Случайный рыцарь - Леонид Панасенко

- Серьезный парень, - заключил Максим. - На тысячу лет, как минимум, себе работенку придумал.

То ли от выпитого, то ли от ощущения пусть временной, но безопасности, им овладела странная эйфория. Лица друзей то приближались, то улетали куда-то вверх, к холодным сентябрьским звездам, пламя костра корчило забавные рожи, из лесной чащобы слышались девичьи голоса и смех. И все же он ел и пил, разговаривал, и даже выяснил у липового генерал-майора, что подразумевалось под словом "некий".

- Голубого Рыцаря видели всего дважды, - пояснил Магг. - Первый раз лет триста назад, издали, во главе войска при битве за Предел Мира. А второй раз он прислал Королю свое изображение, ну фантом, когда принцессе Дульси не исполнилось даже месяца, и вручил личную ноту о сватовстве.

- Ноту? - переспросил Максим.

- У нас такой способ сватовства, конечно, не принят. Но в ноте женитьба Голубого Рыцаря на принцессе связывалась с заключением мира, и Король, скрепя сердцем, объявил это чудовище Первым Претендентом. Правда, он заявил фантому, что все дальнейшее будет происходить по законам нашего мира... Так пока и было. Когда Дульси исполнилось четырнадцать, Мудлак официально выдвинул себя в Претенденты и стал Вторым.

Распоясавшаяся Ируля учила Тофика пить на брудершафт, бедный джинн отказывался целоваться и смущенно поглядывал на хозяина, очевидно, ожидая от него помощи.

Но Максим в это время то проваливался в колдовские миры, где переплетались краски и звуки, благоухали цветы и летали обнаженные женщины, то возвращался к костру и словам Магга -малопонятным, но явно предупреждающим о новой опасности.

- П-поч-чему ты назвал его ч-чудовищем? И п-поч-чему он Голубой? Если он "г-голубой", то зачем ему принцесса?

Магг хихикнул.

- У него цвет лица синюшный. Оно у него какое-то мертвое, похожее на маску... Никто не знает толком, что он собой представляет. И о Неизвестных мирах мы ничего не знаем. Наши приборы не фиксируют их. То ли они так далеки, то ли вообще находятся в другой вселенной... А о Голубом Рыцаре сплетницы при дворе говорят, - Магг опять хихикнул, - что он вовсе не гуманоид.

Максим открыл банку "фанты", но резкий напиток не освежил его. Девичьи голоса в лесу и смех, напротив зазвучали громче и призывнее.

- Иду, сейчас иду, - пробормотал Максим. Ему вдруг захотелось заплакать. Что за жизнь - кругом одни враги! Мудлак, его всемирная мафия, теперь этот... "голубой", чтоб он сдох... А он - один! Друзья - да, но он все равно Один! Чьи это голоса утешают его, зовут?.. Это же голос Дульси! Она где-то здесь, рядом, прячется в лесу...

- Я иду, - подтвердил Максим и, пошатываясь, встал. - Л-ложитесь с-спать... Я п-прог-гуляюсь и в-вернусь.

Магг пытался его остановить, но он оттолкнул назойливого слугу и шагнул в светлую чащу. Росные кусты обняли его и обмыли разгоряченное лицо. Деревья расступились. Максиму показалось, что он видит весь лес, окутанный зеленой таинственной дымкой, из которой прожектор луны то фотографически резко выхватывал отдельную ветку, листик, ствол дерева или спящую птицу, то уводил его взор в туманные глубины, где дремали глубокие затоны реки, а овраги кутались в терновник, и где лешие пугали веселых русалок, ведущих на полянах свои полночные хороводы.

- Иди сюда, любый, - позвал его тихий голос, шедший от раскидистого дерева с переплетенными стволами. - Иди, мой коханый, не бойся.

Максим ступил под полог кроны. Лунный свет погас, сумрак сгустился, но зеленая дымка осталась, и из нее проступило знакомое прекрасное лицо, тонкие руки, протянутые ему навстречу. Девушка то ли пряталась за разветвлением двух стволов, то ли вырастала из самого дерева.

- Дульси? - прошептал Максим. Голова его кружилась, тело стало легким-легким, почти невесомым, и он без страха принял ее объятия.

- Мавка я, лесная русалка, - засмеялась девушка, прижимая его к своей, пахнущей мятой и весенними ландышами груди. - Ты обознался, дурненькый мий. Это желание любви, тоска о ней робыть нас схожымы.

Эти несколько украинских слов прозвучали для Максима как музыка, вернули ему детство и мову отца, из которой когда-то он любил добывать отдельные слова-коштовности и любовался-мылувався ими.

Он запустил пальцы в распущенные зеленые волосы Мавки, шелковистые и живые, как мех зайчика, которого сто лет тому назад случайно поймали на охоте друзья отца и принесли ему, маленькому. Стал целовать ее кожу, которая смеялась от каждого прикосновения, пить из губ ее вкус терна и малины, диких груш и перезревшей солнечной земляники.

- Но ведь ты погубишь меня, - выдохнул Максим, на миг оторвавшись от русалки. - Замилуешь, залоскочешь, а потом затянешь к рыбам в омут.

- Дурненькый мий, - горячо отвечала Мавка. - Это бабусини казкы. Даже нежить живет прыстрастью, одной только страстью! Люби ж меня, кохай! До знемогы, до жаху, до безтямы... Возьми меня!

Максим почувствовал, что еще немного - и он потеряет сознание.

- Но ведь ты... не женщина, - пробормотал он. - У тебя нет тела.

- Зато у меня есть четыре дупла, - смущенно шепнула ему на ухо Мавка.

Когда, поднявшись, луна все же пробилась сквозь густую крону, а от реки дохнуло холодным ветром, она легонько отстранила его, поцеловала на прощанье теперь ее губы горчили придорожной полынью.

- Иди, мой солнечный, повертайся к своим. И никогда не бойся ни живых, ни мертвых, ни тех, кто на полпути. Знай, что даже камень хочет жить: катиться с горы, лежать не под гнетом скал, а в стене дома, летать подобно птицам... Иди, мий легиню!

К машине Максим шел с закрытыми глазами, но не наткнулся ни на одно дерево. Напротив, когда неверная нога попадала в какую-нибудь рытвину, всегда вблизи находилась дружески настроенная ветка, чтобы поддержатьего.

На их поляне было тихо и спокойно. Костер прогорел. Возле него, под деревом, спал, завернувшись в пансионатские одеяла, бывший двойник вождя мирового марксизма. Ируля спала в машине. Рядом с ней, предположительно, было его место.

"А где же Тофик?" - подумал Максим, но на большее его не хватило. Дурно, тошно, кружится голова - спать, спать, спать! Он с сомнением посмотрел на машину, даже потрогал холодное железо... Консерва "Ируля", - готовая к употреблению в любом виде... Нет, к черту, только спать!

Привалившись к горячей спине Магга, Максим стянул с него половину одеяла и тут же отключился.

Утром и Магг, и Ирина в один голос стали жаловаться, что они вчера чем-то отравились: ночью, мол було дурно, снились жуткие кошмары, болел желудок... Максим скромно промолчал, а Ирина вдруг вспомнила заметку в газете об отравлениях самыми что ни на есть распрекрасными грибами.

- А куда подевался Тофик? - перебил ее Максим, вспомнив свои ночные безуспешные попытки осмыслить загадочный факт исчезновения джинна-недоучки. Кто его видел последним?