На дальнем бомбардировщике (Записки штурмана) - Александр Штепенко

Долгому, томительному ожиданию пришёл конец.

Нас вызывают на командный пункт. Зачитан приказ, проложен маршрут, намечены пункты и объекты бомбометания. Лица у всех серьёзные и даже какие-то торжественные. Ни шуток, ни улыбок, ни весёлых реплик.

- Невозможно дать советы на все случаи, с которыми вы можете встретиться в пути и над целью, - сказал нам на прощанье полковник Лебедев. - Помните лишь одно: бросая бомбы на танки в Орле, вы защищаете Москву, спасаете Россию.

Впервые наши жёны были свидетельницами боевого вылета мужей. В глазах их была полная растерянность. Они чувствовали, что мы уже не принадлежим им, что сейчас нет ни мужей, ни жён, что все воины, что они тоже воюют вместе с нами.

Сотни раз до войны они провожали нас в полёты, в экспедиции, сотни раз при проводах они находили нужные слова. А здесь... Ничего из привычных слов не скажешь. Разве можно сказать: "береги себя", "почаще пиши", "береги здоровье" и т. д.

И стояли они в толпе провожающих с сухими глазами, с застывшей улыбкой и смотрели на нас, уже живших только полётом, бомбами, пожарами, взрывами и слившихся в одно с большой сложной машиной, которую мы должны сейчас поднять в воздух и повести в бой на защиту всех советских людей...

Командир полка направился на старт провожать самолёты в полёт.

Машина остановилась возле группы провожающих.

- Подумаешь, не видели самолёта, - раздался раздражённый голос полковника Лебедева. - Пора привыкнуть к войне. А жён чтобы я и близко не видел возле машин! Мало заботы вашим мужьям, так ещё и вы здесь. Марш в штаб! Из окон смотрите.

И, сердито захлопнув дверцу машины, поехал на старт.

Выстрел - взвивается ракета. Разом запущены моторы. Лес зашевелился, листья зашуршали, воздух наполнился равномерным рокотом работающих на малом газу моторов.

Зелёная ракета - рокот усиливается. Над лесом будто буря поднялась. Летят мокрые жёлтые листья. Тяжело переваливаясь, медленно плывут корабли к автомашине, откуда по взмаху флажка полковника один за другим, отрываясь от поля, уходят в сторону заходящего солнца.

Наша машина стоит рядом с командиром полка. Очередной перед нами самолёт взлетает неудачно, сильно прыгает и сбивается с прямого направления.. У полковника Лебедева рука с поднятым красным флажком застывает. Кажется, конца взлёту не будет. Машина прыгает всё сильнее. Лебедев не выдерживает и, отворачивая от неё глаза, смотрит на наш самолёт. Наконец, машина всё же отрывается.

Наша очередь. Водопьянов поднимает Левую руку, прося разрешения начать взлёт. Быстро взглянув на злополучный самолёт и с облегчением вздохнув, Лебедев машет белым флажком - взлёт разрешён.

И когда уже машина сдвинулась с места, Лебедев, грозясь кулаком, напоминает нашим лётчикам, что взлетать надо по прямой, указанной его флажком.

- Ну, Мосалев, держи газы, да помогай выдерживать направление. Сейчас начнём прыгать, - раздался спокойный голос Водопьянова.

- Ничего, Михаил Васильевич, оторвёмся, как боги, - ответил тонким голосом Мосалев.

Вопреки ожиданиям, наш самолёт оторвался сносно - я ни разу не стукнулся ни головой, ни другими частями тела о многочисленные твёрдые предметы, заполнившие мою кабину.

Оторвавшись так легко, мы сразу же пожалели, что не взяли полной бомбовой нагрузки, и здесь же решили, что в следующий вылет можно будет нагрузку увеличить.

Растянувшись цепочкой, по одному, шли тяжёлые корабли помогать рубить правую клешню немцев, занесённую над Москвой.

Самолёты шли на юго-запад. Они как бы старались догнать уходившее солнце, при свете которого так просто и легко выдерживать заданный маршрут. Но не суждено современным самолётам нагонять солнце. Опускаясь всё ниже, солнце скрылось за горизонтом. Густые сумерки окутали землю чёрным покрывалом.

В середине маршрута под самолётом появились плотные ровные облака, скрывшие от нас землю. По расчётам и измерениям, сделанным еще при видимости земли, корабль уверенно идёт к цели. Только бы облаков над целью не было! Хорошо будет, если сегодня прогноз наших синоптиков оправдается. Они обещали в районе цели безоблачную погоду.

Над нами тёмное небо, усеянное крупными мерцающими звёздами. На большой высоте они как-то непривычно, по-новому выглядят.

Под нами чёрная земля с кострами, пожарами, разноцветными ракетами.

Над Тулой и Мценском - зенитная канонада и густой лес прожекторов.

В Орле бушуют пожары. Полдесятка прожекторов шарит по небу. Вялая зенитная стрельба.

- Ну как, Саша, откуда будем заходить? - спрашивает Водопьянов.

- Спускайся пониже, да заходи с юга.

Выключив свет, приникаю к прицелу и, напрягая зрение до боли, смотрю вниз. В реке отражаются огни береговых пожаров и вырисовываются контуры города. Лучи прожекторов перекрещиваются где-то близко от нас. Красные разрывы зенитных снарядов заносят в кабину запах пороха.

Короткие команды лётчику довернуть самолёт. Открыты бомболюки. Палец на кнопке бомбосбрасывателя. Лёгкое нажатие - и три тонны бомб полетят вниз... Но куда? Я не ясно вижу точку прицеливания. Мне жарко... Термометр показывает минус двадцать пять. В самолёте напряжённая тишина...

Вертикально под нами проходит район цели, и я только теперь вижу точку, на которую должен сбросить бомбы.

Снимаю палец с боевой кнопки.

- Не вышло на этот раз. Плохо цель видна. Надо снизиться ещё на пару тысяч метров, - говорю я, обращаясь к Водопьянову.

- Сбить могут нас на такой высоте, - раздаётся нервный голос борттехника.

- Ничего, не собьют, штурман прав, нечего зря бомбы бросать, - говорит Водопьянов. - Разворачивай, Мосалев, вправо со снижением.

- Есть, вправо снижаться, - ответил Мосалев и, заложив глубокий вираж, повёл машину на снижение.

Удивительно, как у такого маленького человека громадная машина становилась лёгкой и послушной.

Сделаны перерасчёты угла прицеливания на новую высоту. Заходим с юга. Река выделяется ярче. Контуры города вырисовываются резче.

- Ну как, Саша, теперь лучше видно? - спрашивает Водопьянов.

- Теперь в самый раз. Сейчас сбросим. Прожектор лазит возле нас, вот-вот вцепится в самолёт и спутает все наши замыслы.

- Вот, чорт, шляется здесь рядом, - бурчит про себя Водопьянов.

Поймав в прицел нужную точку на земле, с силой нажимаю боевую кнопку и с облегчением наблюдаю, как из живота самолёта отделяются чёрные бомбы и скрываются в темноте.

Прожектор вцепился в самолёт и цепко его держит. Но меня это мало беспокоит. Главное сделано - бомбы сброшены туда, куда нужно.

- Готово, Михаил Васильевич, сбросил, - говорю я. - Теперь отцепляйтесь от прожектора, да пойдём домой.