Голос Вселенной 1993 № 21-22 - Юрий Дмитриевич Петухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Покарали, – как-то смущенно согласился с ним Пак.
Они смотрели друг на друга.
– Ну, а когда прощать-то станем, едрена-матрена? – задался вопросом Хреноредьев.
Пак снова почесал лоб.
– Погодим немного, – сказал он, все взвесив и разложив по полочкам, – вот прочухается, тогда и поглядим, прощать его или нет.
– Разумное решение, едрит мя по башке! – заключил Хреноредьев. Он был уверен, что Буба не очухается никогда. А если и очухается, так уж точно чокнутым!
– И все же мы с тобой, хрен старый, поспешили! – сорвался вдруг Пак. – Такого общественника обидели. Ну и что, что он враг и лазутчик, старая ты хреноредина, зато душа-то какая была?!
Хреноредьев выпучил рачьи глаза и набросился на Пака с кулаками. Но не успел первый удар обрушиться на выпуклую Пакову грудь, как Хреноредьев вдруг замер, позеленел, схватился за сердце. И шмякнулся как подкошенный на траву.
– Ты чего? – заволновался Пак.
– Помираю, – синюшными губами простонал Хреноредьев. – От незаслуженных обид и оскорблений помираю, едрена…
Пак видел, что трехногий инвалид не шутит, что дела его плохи. Но ему до того надоела вся эта бестолковая возня и суета, из которой складывалась его непутевая жизнь, что он вместо того, чтоб оказать хоть какую-то помощь, отвернулся, плюнул под ноги. И пошел резким, все убыстряющимся шагом к той самой далекой лужайке, на которой резвились туристы – мужчины, женщины, дети. На ходу он встряхнул железяку, выставил ее стволом вперед. Бить! Всех подряд бить! Убивать! Одного за другим! Без жалости и пощады! Как мокриц поганых! Как слизней!
– Приидут праведные-е! – послышалось из-за спины. Это прочухался Буба Чокнутый. – И настанет судный день и час! И возопят грешники-и! И содрогнутся их души, ибо откроется их взорам геенна огненная, и встанет над ними страж небесный с мечом в руках! И ниспошлется на всех, едрена-матрена, кара!
Пак не оборачивался. Он знал, что будет делать. И ему было наплевать на всяких там Чокнутых и на их проповеди. Хватит! Наслушался! Вот когда этот мир заволокт точно такой же пеленой, когда потянутся дымы от земли к небу и от горизонта к горизонту, закрывая все, когда ничего, кроме труб и краников не останется в этом мире, а всех успокоившихся буду в нем отволакивать к отстойнику, когда придут и сюда охотники, чтобы охотиться за беззащитными жертвами, тогда и он отбросит ненужную железяку, вздохнет спокойно, встанет на колени и будет каяться хоть до конца света, будет разбивать лоб о грунт, глину, полы, паркеты, мостовые, днища труб… А пока… Пока он будет сам карать. И не найдется такой силы, чтобы остановила его. Нет ее в этом мире – ни по одну сторону барьера, ни по другую!
Он вскинул железяку к плечу, поймал в прицел крохотную девочку, подождал, когда ее головка замрет хоть на миг, дождался и нажал на спуск.
– Ну все, хорош! – произнес усталый голос совсем рядом, будто из-за плеча. – Пошалили немного, поиграли и хватит!
Пак на мгновение ощутил невесомость. Ему показалось, что он падает в это бездонное небо, что он тонет в его пучинах Пак даже закрыл глаза, зажмурился что было мочи, сжался в комок, съежился. Но трубки он не выпустил.
– Всех призываю я к покаянию! В последний раз, едрена-матрена, ибо грядет расплата! – провозгласил кто-то Бубиным голосом.
Пак открыл глаза. Прямо посреди каменного пола стоял на коленях Чокнутый. Он вздымал руки к потолку и вопил без умолку. Похоже было, что он все-таки спятил – и на этот раз окончательно.
Хреноредьев, живой и здоровый, сидел рядышком, с недоумением вертел головой, он был румян и весел.
После ослепительного, чистого, ясного, прозрачного мира казалось, что в пещере стоит мрак. Да, это была пещера карлика-отшельника. И все стены ее были каменными, непроницаемыми.
Сам Отшельник сидел на своем грубосколоченном столе и смотрел поверх голов. Вид у него был отрешенный. Но когда он начал говорить, Бубин надрывный глас сразу куда-то запропастился, исчез.
– И с этим вы собрались идти в мир? – спросил Отшельник.
Ответа он не дождался. Да и что ему можно было ответить.
– Слаавненькие ребятки, слаавненькие!
– А с чем они пришли к нам?! – сурово спросил Пак. И добавил, совсем зло добавил: – Может, ты за их воспитание возьмешься?! Не пора ли нас оставить в покое?!
Глаз Отшельника подернулся пеленой.
– Я вижу, вы созрели, – сказал тихо. – Ну что же, пора!
– И-ех, обдурил нас! А мы-то и поверили, едрена простота! – пожаловался Хреноредьев.
– Это была маленькая проверочка. И вы ее не выдержали! Ни по каким статьям не выдержали! – сказал Отшельник. – Но это ровным счетом ничего не значит. Я вам не судья! Это вон Буба ваш все о судьях толкует, а я не берусь судить. Не мной этот мир создан, не мне и менять в нем что-то. Так что, Хитрец, не собираюсь я вас воспитывать, была нужда! Хотел помочь, да вот не получается! Что же делать-то, как быть?! И здесь я призадумался, чего это я за вас-то решаю, как, мол, быть, то да се, третье да десятое… А катитесь-ка вы отсюда без всякой моей помощи!
Пак взглянул на него исподлобья.
– Как же мы без помощи твоей сквозь стену пройдем?
– Не надо сквозь! Я вам ходы покажу – и гуляйте! А хотите, так назад возвращайтесь, воля ваша!
– На все воля всевышнего, – поправил его Буба и выкатил налитой безумный глаз.
– И ты, дружок, не притворяйся! Не такой уж ты и чокнутый!
Отшельник подтянул к рту-клювику трубочку, присосался. Банка пустела, далеко не первая банка. В огромной голове бурлило, переливалось что-то, какие-то вихревые потоки гуляли в глубинах полупрозрачного непостижимого мозга. И колыхалось еле заметное розовое сияние вокруг головы. Дышал Отшельник тяжело с присвистом. Наконец оторвался.
– Как же мы дорогу-то найдем? И где выход? – спросил Пак.
– Был бы вход, Хитрец, – промолвил Отшельник, – а выход всегда отыщется.
Хенк бодрился, старался держать спину прямой. Но все это было напускным. Его шатало из стороны в сторону.
– Может, и впрямь тебя запереть в бункер, а? – предложило Чудовище. – Посидишь, отдохнешь немного? Жратвы и пойла я тебе приволоку…
– Сам полезай в бункер! – ответил Хенк.
Чудовище вздохнуло – тяжело, с присвистом и прихлюпом, с надрывом каким-то, так, что туриста обдало едким паром.
– Мне впору хоть на нижние ярусы спускаться, – пробурчало оно, – сам подумай, Хенк, поселок они все равно пожгли, людишек побили. Неужто ты считаешь, вот выползу я наверх, сдамся, и все путем пойдет?
Турист присел на корточки, привалился спиной к
