почтенного человека вбежал при мне пятилетний внук хозяина:

– Дедушка, дедушка, посмотри, как я нарисовал!

Дедушка осадил мальчика:

– Разве ты не видишь, что мы разговариваем?

Мальчик сник и послушно вышел из комнаты.

Раньше я сказал бы про себя или вслух: «Ну зачем так

грубо». Теперь, после истории с «Репкой», я вижу: дедушка дал внуку не один урок, а два. Первый – урок культуры: нельзя прерывать взрослых. Второй – урок нравственного бескультурья: ничего не стоит погасить радость человека, осадить его, пользуясь старшинством, предать. Ведь если бы в комнату столь же бесцеремонно ворвался старый друг, его не осадили бы. Хозяин нашел бы способ не обидеть ни его, ни гостя. И это было бы по-человечески. С мальчиком же дедушка поступает примитивно педагогически, то есть худшим образом.

Восьмиклассник хорошо рисует, у него явные способности, он тихий умный паренек. Но маму заботит, что он горбится, когда сидит за столом. К тому же он не причесывается. Сто раз говорила ему мама: «Не горбись!» и двести раз: «Причешись!» Горбится и не причесывается. Интеллигентная мама отвела сына к врачу-психиатру: «Что с моим мальчиком? Он болен! Он горбится и не причесывается!» Психиатр прописал бром, но не сыну, а маме.

Два урока. Урок культуры: не горбись, причесывайся; и урок безжалостности: поход к врачу, подозрение в психическом заболевании даром не пройдут.

Мама-актриса говорит своей восьмилетней дочери: «Сложи рубашку…» – «Сейчас!» – «Я кому сказала?» – «Ну сейчас, сейчас!» – «Сколько раз тебе говорить? Что это такое?» – раскричалась мама и ушла в ванную комнату плакать.

Два урока. Урок культуры: надо убирать вещи! И урок бескультурья, беспомощности, нетерпения.

На каждом шагу «сказка» и «локти», на каждом шагу не один, а два урока.

Но что же делать? Когда я тихо заметил, что не стоило обрывать мальчика, вбежавшего с рисунком, почтенный дедушка крайне удивился. У него лицо вытянулось, плечи вверх пошли, он посмотрел на меня с подозрением – в своем ли уме человек?

– Ну надо же детей воспитывать! – сказал он. – Ребенок должен знать, что дети в разговоры взрослых не вмешиваются!

Конечно, должен! И не должен мальчик горбиться, и должен он причесываться, и должна девочка убирать свои вещи – надо же детей воспитывать!

Есть старинное изречение: «Кораблями управлять необходимо». Точно так же можно сказать: «Детей воспитывать необходимо», нет двух мнений.

Но спросим себя наконец: что значит – воспитывать?

Всматривайтесь в детей – поймете себя. Размышляя о мальчике, который не слушает сказку, а глядя на отца, вертит локтями, я понял, мне кажется, суть воспитания. И вы поймете, читатель, если спросите себя: а что такое эти два урока, которые мы видим в каждом воспитательном событии?