За день до полуночи - Стивен Хантер

Внутри он ожидал увидеть что-нибудь подобное тому, что было на улице, еще группу из профессионалов, которые склонились бы над картами, громко обсуждая детали предстоящего штурма (или как там это называлось на их языке). Но его взору предстала картина, достойная пера Марка Твена: два деревенских старика, сгорбившись, сидели рядом, лица их оставались в тени. Они рассказывали какие-то истории, а в комнате витали клубы дыма и пахло крепким табаком, обещающим головную боль. Гора окурков погребальной пирамидой возвышалась в дешевой пепельнице, стоявшей между ними. И это руководители операции? Штаб? Похоже, это какой-то склад.

– Я помню, – услышал Питер голос одного из стариков, – помню. В те времена весь мир жил на угле.

– Да, ей Богу, это была отличительная примета тех дней. В шестой шахте работали более двухсот парней, и она, черт побери, была центром цивилизации. Сейчас там валяется всего несколько вагонеток. А тогда каждый имел большую черную машину, у каждого была работа, несмотря на Большую депрессию. Беркиттсвилл был углем, а уголь был Беркиттсвиллом, черт возьми. Я помню, будто это было вчера, а не пятьдесят лет назад.

Один из собеседников поднял голову. Стало видно его лицо, и Питер поймал быстрый взгляд старика. Он непроизвольно сглотнул слюну, потому что догадался, кто этот человек.

Знаменитый или безвестный Дик Пуллер! В такой чрезвычайной ситуации надо было предполагать, что Министерство обороны обратится к нему. Даже Питер знал о Дике Пуллере, знал о его победах в далеких джунглях и болотах и о его единственном поражении.

Сейчас он его увидел, жилистого мужчину лет шестидесяти, с лицом, словно вырезанным из древнего холста. Плотный «ежик» серо-седых волос, узко очерченный рот. Питеру бросились в глаза его руки, крупные, жилистые, сильные руки рабочего с крепкими ладонями. Мощное тело, не такое сделанное, как у культуриста, но буквально излучающее необычайную силу. Твердые, черные, маленькие блестящие камешки были его глазами, как у аятоллы. На полковнике был старый маскировочный костюм для джунглей, высокие тяжелые ботинки, браслет с личным знаком на запястье. И, конечно, черт побери, потрепанная табличка над нагрудным карманом. С легендарной фамилией Пуллер.

– А потом из-за проклятого обвала ее закрыли, – продолжал старик, собеседник Пуллера. – Если можно так сказать, это был черный день для графства Фредерик, мистер Пуллер. Женщины год носили траур, прежде чем уехать отсюда.

– Доктор Тиокол, – неожиданно произнес Пуллер, хотя их никогда официально не представляли друг другу, – мистер Брейди рассказывает мне интересные вещи о вашей шахте. Кое-что может быть даже и вам неизвестно.

Питер был готов к такому разговору.

– О том, что шахта построена на высоте тысячи футов над руинами старой угольной шахты? Мы располагали всей старой документацией. Провели пробные бурения. Угольная шахта заброшена с тридцать четвертого года, после того, как произошел обвал. Наши пробы показали отсутствие геологической нестабильности. Угольная шахта – это уже история, полковник Пуллер, так что не питайте иллюзий попасть через нее к объекту.

Когда Дик отвечал Питеру, его темные глаза оставались спокойными.

– Но, по нашим сведениям, изначальная законсервированная шахта ракеты «Титан» с конца пятидесятых годов открыта для воздействия атмосферных осадков. За тридцать лет было много дождей, так ведь, мистер Брейди?

– Дождей здесь полно, иногда даже слишком. – Брейди повернул задубевшее лицо к Питеру и посмотрел на него. – Сынок, ты, должно быть, много знаешь, но хотел бы спросить тебя, что ты знаешь об угле? Если на угольный пласт в течение многих лет попадают дожди, то в нем образуются чертовски интересные формации. Уголь мягкий, сынок. Мягкий, как масло.

Питер посмотрел на него. Потом перевел взгляд на Дика Пуллера.

– Вот вам и тоннели, доктор Тиокол. Вот вам и тоннели.

Григорий выскочил из посольства и прямиком направился в ближайшее питейное заведение. Им оказался бар «Кэпитол Ликес», в трех кварталах от посольства.

Слабо освещенная забегаловка на углу Л-стрит и Вермонт-стрит с роскошной витриной спиртных напитков, рассчитанных на добропорядочных жителей Вашингтона, если бы добропорядочным жителям пришло в голову заглянуть в такое место.

Григорий вошел в бар, пробрался сквозь толпу скучающих безработных негров, убивавших здесь свободное время, и купил бутылку американской водки (русскую он не любил) за три доллара и девяносто пять центов. Выйдя на улицу, он быстро вскрыл бутылку и сделал большой глоток.

Ах! Самая старая и самая лучшая подружка, которая никогда не подводит! У водки был вкус дыма, огня, бодрящего зимнего снега. Хмель моментально ударил в голову, наполнил Григория всеобъемлющей любовью. Он любил бесконечный и яркий поток американских автомобилей, заполнивших улицу. Он любил эту мелкую крысу Климова, любил его могущественного покровителя Пашина.

– За Пашина, – объявил Григорий человеку, оказавшемуся рядом с ним, – за героя наших дней.

– Это точно, Джек, – согласился мужчина, поднося к губам горлышко бутылки, завернутой в бумажный пакет. – Чтоб им всем пусто было, этим ослам!

Заправившись, Григорий слегка неверными шагами пошел вперед. Яркое солнце резало глаза, и он надел затемненные очки. Он купил их в дешевом универмаге, но выглядели они, как фирменные. Теперь он взял себя в руки. Григорий посмотрел на часы – до предстоящей работы оставалось еще время.

Он побродил несколько минут, пока не нашел то, что искал, – телефон-автомат. Всегда следует звонить из телефона-автомата. Это старейшее правило. В России вы точно знаете, что телефоны-автоматы прослушиваются, но в Америке точно знаете, что нет.

Григорий достал монету и набрал номер. Ответил незнакомый женский голос, но он попросил к телефону мисс Шройер. Вскоре она подошла сама.

– С вами говорят из универмага «Сирс», – сказал Григорий. – Ваш заказ готов. Его номер, – он прищурился, читая номер телефона-автомата, – 555-0233. Всего хорошего. Это из универмага «Сирс»…

Телефон замолчал, но Григорий продолжал что-то говорить в трубку, делая вид, что разговаривает. Он ясно представил, как Молли встает из-за своего стола в «Кроуэлл Офис Билдинг», набрасывает пальто, не спеша спускается вниз к автоматам с газированной водой, пьет воду и заскакивает в туалет. Ее полнота просто величественна: огромный зад, покатые плечи. Потом она идет в соседний коридор к телефону-автомату.

Раздавшийся звонок удивил Григория, погруженного в мечтания, но он спохватился и нажал кнопку.

– Григорий, Боже мой! Что же ты делаешь! А если они следят за тобой? Я же предупреждала тебя, Григорий, чтобы ты никогда, никогда не звонил мне…

– Молли, о, Молли! – захныкал Григорий. – Боже, дорогая, я слышу твой голос, он звучит так чудесно.

– Ах ты, жирный ублюдок, чувствую, уже набрался. Еле бормочешь.

– Молли, послушай, пожалуйста. Да, я немного выпил…

– Григорий, не сюсюкай. Ты же знаешь, я этого не люблю!

– Молли, пожалуйста, мне не к кому больше обратиться. На этот раз чертов Климов действительно прижал меня. Он жаждет моей крови. Я еще не попадал в такую ужасную ситуацию. Боже, дорогая, они собираются отправить меня домой.

– Григорий, ты тянешь эту волынку уже несколько месяцев. С того момента, как мы познакомились.

Григорий захныкал. Его боль и испуг, пущенные по телефонным проводам, должно быть, усилились и вызвали жалость в Молли. Григорий почувствовал, что она размякла, и усилил нажим.

– Пожалуйста, прошу тебя, дорогая. Не дай мне погибнуть. Ты должна что-нибудь добыть для меня. Только побыстрее, что-нибудь важное, чем бы я мог заткнуть им глотки. Только не всякие мелкие сплетни и слухи, это они могут вычитать из «Пост». Нет, Молли, если ты любишь меня, если боишься за меня, если у тебя осталось хоть немного нежности к бедному Григорию Арбатову, пожалуйста, прошу тебя, моя Молли, пожалуйста, помоги мне.

– Боже, да ты просто негодяй, – ответила Молли, с трудом удерживая смех. – Совсем стыд потерял, какая мерзость!

– Прошу тебя, – снова взмолился Григорий.

– Позвони через несколько дней.

– Через несколько дней я буду на пути в Латвию или в какое-нибудь другое ужасное место.

– Но здесь нет никакой Латвии, Григорий.

– Вот я об этом и говорю. Пожалуйста, Молли, прошу тебя, сегодня к вечеру. Я позвоню в четыре.

– Да ты на самом деле свихнулся.

– О, Молли, я надеюсь на тебя.

– Но я не могу… Что? Да, конечно. – Последние слова относились к кому-то постороннему. Через несколько секунд Молли чуть слышно заговорила: – Мне надо идти, детка, нас всех собирают по какому-то поводу.

– Дорогая, я…

Но она уже повесила трубку. Григорий подумал, как это странно, но чувствовал он себя уже гораздо лучше. Который час? Почти двенадцать, пора ехать за донесением от агента «Свиная отбивная».