Петля на зайца - Сергей Яковлев

— Парни, — сказал он, — есть возможность заработать неплохие деньги. Работа разовая, но более-менее геологическая. Да нормальная работа, черт подери! Сейчас я вам все подробно объясню, но сначала — к столу.

Как водится между полевиками, немножко выпили, закусили. Поговорили о жизни, покурили, опять выпили. Потом Михаил Глебович перешел к делу.

— Вот что, парни, вы, наверное, знаете, что в семидесятые годы, а точнее — в семьдесят шестом, здесь, на севере Ленинградской области, — он показал район на карте, — были начаты поисковые работы на имплазивные структуры. — Все трое покивали головами, мол, знаем, знаем…

— Работали не на пустом месте — были хорошие геологические предпосылки, геофизики выделили весьма интересные аномалии. В общем, проект был интересным и обещал дать неплохие результаты. Ну, алмазы, то да се… Стратегическое сырье — сами понимаете — все сразу же максимально закрыли. С этим ясно. Дальше — смешнее. Идея проведения работ была моя, я ее несколько лет проталкивал. В Министерстве, как нищий, деньги клянчил, специалистов начал подбирать. Одним словом — пробил тему, но как только приступил к проектированию, все материалы у меня неожиданно забрали и передали в Невское объединение. Меня самого отстранили, причем весьма бестактно. Вот такой парадокс. Я — туда, сюда… ничего не понимаю. Руководство института морды прячет, избегают меня. Эти, из спецотдела, врут мне что-то невразумительное. Ну, вы же понимаете: спецотдел — это спецотдел. Темнилы все, как один. Но я все-таки вытряс из нашего институтского начальника первого отдела Иванова причину, докопался: кагэбэшники мне отвод дали. Якобы нашли темное пятно в моей биографии. То ли дядька по материнской линии в немецком плену был, то ли еще что. Разумеется — чушь собачья. Дураки, прости их, Господи. Одним словом, доблестные чекисты решили подгадить мне. Обидно… — Михаил Глебович, помолчал, закурил папиросу, пыхнул пару раз дымом и продолжил: — Думаю, не в дядьке моем дело. Видите ли, еще в студенческие годы произошел со мной некий казус. Где-то на третьем или на четвертом курсе меня вызвали в деканат, и некий товарищ, вальяжно расположившийся в кресле нашего декана, предложил мне сотрудничество. Ну, вы понимаете, какое. Стучать, постукивать… Вначале в качестве сексота, а затем и в штат обещал зачислить. Перспективы рисовал офигенные, обещал карьеру помочь мне сделать. Да, таким вот образом. Я, естественно, отказался.

— Это ж сколько лет прошло с того момента? — спросил один из товарищей Сафронова. — Неужели действительно там все фиксировали?

— Все, — уверенно кивнул лысой головой Сафронов. — Относительно своей особы я в девяносто первом все точно вынюхал. Тогда как раз разгул гласности бушевал. Ну вот я и попер в Большой дом напрямик. Записался на прием к какому-то полковнику, рассказал ему свою историю, он мне все и выложил. Папка, досье на меня у них было в архиве. Каждый штришок фиксировали и хранили. А тогда, в молодости, — продолжил Сафронов, — я и не придал особого значения этому, как мне казалось, пустяку. Ну, вербовали, ну, не получилось у них. Одним словом, припомнили мне грехи молодости и в семьдесят шестом ударили по самому больному месту. Я тогда здорово понервничал. Одно время даже из института хотел уволиться, потом успокоился. К счастью, теперь это неактуально, их время, кажется, кончилось… В общем, еще тогда, двадцать лет назад, я был отстранен от работы по теме. Ну, запреты запретами, но знания при мне остались, и иногда мои более молодые коллеги из Невского все же привлекали меня, как специалиста, для консультаций… — он помолчал, раздавил окурок папиросы в пепельнице.

— Разумеется, приватным порядком и сугубо между нами, девочками. Так что, я кое-что о той работе все же знал. Следил издалека. Потом вдруг узнаю от знакомых, что работы по проекту ни с того ни с сего совсем закрыли, и все быстро затихло. Прекратили финансирование без каких либо объяснений… Ну, это все — дела давно минувших дней, неинтересно. Гораздо интересней другое: недавно совершенно случайно я прознал, что по тому проекту в семидесятые годы на перспективной площади успели пробурить около трех десятков скважин. Чувствуете, какой размах? Аналитика по керну этих скважин, как нетрудно догадаться, на сегодняшний день в фондах отсутствует. Кто, где, когда, и какие результаты — неизвестно. Вообще, нигде никаких материалов нет. Хотя, по слухам, пробы отправляли в Тулу, и некоторые результаты были очень любопытные. Более-менее достоверно известно, что шестью скважинами вскрыли трубку. Самую настоящую, прямо классическую трубку взрыва! Кимберлит, пиропы, хромдиопсид и, возможно, кристаллы. Недавно встречаю одного своего старого приятеля — в Университете в одной группе вместе учились. Он сейчас уже на пенсии, два инфаркта перенес, но держится бодро. Так вот — в то время, двадцать лет назад, он, оказывается, тоже по алмазному проекту в Невской экспедиции работал. Поговорили, то да се, и он кое-что любопытное вспомнил и поделился со мной. От него я и узнал, что керн тех скважин остался на месте в целости и сохранности. До сих пор лежит там. И я более-менее точно знаю, где расположено это хранилище. Он мне даже калечку нарисовал с привязками. Конечно, калька — это только калька, но более точно мы и сами определимся с этим хранилищем. Найти не проблема… Вот такие пироги с котятами.

Все тактично помолчали, еще по чуть-чуть выпили водки, закусили. Неожиданно Михаил Глебович спросил:

— Помните Мишу Фридмана?

Молодые коллеги Сафронова помнили Мишу Фридмана. Впрочем, молодыми их можно было считать с большой натяжкой и только относительно Михаила Глебовича — все уже разменяли четвертый десяток. Поэтому Мишу Фридмана который в восемьдесят четвертом «рванул на Запад», то есть успешно эмигрировал в Канаду, они очень хорошо помнили. Тогда к этому относились по-разному…

— Я его на днях встретил, — продолжил Михаил Глебович. — Здесь, в Питере. Вернее — он меня встретил. Машина черная, очки золотые, зубы белые. Прямо сюда приехал, к моему дому. Ума не приложу, откуда он мой адрес узнал? В квартиру не заходил, застеснялся. Да я и не приглашал. На улице потолковали. Он сейчас в Канаде крупной шишкой стал: в какой-то горнорудной компании — в совете директоров. Их компания как-то связана с нашим Российским бизнесом, и он, Мишка, то есть Майкл, предложил мне десять тысяч долларов за образцы из тех скважин. Повторяю для слабоумных: де-сять ты-сяч! — за столом мгновенно стихли все разговоры, и тишина стала такой, что было слышно, как муха зудит в пустой бутылке под столом.

— Почему бы и нет? — продолжил Сафронов. — Я лично никакого криминала здесь не вижу, а заработок неплохой. Кто «за» — прошу разлить остатки огненной воды и поднять стаканы.

Поскольку обнищание присутствующих достигло крайней стадии, а никакого явного криминала в предложении шефа не просматривалось, — все дружно проголосовали «за», звякнули стаканами, выпили и закусили.

— Подводим итог: принято единогласно, — резюмировал Сафронов. — В таком случае, предлагаю завтра утром, часиков в шесть, собраться на Московском вокзале. Оттуда электричкой — до станции Юги. Да, чуть не забыл предупредить: с нами пойдут еще трое. Мишка Фридман сказал — какие-то представители его фирмы. Ну, не жалко, пусть идут, если хочется. Давайте сейчас наметим предварительный маршрут. Кальку и планшет-двухсотку я с собой возьму. Более крупного масштаба, к сожалению, у меня нет. Думаю, что за день-два мы управимся. В любом случае — не больше трех дней. Найдем хранилище, отберем наиболее интересный материал, а возможно, что-нибудь и на месте посмотрим. С водой для промывки там проблем не возникнет — болота кругом. Отберем пробы из керна, намоем что-нибудь из рыхлого материала, и — домой. Лотки, тазики, сита у кого есть, возьмите. Правда, Мишка сказал, что у тех ребят из его фирмы сепаратор какой-то портативный имеется, но мы и сами с усами. Экипировка — соответствующая. Ну, не мне вас, старых полевиков, учить.

Николай Иванович Крючков перепутал дни недели. За пятьдесят девять лет жизни прежде такого с ним не случалось. Прямо затмение какое-то нашло. Он встал в шесть утра, когда летнее питерское солнце уже высоко поднялось над крышами.

День обещал быть хорошим, жарким. Нынешний июнь вообще радовал погодой — любил тепло Николай Иванович.

Ограничившись обычной утренней чашкой крепкого и очень сладкого кофе, он за двадцать минут помылся-побрился, оделся, приготовил несколько бутербродов с колбасой и сыром на обед и вышел из дому.

Подойдя к своей шараге «АО Росремчего-то», изумился отсутствию народа у проходной. Еще больше его удивила закрытая дверь. Он позвонил, постучал по ней кулаком, затем пнул в сердцах ногой. В ответ — ни звука. Николая Ивановича охватило недоумение… Глянул на часы над воротами, сравнил со своим наручным хронометром «Ориент» — все точно, без двадцати восемь. Чудны дела Твои, Господи!