Великий поход привидений - Ева Ибботсон

Пока Ведьма наводила уют в замке, Скользящий Килт разбил шикарный огород. Там были Черная белена и Смертельная белладонна, Шлемник широколистный, Вонючая чемерица и много репы, чтобы делать из них страшные фонари на Хэллоуин.

Стоит заметить, что теперь, когда они мирно обустроились в своих собственных жилищах, у привидений появилось время на те мелкие, пустяковые проблемы, которые полностью исчезли во время опасности. Например, как Рик и предсказывал, Ужасность Хамфри. Хотя он был очень хорошим и все так же повторял: «С каждым днем я становлюсь все Ужаснее и Ужаснее», по утрам, когда он просыпался на дне своего колодца, даже новорожденный младенец мог увидеть, что в действительности Хамфри ужаснее не становился. Его глазницы все так же мерцали, его эктоплазма все еще выглядела, как пушистые летние облака, его ядро с цепью продолжали искриться, как рождественская хлопушка.

Естественно, новые призраки, продолжающие прибывать в убежище, ситуацию не облегчали. Они не хотели быть грубыми, но они говорили вещи, типа: «Ну и ну!» или «Никогда не знаешь, какими сейчас могут стать дети». А, как каждый знает, такие слова могут ранить.

Но в целом, первые дни в убежище были удивительно насыщенными и счастливыми. Малышка Роуз отлично адаптировалась к тюленьей крови, а когда она подросла, то стала следовать за Хамфри по пятам, что помогало ему не чувствовать себя таким одиноким без Рика. Уолтера Мокрого видели редко: он проводил время под грудой обманчивых камней, пытаясь заманить моряков на Соленую Смерть Под Волнами, что было затруднительно, потому что мимо не проплывало абсолютно ни одного корабля. Но иногда по вечерам он всплывал, с брызгами врывался замок и долго рассказывал о том, что делал. Самочувствие Сумасшедшего Монаха настолько улучшилось, что тот стал довольно смешливым: произносил латинские молитвы задом наперед и, икая, летал вверх и вниз по часовне. А тетя Гортензия занялась искусством и сделала коллаж из прибитых к берегу деревяшек и морских водорослей, изобразив, по ее словам, двух оборотней, поедающих друг друга.

И, конечно же, прибывали и новые призраки. Почти каждый день какое-нибудь несчастное, изможденное привидение приезжало и просило убежища. Были два солдата по имени Ульфред и Гримбальд, сражавшиеся с королем Альфредом — тем самым королем, про которого говорили, что тот спалил пироги. Они раньше жили в старом осыпающемся коровнике под Малвернскими холмами, пока его не перестроили в Специализированное Хозяйство, и им приходилось летать вверх-вниз, хрипло выкрикивая боевые кличи, среди трех сотен попискивающих куриц, откладывающих яйца. Это были грубые, суровые парни, но все их полюбили. Солдаты часто оказываются вежливыми и добродушными, когда их узнаешь поближе.

Были также и Леди. Леди приезжали все время. Зеленая Леди, которая искала ключ от своего сундука с сокровищами, Синяя Леди, которая искала своего мертвого мужа (она задушила его подушкой и забыла, где оставила). А спустя почти две недели с того дня, как они поселились в убежище, приехала их старая подруга Серая Леди — та, что раньше жила на церковном кладбище в Крэггифорде, и она, конечно, все еще искала свои зубы.

Вскоре весть об убежище распространилась так далеко, что привидения приезжали даже из других стран. Большинство из них вписались очень хорошо, но была одна музыкальная душа из Финляндии, которая стала для них настоящей пыткой. Дело было не в том, что она любила играть на арфе, сидя на вершине скалы при свете луны, а в том, что она сильно обижалась, если они все не приходили туда и не слушали ее.

— Отвратительно, скажу я вам, — сварливо ворчала тетя Гортензия. Она не любила музыку, а от сидения на скале в лунном свете у нее лопались мозоли на ногах.

И все-таки, в целом, привидения были очень, очень счастливы. Больше всего они любили вечера, когда все сидели у Ведьмы на кухне и говорили о своих приключениях и о Рике.

— Какой он был, этот великий Рик Спаситель? — спрашивал кто-нибудь из новоприбывших.

— О, у него такие большие глаза, тонкие черты лица и торчащие уши, — начинал Хамфри, и Ведьма шлепала его своими крыльями и говорила:

— Хамфри, что ты такое говоришь. У Рика уши были абсолютно прямые.

Потому что, видите ли, Рик становился в их головах героем, а у героев не может быть торчащих ушей. И они рассказывали и пересказывали о том, как Рик кормил летучих мышей-вампиров из своего запястья и отвел их к Премьер-Министру Британии. И даже Полди, довольно вредный полтергейст из Патни, прекращал швыряться вещами и слушал.

