Любовь в виноградниках - Сеймур Элстин

— Спасибо, я вам благодарна. Но думаю, что мне удастся справиться самой. Особенно если Билл сумеет починить наш старый пикап. — И подумав, что Тони, видимо, будет подробно пересказано содержание этого разговора, добавила: — Вот немного наведу здесь порядок и дам объявление в газете о платных конюшнях. Судя по всем этим новомодным коттеджам, думаю, здесь многие должны иметь лошадей.

Ханна слегка прищурилась.

— Тони сказал, что ты хочешь помочь отцу выкупить землю. Разумно ли это, если принять во внимание его здоровье? Или ты собираешься переехать сюда насовсем, чтобы помогать ему содержать ранчо?

— Я не останусь насовсем, — произнесла Мэри. — Мой дом в Калифорнии. Если отец останется здесь, я найду кого-нибудь ему в помощь. Это его дом, и я сделаю все, что смогу, чтобы сохранить его.

Словно тень пробежала по лицу Ханны, но через мгновение она улыбнулась открыто и располагающе.

— Я уверена, что ты сумеешь.

Она повернулась и поспешила через пастбище, разделявшее владения Мартинесов и Голардо.

Прошло еще два дня. Утром Мэри как никогда была далека от мыслей о Тони. Она пыталась вывести Боя из конюшни. Ей удалось прицепить повод к его уздечке, но своенравный жеребец тряс головой, фыркал и отказывался выходить.

— Помощь не требуется? — Голос Тони прозвучал настолько неожиданно, что она подскочила на месте.

— Господи! Что ты здесь делаешь? — спросила она, приходя в себя от неожиданности.

Бой сильно дернул повод, и она едва не выпустила его из рук.

— Ты ужасно напугал меня.

Он виновато улыбнулся.

— Извини. Я сначала подошел к дому, но услышал в конюшне ржание и заглянул узнать, все ли в порядке.

— Я в полном порядке, — ответила Мэри, пытаясь успокоить внезапно участившийся пульс. Она кивнула на Боя, который перестал рваться и приветствовал Тони негромким ржанием. — Но вот он… Мне нужно вывести его, чтобы привести в порядок стойло и вычистить его самого, а он ведет себя, словно я собираюсь отправить его на мыловаренный завод. — Она сердито взглянула на жеребца. — Не такая плохая мысль, между прочим.

Тони хмыкнул и, прежде чем она успела возразить, отобрал у нее кожаный повод.

— Дай-ка, я попробую.

Он тихо защелкал языком и спокойно двинулся к двери. К негодованию Мэри, жеребец помедлил лишь мгновение, а потом послушно пошел следом.

— Только не надейся, что папина страховка покроет твои расходы на лечение, если этот негодник решит наступить тебе на ногу.

— Он этого не сделает, — произнес Тони тихим успокаивающим голосом, его рука уже плавно скользила по темному лошадиному боку. — Правда, мой мальчик?

Бой издал низкий умиротворенный звук и замер как вкопанный. Чувствуя себя довольно глупо, Мэри скрестила руки на груди и заметила с сарказмом:

— Очень впечатляюще! Я думала, твое обаяние действует только на представительниц человеческой породы.

Тони бросил на нее недовольный взгляд, но продолжал говорить тем же мягким, завораживающим тоном, проводя щеткой по спине Боя:

— Ты, наверное, забыла, что это твой отец учил меня ездить верхом и ходить за лошадьми.

Нет, она не забыла. Когда Тони было лет одиннадцать-двенадцать, каждую свободную минуту, освободившись от домашней работы, он прибегал на ранчо.

Теперь, наблюдая, как он проводил щеткой по буйной, спутанной гриве, она вспомнила, что несколько раз забиралась на сеновал и как завороженная любовалась атлетической грацией его фигуры, пока он чистил кого-нибудь из отцовских питомцев. Как изнемогала она от смутного, неосознанного еще томления. Как стучало ее юное сердечко…

Почти так же, как оно стучит сейчас, вдруг с тревогой подумала она. Мэри была не в силах отвести взгляд от великолепного зрелища, которое он представлял собой; блестящие черные волосы, едва касающиеся сзади воротничка, широкие плечи, натягивающие тонкую голубую ткань рубашки, безупречно сидящие джинсы…

Он неожиданно повернулся и поймал ее взгляд, и она почувствовала, как щеки заливает румянец.

— Почему ты меня так рассматриваешь? — спросил он, и рука его замерла на холке лошади.

Мэри сурово упрекнула себя. С его-то опытом он, должно быть, видит ее насквозь.

— К-как «так»? — пробормотала она, запнувшись.

Он слегка улыбнулся и медленно направился к ней.

— Ты опять строишь мне свои оленьи глазки, — пробормотал он, — как и в тот раз, когда я поцеловал тебя.

— Я смотрела так от потрясения и обиды, — ответила она, машинально отступая назад.

— Обиды? — Он покачал головой. — Не думаю. Потрясение — может быть. Я и сам был слегка ошеломлен. Ты меня просто сразила.

Говоря это, он посмотрел на ее губы, и она почувствовала, как они начинают гореть под его взглядом.

— По правде говоря, я хотел бы попробовать еще раз, просто чтобы убедиться, не была ли это случайность.

Значит, и он тоже что-то чувствовал, удивилась Мэри. Но она и так с трудом подавляла сейчас неожиданно налетевшие чувства и вовсе не нуждалась в его праздных опытах.

— Ты не можешь меня поцеловать, — пробормотала она неловко, задев плечом столб у входа в загон.

— Почему? — спросил он, быстро сокращая расстояние в три фута, остававшееся между ними.

— Потому, что я не хочу.

— Правда? Но твои глаза говорят совсем другое.

И он обезоруживающе улыбнулся ей. Мэри почувствовала, как бурной волной в ней всколыхнулось что-то дикое, стихийное, напугавшее ее саму. Она торопливо отвела взгляд.

— Ты… совершенно неправильно понимаешь меня.

— Да? Тогда перестань убегать и докажи, что я ошибаюсь. — Он остановился перед ней. — Ну, Мэри. Посмотри мне в глаза и скажи, что ничего не чувствуешь. И скажи, что ты не помнишь, как мы поцеловались впервые много лет назад. Тогда ты чувствовала то же, что и я?

Вспыхнувший гнев подавил ее внутренний трепет.

— Как ты смеешь меня спрашивать! — воскликнула она, едва не опрокинув стоявшее у забора ведро с водой. — Разве тот поцелуй для тебя что-нибудь значил? Ты тогда оттолкнул меня, помнишь? А потом я словно перестала для тебя существовать.

— Чего же ты ждала? Ты тогда была совсем малышкой.

— Мне было уже четырнадцать лет, — ответила она, чувствуя, как внутри у нее все закипает.

— И ты переживала первые восторги щенячьей любви. — Он покачал головой. — Мне странно, что тот случай до сих пор тебя так волнует. Словно ты все еще не рассталась с тем великим и трепетным чувством.

— Из всех самовлюбленных типов… — Она никак не могла найти подходящих слов, и горечь обиды, пыл негодования, подавляемые столько лет, прорвались наконец наружу. Но сильнее всего ее возмутила истина, прозвучавшая в его словах. Кипя от гнева, она огляделась вокруг в поисках предмета, который помог бы ей выразить свое возмущение. И словно дар небес — ведро, полное воды, стояло наготове у ее ног. Не думая ни секунды, она схватила его и выплеснула содержимое на своего обидчика, окатив его с головы до ног.