Избранные - Альфонсо Микельсен

После обеда я обычно спал или читал, прикидывая, что к концу дня представится возможность либо сходить в кино, либо получить приглашение на коктейль к знакомым.

Иногда ко мне заходили другие эмигранты из Германии. Часами мы оплакивали нашу судьбу, строили планы на будущее, рассуждали об окончании войны — можно подумать, что это зависело от нас.

— Так не должно длиться долго, — твердили они. Но я весьма скептически относился к подобным заявлениям, и постепенно мои соотечественники стали посматривать на меня довольно косо.

А настроен я был далеко не героически и даже на бога не уповал.

После того как моя попытка провести с Ольгой вечер потерпела крах, я ждал среды, как никогда прежде, решив вновь прибегнуть к ее услугам, а заодно и выяснить, почему она так резко отвергла мое предложение. Тем более что вначале ей как будто бы даже понравилась идея нашей совместной прогулки.

Это был первый риф, на который я наскочил в моем плавании по рекам желаний, хотя мне казалось, что путь к цели довольно прост. Но я твердо решил преодолеть все препятствия.

Я вошел в салон парикмахерской как обычно, сделав вид, что совершенно не помню о том, что был отвергнут. Вначале я расспрашивал Ольгу об ее сестрах, потом рассказал ей содержание нового кинобоевика, сообщил о последних преступлениях. Помню, в те дни всеобщее внимание было привлечено к судебному процессу, героем которого был… адвокат. Получив полномочия на ведение дел своих клиентов, этот страж закона хладнокровно умерщвлял их. В моем пансионе говорили больше всего об этом чудовищном преступлении.

Ольга первая сказала о том, что произошло в прошлую среду:

— Мне очень жаль, что я не смогла выполнить своего обещания. Поверьте, это было совершенно невозможно.

— Не имеет значения, сеньорита. Мы можем встретиться в любой другой день, если вам не наскучит мое общество и если это не вызовет неприятных для вас последствий.

Фразу я произнес с нарочитой небрежностью, столь свойственной одураченным мужчинам. Я не просто мечтал как можно скорее встретиться с Ольгой, я был уверен, что после первой же встречи ей будет трудно удержаться от сближения. Некоторое время она могла бы быть моей любовницей, а если я устану от нее, она перейдет в руки другого, который, вполне закономерно, также бросит ее.

Ольга запротестовала:

— Нет, отчего же? Что плохого в том, что мы пойдем вместе в кино?

Продолжая играть роль волка в овечьей шкуре (что, кстати, со временем стало моей второй натурой), я продолжал:

— Я и сам не знаю. В Европе все это не имеет значения, но в Латинской Америке, в ее католических странах, все по-иному. Мне говорили, что здесь с неодобрением относятся к тому, что мужчина в летах проводит время с молодой девушкой.

— Не говорите глупостей! Позвоните мне на этой неделе, и я скажу вам, когда мы сможем встретиться.

— Я бы очень желал этого. Но в то же время я не хочу, чтобы встречи со мной вы сочли бы какой-то обязанностью. В таком случае я перестану посещать ваш салон.

— Как можно говорить об «обязанностях»? Я сама хочу встречи. Поверьте, что говорю вам совершенно искренне.

Такой поворот обрадовал меня необыкновенно. Меня снедало желание позвонить Ольге, но я все же нашел в себе силы подождать несколько дней, испытывая при этом мстительное удовлетворение. В субботу утром я позвонил в салон.

— Не могу. Когда придете, объясню почему, — вот и все, что ответила Ольга.

Зачем она играла мною? Зачем просила звонить ей? Чтобы в последний момент заявить, что свидание невозможно?

Объяснение не заставило себя долго ждать.

— Не знаю, что вы подумаете обо мне, — сказала Ольга, как только я вошел в салон. — Я опять не смогла встретиться с вами, как обещала. Сестра почувствовала себя плохо, ей не с кем было пойти к врачу, а мама очень не любит, когда она ходит к врачам одна. Врачи такие наглецы, особенно если пациентка молода и красива.

— Значит, и вы не можете ходить одна к врачам? — пошутил я.

— Не могу и никогда не хожу. Однажды у меня заболело горло. Врач заявил, что болезнь, возможно, вызвана каким-то иным воспалением, он должен осмотреть меня всю, и приказал расстегнуть пуговицы… Я, конечно, возмутилась и тут же подала на него жалобу.

