Инквизиторы космоса - Йен Уотсон

Но мгновение спустя посторонние мысли улетучились, потому что он воочию увидел первого в своей жизни инопланетного пленника: пятнистый, густо-зеленого цвета, похожий на лягушку на двух ногах, закованный в кандалы, проковылял он мимо.

Завороженный видом патологически непохожего на людей существа, Лександро замер, но чувство ошеломления тут же сменилось гневом, ибо по вине этого изощренного ума, возможно, погибли те храбрецы, что теперь неподвижно лежали в саркофагах.

— Один из главных мудрецов сланнов, — предположил кто-то из стоявших поблизости.

Вооруженный десантник принялся пинками подгонять раздетого, связанного пленника. Несомненно, его вели в надежные темницы, спря-тайные глубоко под Апотекарием, где его передадут в руки следователей-хирургов.

— Когда-то могущественный, он утратил свою былую власть, — задумчиво добавил все тот же голос.

Но настроение Лександро было далеко от рассудительного. Пульс у него участился и оба сердца лихорадочно бились в груди. Он почувствовал, что на лице у него выступил румянец. Он заскрежетал зубами, испытывая непреодолимое желание разорвать чужака на части и попробовать его парные органы на вкус, чтобы вникнуть в суть его странного естества. Вид обнаженной зеленой плоти инопланетного врага, которого, возможно, он больше никогда не увидит, вызвал в нем гормональный взрыв. Он с мольбой обратился к Рогалу Дорну вернуть ему самообладание и спокойствие.

Бифф Тандриш, — похоже, испытывал аналогичные чувства. Он с такой силой сжимал и разжимал кулаки, что у него трещали кости. Он поднял руку к голове, словно хотел потрогать одну из бусин, украшавших когда-то его сальные черные волосы, но они вместе с избытком черных волос давно уже были срезаны, а привычка подносить руку к голове осталась.

А что Ереми Веленс? Руны на его щеке побледнели.

Один кадет, веснушчатый Хейк Бьертсон, и вовсе утратил самообладание. Испустив дикий воинственный клич, он оторвался от группы кадетов и стремглав помчался на инопланетного пленника. Глаза у него вылезли из орбит, руки с растопыренными пальцами молотили воздух, изо рта фонтаном била слюна. С первого взгляда было ясно, что приказом его не остановить. Непроизвольно, словно увлеченные его примером, за Бьертсоном вдогонку бросились несколько других кадетов.

Не растерялся один только Медик и с завидным проворством и точностью выстрелил из шприца-пистолета в мускулистую шею разбушевавшегося Бьертсона. Мгновенье спустя обезумевший кадет был сбит с ног и еще несколько метров по инерции пролетел по полу, крепкими ногтями высекая из палубы искры, и только потом его тело замерло на месте. Какое-то время его мышцы оставались напряженными. Главный мудрец сланнов бросил в его сторону мимолетный, исполненный меланхоличной горечи взгляд обреченного существа.

— Кадеты! — прорычал Медик. — Всем немедленно разойтись по кельям и предаться молитвам!

По прошествии первого часа молитвы сержант, клеймивший Лександро, — Зед Юрон — вызвал к себе его, Веленса и Тандриша, и еще одного кадета по имени Омар Акбар. Четверо кадетов уже составляли отряд скаутов. Построившись парами, по длинным коридорам из гофрированного пласталя они прошли в сторону литейных цехов, потом, спустившись на несколько уровней в лифте, оказались в вестибюле с высоким сводчатым потолком, по стенам которого висели энергетические мечи, топоры и другое оружие.

В обширное помещение, имитирующее парк, с увитыми виноградной лозой деревьями и роскошным зеленым лугом, освещенным шаром солнца, вела галерея с витражами на окнах. К искусственному небу поднимался дым от костра. Кругом были разбросаны грубые глинобитные хижины с крытыми тростником крышами. С десяток мужчин и женщин в меховой одежде, совершая монотонные механические движения, полировали топоры и мечи. Лица этих примитивных созданий покрывали татуировки непристойного содержания.

— Вы войдете туда и очистите помещение, — приказал сержант Юрон. Он указал на шкафчики, в которых висели элементарные стеганые доспехи, лишь отдаленно напоминавшие облачение скаутов.

Надевая кирасу и прикрепляя наколенники, Лександро гадал, настоящими ли дикарями, привезенными сюда специально для таких целей, были их предполагаемые противники? Или это были узники с порабощенным умом, оказавшиеся в плену после подавления какого-то восстания на одной из планет? Может, это были зомбированные тела, специально воспитываемые в таких условиях, и, следовательно, к числу людей не относившиеся?

Несомненно, что его товарищей одолевали похожие мысли.

Сержант ничего не говорил, а спросить никто не посмел — такого права они не имели.

Дикари, если, конечно, это соответствовало действительности, сражались с дикой яростью. Движения их, сопровождаемые неразборчивыми ругательствами, были заученными и инстинктивными. Их силы в три раза превосходили силы кадетов. Но простой топор ни в коей мере не мог даже близко сравняться с жужжащим энергетическим топором, который резал бронзу так же легко, как и плоть, а широкие клинки туземцев не могли противостоять энергетическим мечам. К тому же ни один из их противников не обладал могучим телосложением, которое недавно приобрели кадеты.

Вскоре четверка кадетов стояла среди поверженных трупов, обозревая отсеченные конечности, распоротые тела, снесенные головы, рассеянные внутренности и пролитую кровь.

Напряжение у Лександро, вызванное гормональным всплеском, прошло, найдя выход в дозволенной расправе над дикарями. Теперь его посетило блаженное спокойствие: чувство умиротворения, которое, как он догадывался, каждый раз будет сопровождать его по возвращении домой после жестоких схваток.

Они вернулись и сняли забрызганные кровью доспехи, положили на место проверенное в работе оружие. Все это время, пока они чистили и укладывали оружие, сержант Юрон стоял с нейродезинтегратором в галерее. Потом он обратился к четверке с такими словами:

— Только что вы были лисами в курятнике. Ничего не понимая, они уставились на его красное лицо.

— Вы были дикими псами в клетке с крысами.

Теперь они закивали головами.

— Можно не сомневаться, что очищение прошло успешно. Такая же участь ждет в скором времени и ваших товарищей. Но не испытываете ли вы чувство стыда из-за того, что вам недоставало благоразумия и милосердия? Кадет Д'Аркебуз, что ты можешь сказать мне на это?

— Сэр, кадет считает, что на самом деле испытал милосердие Благословенного Дорна, сэр.

Сержант пристально посмотрел на него:

— Во время своей первой военной миссии, кадет, ты узнаешь, в чем на самом деле состоит невыразимая словами разница, как, в свою очередь, об этом узнал я сам. Свой первый бой я встретил на твоей родной планете в кампании против пиратов орков.

Никогда раньше ни один брат не признавался им в таких личных переживаниях. Лександро снова вспыхнул, но на этот раз от радости и удовлетворения.

— Но, сэр, это было три сотни лет назад! Этот мужчина, глыба мышц, казалось, еще пребывал в полном расцвете сил. Сержант улыбнулся:

— Космический десантник способен жить гораздо дольше обычного человека. Это вы должны знать. На самом деле, с одной стороны, его обязанность заключается в том, чтобы умереть, с другой — в том, чтобы жить как можно дольше, в соответствии с кодексом чести Братства. Мы ведь с вами не бешеные псы, которых в галактике и без нас предостаточно, но священные рыцари, за деяниями которых наблюдает сам Император. Кроме того, наши путешествия через ворп-пространство растягивают время как безразмерный эластик. Все это так. Я был там во время перехода через пустыню и во время штурма муравейника, известного ныне под именем Череп.

Подобие улыбки пропало с его лица.

— К несчастью, кадет, ты заговорил с сержантом, не получив на то разрешения. Две минуты нервоперчатки, Д'Аркебуз. Остальным кадетам присутствовать при наказании. Только так научишься ты самоконтролю.

Лександро вытянулся в струнку. Рогал Дорн не оставит его своей милостью. «Дикий пес» должен понести наказание за отсутствие внутренней дисциплины. Лекарственные препараты и гипноз были очень хорошими средствами, чтобы справиться с гормональными бурями, вызываемыми сверхчеловеческими органами, которые вмещало его тело; но ему пока еще не хватало сверхчеловеческого разума, чтобы научить свое тело сражаться, независимо от полученной травмы. Только тогда сможет он стать настоящим десантником, и когда-нибудь, — с надеждой внушал он себе, — офицером десанта, а если повезет, то даже (почему бы хотя бы не помечтать об этом) командиром.

С таким настроением он и встретил наказание.

Как далеки от него были теперь шелковые наряды и благословенная гедоническая кислота и пик радости обитателя верхних уровней Трейзиора.

Несколько часов спустя в Карательной часовне Лександро снова погружался в пучину агонии. Эту участь с ним разделяли двое других кадетов, которые согрешили сразу же после прохождения очищения кровопролитием. Те двое нещадно орали, но сразу после наказания смогли встать и на собственных ногах дойти до столовой и поесть. Лександро кричать не мог, во всяком случае вслух. Он выносил страдания молча, отчаянно желая переделать себя.