Партнер - Джон Гришэм

Поимка Патрика Лэнигана привела к такой вспышке юридической активности на побережье, какой не наблюдалось здесь долгие годы.

В гудящем от возбужденных голосов здании суда округа Гаррисон семнадцать членов большого жюри присяжных поднялись на второй этаж и уединились в тихой комнате за дверью без номера. Все они прибыли сюда по срочному звонку окружного прокурора Т. Л. Пэрриша, поднявшего их среди ночи. Тема предстоящего совещания была известна всем. Разобрав чашечки с кофе, присяжные заняли места вокруг длинного стола. Оказавшись в эпицентре разыгравшейся бури, каждый испытывал волнение, если не возбуждение.

Пэрриш поприветствовал их, извинился за неурочный вызов и предложил выслушать шерифа Суини, следователя Теда Гримшоу и специального агента ФБР Джошуа Каттера.

— Похоже, у нас появилось новое дело об убийстве, — сказал он, держа в руке номер утренней газеты. — Думаю, вы уже видели этот выпуск.

Сидевшие у стола согласно кивнули. Расхаживая вдоль стены с блокнотом в руках, Пэрриш зачитывал записи о прошлом Патрика Лэнигана, а также информацию, предоставленную его фирмой о Бенни Арициа. Он отдельно остановился на сообщении о смерти Лэнигана, оказавшемся досужей выдумкой, и на заметке о его похоронах. Все это было всем известно из лежавшей на столе газеты.

Затем прокурор пустил по кругу снимки сгоревшего автомобиля Патрика, фотографии с места катастрофы, сделанные на следующее утро, когда машину уже убрали: развороченная земля, остатки кустарника, обуглившиеся растения и ствол поваленного дерева. Пэрриш просил собравшихся с особым вниманием отнестись к цветным, двенадцать на четырнадцать, фотоснимкам найденного в машине трупа.

— Безусловно, мы считали, будто это Патрик Лэниган, — улыбнулся он. — Однако теперь знаем, что ошиблись.

Почерневшие останки пострадавшего ничем не напоминали человеческое тело. Хорошо видна была лишь одна крупная кость. Пэрриш мрачно пояснил, что это тазобедренный сустав.

— Тазобедренный сустав мужчины, — добавил он, опасаясь, что члены большого жюри решат, будто Патрик положил в машину сбитого борова или другое домашнее животное.

Присяжные отнеслись к замечанию и снимкам с пониманием — отчасти потому, что смотреть там было почти не на что: ни крови, ни висевших на ветвях лохмотьев плоти.

Тошноты не ощущалось. Он, она или кем бы там ни был погибший встретил свою смерть на переднем сиденье, справа от руля. Само сиденье сгорело, как и все остальное, полностью, до основания.

— Естественно, так мог гореть только бензин, — сказал Пэрриш. — Мы знаем, что Патрик по дороге заправился, так что произошел взрыв не менее чем двадцати галлонов горючего. Наш следователь отметил: пламя было необычайно жарким и интенсивным.

— А остатков какой-либо канистры не обнаружили? — уточнил кто-то из присяжных.

— Нет. Возможно, бензин был в пластиковых контейнерах, а они сгорают полностью. С подобными случаями мы сталкиваемся постоянно.

— А тела всегда в столь ужасающем состоянии? — спросил другой присяжный.

— Нет, — мгновенно ответил Пэрриш, — далеко не всегда. Честно говоря, мне еще не приходилось видеть столь сильно обгоревшего трупа. Будет сделана попытка эксгумации, но, как вам должно быть известно, имела место кремация.

— Есть предположения о том, кто это мог быть? — поинтересовался Ронни Беркс, портовый рабочий.

— Мы проверяли одну гипотезу, но выводы пока делать рано.

Прозвучали и другие вопросы, однако ни один не выделялся из общего ряда — примитивные попытки как-то уточнить то, о чем молчали газеты. Жюри единогласно проголосовало за предъявление Патрику Лэнигану обвинения в совершении умышленного убийства, имевшего место уже после другого преступления, то есть кражи. Наказание за это следовало суровое — смертная казнь посредством инъекции яда в Парчмэне.

Меньше двадцати четырех часов потребовалось на то, чтобы обвинить Патрика Лэнигана в умышленном убийстве, отправить ему повестку в суд в связи с разводом, привлечь его к делам о девяноста миллионах Арициа (плюс банковский процент на эту сумму), о тридцати миллионах, потерянных его коллегами по работе, и о четырех миллионах, выплаченных «Монарх-Сьеррой», не считая дополнительно взыскиваемых десяти миллионов.

Благодаря компании Си-эн-эн обо всем этом он узнал очень быстро.

Прокуроры Т. Л. Пэрриш и Морис Маст, стоя с мрачным видом перед объективами телекамер, в один голос заявили: добропорядочные граждане округа Гаррисон в лице избранного из их числа большого жюри присяжных приступили к изложению обвинений, предъявляемых Патрику Лэнигану, убийце и вору. Вопросы журналистов, на которые не существовало ответов, оба прокурора обошли молчанием, ускользнули от тех, на которые вполне могли ответить, и убежденно предрекли появление новых обвинений.

Когда камеры выключили, Пэрриш и Маст в спокойной обстановке встретились с достопочтенным судьей Карлом Хаски, одним из трех, работавших в округе Гаррисон. Хаски когда-то был близким другом Патрика. Дела распределялись между судьями произвольно, однако Хаски, так же как и его коллеги, прекрасно знал, где следует надавить, чтобы получить или не получить то или иное дело. Сейчас он горел желанием взять на себя процесс Патрика Лэнигана.

Поедая сандвич с помидором, Лэнс, сидевший в одиночестве на кухне, заметил на заднем дворе, возле бассейна, какое-то движение. Он подхватил ружье, выскользнул из дома, прокрался за кустами и увидел круглощекого репортера с тремя болтающимися на груди камерами. Босой Лэнс на цыпочках подкрался к журналисту, поднес направленный вверх ствол к его голове и нажал на спусковой крючок.

Фотограф кинулся на землю лицом вниз и испуганно заорал. Лэнс пнул его между ног раз, другой. Тот перевернулся и скользнул взглядом по лицу нападавшего.

Сорвав с шеи репортера камеры, Лэнс с размаху швырнул их в бассейн. Стоявшая во внутреннем дворике Труди обмерла от ужаса.

Лэнс прокричал, чтобы она вызвала полицию.

Глава 9

— А сейчас я уберу отмершую кожу, — сказал врач, осторожно касаясь ран на груди заостренным хирургическим инструментом. — Может, ввести обезболивающее?

— Нет, благодарю вас, — ответил Патрик, сидевший на кровати.

В комнате находились две сестры милосердия и Луис.

— Вам будет больно, Патрик, — предупредил врач.

— Бывало и хуже. Да и куда вы собираетесь колоть? — Он поднял левую руку, покрытую багровыми кровоподтеками. Все его тело представляло собой сплошной синяк. — Хватит с меня наркотиков.

— Хорошо, как скажете.

Патрик откинул голову назад и вцепился руками в боковые поручни кровати. Обе сестры вместе с Луисом держали его лодыжки, пока врач поддевал скальпелем засохшие струпья и срезал их.

Патрик закусил губы и прикрыл глаза.

— Как насчет укола, а? — спросил врач.

— Нет… — выдавил Патрик.

Осторожная работа скальпелем. Кучка засохших струпьев увеличилась.

— Раны прекрасно заживают, Патрик. Думаю, мы сможем обойтись без пересадки.

— Тем лучше. — Патрик стиснул зубы.

Из девяти ожогов четыре были достаточно серьезными, чтобы считаться ожогами третьей степени: два на груди, один на левом бедре и один на правой икре. Запястья, локти и колени, растертые веревкой в кровь, покрывал слой мази.

Через полчаса врач закончил свои манипуляции и напомнил Патрику, что ему нужен покой, причем лучше всего оставаться без одежды или повязок. Покрыв освобожденные от омертвевшей кожи участки прохладной мазью, он вновь предложил болеутоляющее, но Патрик опять отказался.

Врач и сестры поднялись. Луис проводил их, после чего закрыл дверь, опустил жалюзи на окнах и достал из кармана своего белого халата небольшую фотокамеру «Кодак» со вспышкой.

— Встань там. — Патрик указал на изножье кровати. — Сделай кадр, на котором будет видно все тело, включая лицо.

Луис поднял камеру и попятился к стене. Раздался щелчок, по глазам ударила яркая вспышка.

— Теперь перейди туда, — указал Патрик.

Фельдшер подчинился. Поначалу он выражал категорическое несогласие делать снимки, заявляя, что должен сообщить об этом своему начальству. Живя на границе с Парагваем, Патрик не только значительно усовершенствовал свой португальский, но и приобрел некоторый навык общения на испанском. Теперь уже он понимал почти все, что слышал от Луиса. Язык денег был универсальным, и фельдшер очень быстро осознал, что его услуги как фотографа оцениваются в пять сотен американских долларов. Он согласился купить три простенькие камеры, сделать около сотни снимков, проявить их за ночь и спрятать за пределами госпиталя в ожидании дальнейших указаний.

Пятисот долларов у Патрика с собой не было, однако он смог убедить Луиса, что является человеком честным и вышлет деньги, как только доберется до дома.