— Немыслимо! — отвечал я с притворным возмущением. В рассказе Ольги меня, как всегда, удивляла смесь благочестия и фривольности. В этой женщине прекрасно уживались негодование, когда врач пытался полюбоваться ее телом, и полное пренебрежение к брачным узам. Она достаточно точно выразила свое мнение по этому поводу в беседе о незаконнорожденных детях миллионера Риоса.

Позднее я узнал, что такого рода противоречия очень распространены среди жителей этой страны. Видимо, это следствие католического воспитания, которое накладывает свой отпечаток на людей, не просто утративших веру, но и ведущих самый неправедный образ жизни. Мне передавали, что местные проститутки проводят ночь со вторника на среду у ворот кладбища, где во всеуслышание молятся о ниспослании им благополучия, и только после этого выходят на «охоту». Узнал я также, что ни за какие сокровища ни одна из них не будет «работать» в святую пятницу. А на следующий день, вернувшись к своему сжигающему жизнь ремеслу, она будет заниматься им в случае необходимости даже в присутствии детей.

Мы продолжали тихо беседовать. И вдруг Ольга предложила мне встретиться в ту же среду вечером у маленького, удаленного от центра кинотеатра. И это после того, как, дважды потерпев полнейшее фиаско, я решил более не касаться больного вопроса! На этот раз я был абсолютно уверен, что она придет…

Опять я купил подарок и за несколько минут до начала сеанса уже стоял на условленном месте, раздумывая о том, что я должен сказать Ольге. Мне не хотелось показаться слишком церемонным и в то же время не терпелось сломать ледок привычных отношений, перейти к более интересным темам. Искренне, но с чувством достоинства я произнесу первые слова. Я уже выучил их на испанском языке. Итак, я скажу: «Мне кажется невероятным, что я вижу вас здесь, в необычной обстановке. Как славно, что забыта ваша скучная и неблагодарная работа. Такая женщина, как вы, не должна работать…»

Прошло четверть часа. Зрители входили в зал, а я все разгуливал у дверей, не скрывая своего нетерпения. Прохожие с любопытством осматривали меня, будто спрашивая, что может делать у этого захудалого кинотеатра столь элегантный кабальеро.

Не помню, возможно, в попытках улучшить испанское произношение, я и говорил сам с собой, повторяя приготовленные фразы. Прошло еще двадцать минут. Пришлось смириться: Ольга не пришла на свидание и в этот раз.

Я вернулся в пансион. Скорее всего, Ольга не смогла прийти из-за какого-то запрета, препятствия, возникшего в самую последнюю минуту. Я ждал, что по возвращении домой найду у портье записку от Ольги с объяснением причины. Надеялся — не произойдет это сегодня, так в крайнем случае она позвонит на следующий день. Ни записки, ни звонка. Прошла неделя.

В среду я снова отправился в парикмахерскую. Я шел, преисполнившись решимости не касаться происшедшего, а если Ольга сама заговорит, то сказать ей, что желал бы навсегда забыть эту историю.

Взяв мою левую руку, Ольга заговорила вполне естественным тоном:

— Вот невезение! В прошлую среду, когда вы ушли, я вспомнила, что ведь это день скорби, «день пепла»[7]. Я все сомневалась, идти мне к вам на свидание или нет. А потом подумала: целый год наслаждаешься жизнью, так по крайней мере потерпи хоть первый день поста. Потому и предпочла не ходить в кино, хотя мне очень хотелось.

Я почувствовал полную беззащитность перед столь странными доводами, хотя мне это было знакомо. Отказаться от развлечения в подтверждение собственного благочестия не было для меня новостью. Моя мать тоже сочла бы кинематограф богопротивным зрелищем. Но не на один день, а на всю жизнь.

— Почему же вы не предупредили меня? — спросил я.

— Я подумала об этом. Но ведь не могла же я вам все это объяснить по телефону!

Мы поболтали, как обычно, а позднее — и, как мне показалось, ласковее, чем ранее, — Ольга сказала:

— Не хочу заставлять вас ждать меня, как это произошло в прошлый раз. И чтобы доказать вам, что я в самом деле принимаю ваше приглашение, разрешите мне самой позвонить, когда буду свободна. Я сама назначу день встречи.

Ее слова чуть-чуть улучшили мое скверное настроение, и я решил, что буду ждать.

Шли недели. Каждый раз, когда я приходил в парикмахерскую, Ольга вновь заговаривала о телефонном звонке, обещанном мне. Но звонка так и не было. Не было. Я понял, что его и не будет. Тем не менее я продолжал игру, пытаясь понять, что именно заставляло ее продолжать ненужную комедию.

Как-то раз я отважился намекнуть ей, что мне все это надоело, но Ольга сумела обезоружить меня единственной фразой: