Гладиаторы - Гела Чкванава

«Я знаю, что он один, но он-то не знает, что и я остался в одиночестве, и поэтому наверняка чувствует себя попавшим в западню!» — подумал он.

Прежде чем преодолеть оставшийся отрезок, в конце которого, по расчетам Дато, должна была открыться расщелина оврага, он свернул и пошел наискосок, оставил за спиной хлев и вдруг почувствовал, что очень устал. Вместе с усталостью вновь пробудился страх. Он боялся признаться себе в этом. Но к этому чувству, что поразительно, примешивалась огромная радость: только сейчас, когда страх заставил трепетать буквально каждую клеточку его тела, он понял, что жив, что жива его плоть. Она была полна жизни и не желала смерти. Внезапно он вспомнил про Акакия и удивился, почему до сих пор ни разу о нем не подумал.

Сейчас он очень боялся умереть, боялся превратиться в труп и потерять это упоительное ощущение собственной живой плоти. Он уже не стыдился страха. Он залег и, где ползком, где перекатываясь, добрался до забора соседнего с Акакиевским участка. Как и что произойдет в следующую минуту, он видел очень реально, во всех подробностях: заранее был уверен, что легко пролезет под металлической сеткой, отчетливо понимал, что его страх был частью того безумного действа, в котором все исполнители уже погибли, кроме него и хромого.

Под сеткой он прополз беспрепятственно и, низко пригнувшись, добежал до кустов орешника, свернул вправо и добрался до помидорных грядок, где они с Кобой оставили Акакия. Он вспомнил, что Акакий какое-то время следовал за ними, когда они спешили к машине, чтобы перехватить боевика в черной куртке. Возле дренажной канавы Дато передохнул и продолжил путь во весь рост.

У дома валялись дождевик и пальто Акакия. Почему-то он это воспринял как знак того, что Акакий не сбежал. Обогнул дом Акакиевского соседа и остановился во дворе, под окнами. Разом охватил взглядом все: и стоявшую на улице машину, и Акакия — на втором этаже собственного дома, на балконе — тот как раз собирался войти в комнату. В руках он держал пулемет Кобы. Дато свистнул, и Акакий оглянулся. Дато знаком показал, чтобы тот спустился вниз, а сам пошел к металлической сетке, разделявшей дворы. Перелезая через нее, зацепился курткой.

— Коба!.. — начал было Акакий.

— Знаю! — не дал договорить Дато и схватил его рукой за ворот, как это делал майор, когда в бою силой разворачивал бегущих, приказывая идти вперед. — Сейчас не время… Доползешь до хлева и начнешь стрелять в сторону оврага. Сможешь?

— Со второго этажа хорошо видно, они будут, как на ладони!

— Ни черта не видно, я уже был там. Сделаешь, что говорю! — сказал и сильнее дернул за ворот. — В овраге остался один. Последний. Он боится и не решается вылезти. Ты должен добраться до хлева и открыть пальбу. И ори во всю глотку, что он окружен, и чтобы сдавался!

— Я брошу лимонку!

— Никаких лимонок. От нее много шума, взрыв далеко слышен. Пойдешь с этим пулеметом и сделаешь, как я сказал… Но побереги патроны, стреляй короткими очередями. Действуй так, как будто тебе все нипочем, как будто тебе наплевать, сдастся он или нет. Твоя задача поиграть у него на нервах. Об остальном позабочусь я… Понял?

— Понял! — ответил Акакий.

— Первым делом укройся как следует за хлевом, а уж потом стреляй. Начинай, когда подам знак… Ори и стреляй… Не боишься?

— Нет! — сказал Акакий и посмотрел в ту сторону, где оставался труп Кобы. Присмотревшись повнимательней, Дато понял, что и Акакий воспринимает все происходящее, как во сне. Дато показалось, а возможно, он хотел в это верить, что Акакий не трусил.

— С Богом! — сказал Дато и побежал в ту сторону, откуда только что отползал с такими предосторожностями и страхами, пока не столкнулся с Акакием у его дома. Убегая, ни разу не оглянулся, чтобы удостовериться, выполняет ли тот полученные указания.

До пацхи бежал, выпрямившись во весь рост. Там передохнул, внимательно осмотрел местность и переместился к дощатой хибаре. Постарался и оттуда, насколько это было возможно, прочесать глазами открывшуюся местность и продолжил путь к каменному хлеву. Разумеется, не терял бдительности, но и не очень осторожничал. Для этого он слишком устал.

Только успел подумать, что ждать, скорее всего, придется долго, как в поле его зрения появился Акакий. Акакий ползком добрался до хлева, встал и прижался к стене. Пока что держался молодцом. Встал он, опасаясь, что Дато не увидит, если он останется лежать на земле. Дато в знак одобрения показал большой палец и дал знак рукой, чтобы тот залег.

Акакий лег и стал кричать: орал по-русски что-то несусветное, с жутким акцентом. Дато дождался, пока Акакий начал стрелять, и помчался в сторону оврага.

Прежде чем увидел хромого, Дато заметил плоский верх его фуражки цвета хаки. Через мгновение тот открылся весь. В ту же секунду и хромой, как бы почувствовав взгляд Дато, обернулся и тоже увидел его. Был он бывалым воякой или нет, неизвестно, но он сразу понял, что его убьют прежде, чем он успеет хоть как-то обозначить готовность сдасться. Он даже и не попытался направить ствол своего десантного автомата в сторону Дато. Первые же пули попали ему в плечо. Дато хорошо видел, как на камуфляжной куртке одно за другим появлялись пятна черно-красного цвета. Хромой медленно сполз по склону и лег ничком на каменистое дно оврага. Голова его аккуратно уместилась между двумя валунами, будто кто-то знал, что хромой будет убит именно в этом месте, и заранее уложил камни с таким расчетом, чтобы голова упокоилась между ними. Оставшиеся в рожке патроны Дато расстрелял по его лопаткам. Будто испытывал себя: попадет или нет точно в цель. Что владело им? Исступление? Может, он вспомнил, как дернулась от пули голова Кобы? Или все было просто: хотел убедиться, что меткость не изменила ему? Он видел, как пули рвали мясо и дробили кости, и вдруг ощутил, что безумное напряжение постепенно отпускает. Внезапно почувствовал отвращение к убитому, как будто только сейчас его взору открылась тошнотворная каша из разорванной плоти и осколков костей.

— Кончено! — крикнул он Акакию, но крика не получилось, пришлось подождать, пока спазм отпустил голосовые связки и голос вернулся к нему.

Вода, медленно струящаяся под трупом хромого, постепенно окрашивалась в красный цвет. Акакий бежал к Дато с такой прытью, какой невозможно было от него ждать. Пулемет держал обеими руками, и это добавляло нелепости его движениям.

— Ты не ранен? — издалека закричал он.

— Он же не успел выстрелить, с чего мне быть раненым?! — проворчал Дато.

— Пойду искать Мамантия, — сказал Акакий.

— Мамантий — труп!

— А вдруг ранен?

— Да труп он, тебе говорят… Пойти с тобой? — спросил Дато.

— Не надо! — ответил Акакий строптиво. — Сам пойду и разыщу!

— Пойдем вместе.

Акакий по-прежнему держал пулемет обеими руками, будто получил приказ быть в полной боевой готовности. Взглянул на Дато и, подражая ему, перенес пулемет в одну руку. Уходя, глянул на труп хромого.

— Помучил меня этот ублюдок! — сказал Дато.

Перебираясь через каменный забор, увидели старика и старуху. Старуха, завидев их, завыла и запричитала.

— Родители Мамантия! — объяснил Акакий.

Они недолго искали Мамантия: оба запомнили, в каком направлении стреляли боевики, открывшие по нему ответный огонь.

— Как он оказался на кукурузном поле? — сказал Акакий.

Старуха завыла еще пронзительней. Похоже, только сейчас она окончательно поверила в смерть сына.

Мамантий лежал на самом краю кукурузного поля, под каменным забором. Не успел перебраться через него. Уже раненым прополз метров тридцать. Открытый рот щерился безукоризненно белыми, без единого изъяна, зубами, а плечи после смерти выглядели странно узкими.

Старуха перестала выть. Наверное, перелезает через каменный забор, — предположил Дато.

— Приведи их сюда. Я подожду у твоей калитки… Нам нужно спрятать машину! — сказал Дато. Акакий молча кивнул.

Сорочка на животе Мамантия была расстегнута, из штанов торчал край майки.

Дато возвращался к дому Акакия мимо оврага, намеренно сделав крюк, чтобы не встречаться со стариками, но издали все-таки увидел их. Старик плелся за старухой, спотыкался и глухо причитал.

Перебравшись через каменную ограду, Дато приостановился у срубленного тутового дерева. У него дрожали руки. Радость от того, что он остался жив, куда-то исчезла. Он слышал вопли и причитания старухи над телом сына, но ничего, кроме равнодушия и еще, пожалуй, чудовищной пустоты, не ощущал. Вытянул из кармана смятую папиросу, но прикурить не смог. Сидел и ждал, когда пройдет слабость и дрожь в непослушных руках. Хотел затащить поглубже в кукурузу лежавший здесь же, у каменной ограды, труп боевика, но чувствовал, что не справится. Посидев еще немного, встал и направился к дому Акакия. Овраг перешел в том месте, где были переброшены два тонких бревнышка, хотя мог подняться по противоположному склону. Его словно бес подстегивал: слабо пройтись по хлипкому мостику?