— И вот теперь мы, благодаря ему, останемся целы и невредимы на веки вечные, — заканчивала Ведьма, и ее волоски подергивались от волнения.

Но она ошибалась.

Глава 12

На следующее утро Ведьма проснулась с головной болью. Как и у большинства матерей, у Ведьмы часто болела голова. Например, от криков Джорджа она частенько уже к вечернему чаю лежала на спине с влажной лягушачьей кожей на лбу. Но эта головная боль была намного сильнее, чем обычно. Боль внутри ее черепа билась, толкалась и колотилась до тех пор, пока она не почувствовала, что не может сделать ни шага. Потом появилась боль в спине. Она ползла вверх по ее горбу с одной стороны и вниз — с другой, будто кто-то проводил мясным топором по ее позвоночнику.

— Думаю, мне просто нужно немного полежать, — сказала она мужу.

Скользящий Килт обычно очень сочувствовал ей, а тут просто уставился на нее.

— Думаю, мне просто нужно полежать, дорогой, — повторила она и осеклась, потому что у ее мужа на лице появилось очень испуганное выражение.

— Я не слышу, что ты говоришь, Мейбл, — сказал он. — У меня в ушах какое-то странное жужжание, и голова очень кружится.

Его килт развевался, как при шторме, а меч в груди потускнел и покрылся ржавчиной. Но Ведьма не успела осмотреть мужа, потому что ее уши пронзил самый мучительный вопль, раздавшийся с Восточной Башни. Вопил, конечно, Джордж, но это не было его обычным громким и чувственным ревом. Это был хриплый, жалостливый крик, крик кого-то, страдающего от боли.

— Да что происходит с нами со всеми? — рыдала Ведьма, поднимаясь в башню и качая на руках Джорджа. Его череп стал ужасающе ворсистым, а кости мягкими и маслянистыми.

— Что такое, дорогой мой, что случилось?

— Больно, — кричал Джордж. — Больно, больно, больно!

Нежно держа его в когтях и не обращая внимания на ужасную боль в спине, Ведьма полетела вниз искать остальных своих детей. Уинифред она нашла лежащей на ступеньках, ведущих из подземелья. Она выглядела абсолютно шокированной.

— Моя миска разбилась, мама. Моя миска разбилась. Моя миска!

— Происходит что-то ужасное, — отчаянно сказала Ведьма. — Мы должны держаться вместе. Где Хамфри?

Но до того, как она смогла пойти искать Хамфри, влетела тетя Гортензия. Ее шишковатые коленки торчали, как шомполы, а обрубленная шея была твердой, как доска.

— Я стала жесткой, Мейбл, — сказала она, кружась по комнате, как огромный железный крест. — Не могу ничего согнуть. И моя голова — как камень.

Повсюду в убежище творились кошмарные вещи. Вещи, которые никто не мог объяснить или понять. Сумасшедший Монах вышел весь в фурункулах — устрашающих красных шишках, из его эктоплазмы сочился гной и тек вниз по тунике. Уолтера Мокрого выкинуло на берег, абсолютно сухого. Огромный глаз Шака побелел, а потом полностью закрылся, так что он с грохотом бросил чугунную голову тети Гортензии и, воя, скрылся под деревом.

Ульфред и Гримбальд свалились в заросли вереска и лежали там, охая и держась за животы. Леди медленно теряли свой цвет: у Голубой Леди выцвело все голубое, Зеленая Леди потеряла свою зелень, Серая Леди стала полностью бесцветной.

— О, Дьявол и Темный Тени, помогите нам! — плакала Ведьма. — Что это может быть? И где мой маленький мальчик? Где Хамфри?

— Это чума, — кричала Сюзи Пиявка, залетая внутрь неровными рывками и волоча за собой поврежденное крыло. — Мои мальчики не могут больше летать, они слишком слабы, чтобы покинуть пещеру. И посмотрите на мою малышку! О, посмотрите на мою маленькую Роуз!

Она открыла свой кармашек и они с ужасом взглянули на нечто хрупкое, жалкое и серое внутри него. Маленькие глазки Роуз были затянуты пленкой, ее клыки шатались и кровоточили, и время от времени она душераздирающе пищала от боли.

— Не хочу вас беспокоить, — с трудом произнес Скользящий Килт, — но посмотрите на мою правую руку.

Все как один, уловив что-то в его голосе, обернулись. Ниже локтя, его сильная шотландская эктоплазменная рука медленно исчезала.

— Это делаю не я, — сдавленно сказал Скользящий Килт. — Это делают со мной. Я не могу остановить это. Я растворяюсь, исчезаю, уничтожаюсь.