Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

потёр руки. – Я вам больше скажу, до последнего пожара даже дирекция не знала, что есть эти ложи. А вот когда зал горел, обе ложи и проявились. Само собой, билеты в них не продают…

– Ещё бы, – хмыкнула леди Камилла. – Мы не видели ни входную дверь, ни портьеру, которая её заслоняет, пока старший капельдинер не дотронулся до неё. Так что обычным театралам свои места просто не найти. А в каком году горел театр?

– Последний раз – в одна тысяча девятьсот девяносто шестом. Тогда театр сгорел почти дотла, только фасад и часть главного фойе остались. А когда зрительный зал горел, тут-то эти две ложи и проявились…

– Интересно… Значит, эта – директорская, а та, что напротив, чья? Королевская?

Вернер оглянулся через плечо, будто в ложе мог появиться кто-то подслушивающий, и зашептал:

– Та ложа не открывается. Но говорят, в ней периодически появляется призрак…

– Ой, перестаньте, господин Вернер! Призрак оперы – это анекдот с большущей бородой! – засмеялась Полина.

Майлз обидчиво поджал губы.

– Можете не верить, дело ваше. Только господин Оттоленги здесь пел не один десяток раз, и про театр я кое-что узнал, да!

– Кстати, а где сам господин Оттоленги? – леди Камилла решила перевести разговор на менее опасную тему. – Неужели не появится.

Тут нос Вернера задрался вверх.

– Не скажу! Сами увидите!

Тут свет в зале стал гаснуть, разговоры стихли, и перед занавесом в круге яркого света появился невысокий и довольно полный господин в строгом фраке с кремовой розой в петлице. Он поклонился, и его лысина блеснула в луче прожектора. Зал зашумел. Распрямившись, господин с розой воздел руки, и шум оборвался.

– Добрый вечер, господа! – сказал он приятным и очень звучным голосом. – Я суперинтендант этого театра, меня зовут Бруно Кавальери.

Зрители одобрительно заревели, раздалось даже несколько криков «Браво!». Кавальери раскланялся и снова поднял руку.

– Итак, у меня небольшое объявление! Как, возможно, слышали многие из вас, синьор Йотам Гвидау, заявленный в составе как исполнитель партии Лепорелло, заболел. Увы, мартовские простуды не щадят никого, – и господин суперинтендант скорчил потешную физиономию. – Но вот сегодня вам повезло, и на помощь нашему театру пришёл знаменитый Карл Оттоленги!

Суперинтендант пережидал восторги зала с усталой улыбкой, словно этого самого Оттоленги он лично поймал, связал и притащил в гримёрку. Майлз Вернер радостно пробормотал что-то, неразличимое на фоне криков и аплодисментов, и снова потёр руки.

Дамы переглянулись, и леди Камилла хотела что-то сказать, но тут за пультом появился дирижёр, прозвучало «ля» первой октавы, сыгранное гобоем, его поддержали скрипки, виолончели, духовые… Всё стихло в зале, и дирижёр вскинул палочку…

***

В антракте Вернер исчез мгновенно, словно телепортировался.

– Пойдём прогуляться? – спросила Камилла. – Рассмотрим фойе, поглядим на публику…

Полина прислушалась к себе и ответила:

– А пойдёмте! Вот правду говорят, что музыка Моцарта воздействует на организм в самом положительном смысле! У меня такое чувство, что я отлично отдохнула за эти полтора часа.

Фойе было роскошным, публика блистала во всех смыслах этого слова, то и дело слышен был хлопок открываемого игристого вина…

– Хотите просекко? – спросила леди Камилла.

– М-м-м… Пожалуй, нет. Во-первых, и ещё ужин, и там тоже ведь будет вино? Ну вот… А во-вторых, меня Моцарт только-только взбодрил, а от просекко снова в сон потянет.

Леди Камилла засмеялась.

– Экая вы… необыкновенная. Обычно люди пьют игристое для бодрости!

Пересмеиваясь, они пошли ко входу в ложу.

– Вроде здесь? – в голосе Камиллы звучала неуверенность.

– Точно здесь! Вот видите портрет господина с голубой орденской лентой? Дверь должна быть справа от него… Надо только найти капельдинера, – Полина завертела головой, увидела господина в красной куртке и помахала ему рукой.

С поклоном тот прикоснулся к стене правее приметного портрета, и там, где только что была лишь гладкая поверхность, проступила тёмно-малиновая портьера и полускрытая ею дверь. Капельдинер отворил дверь перед дамами и спросил:

– Может быть, желаете что-нибудь заказать? Просекко, кофе, пирожные? Может быть, альбом по истории «Ла Фениче» или кристаллы с записью опер?

– Хм… – леди Камилла повела бровью. – Альбом… Это хорошая идея! Да, пару альбомов и кристаллы, упакуйте и отправьте в «Иль Палаццо», для графини Торнфилд.

– Да, экселенца!

Вернер появился в ложе, когда свет уже начал гаснуть.

– Миледи, госпожа Разумова, желаете ли после спектакля пройти за кулисы? – спросил он с нотками торжественности.

Полина обречённо кивнула. Камилла посмотрела на неё искоса, но возражать не стала, тем более что у пульта возник дирижёр и в лучах прожекторов ослепительно сверкнула его палочка.

***

Очень поздним вечером, практически уже ночью, Полина вышла на балкон своего номера в отеле «Иль Палаццо». Напротив виднелась громада храма Великой Матери «Делла Салюте», выстроенного больше пятисот лет назад в память избавления от чумы. Рядом с храмом магические фонари светили золотым и сиреневым, и громадный купол в этом свете выглядел совершенно фантастически. Лагуна была тёмной, но и слева и справа горели факелы вдоль её берега, высвечивая покачивающийся борт гондолы, ferro15 на её носу или полосатый причальный столб.

Справа открывался вход в Гранд Канал. Бронзовые гиганты на часах Торре делл’Оролоджиа уже давно пробили двенадцать раз, отмечая наступление новых суток, и все лодки, большие и малые, сновавшие по этой водной дороге днём, давно спали под непромокаемыми чехлами.

Полина села в кресло, положила ноги на специальный пуфик и смотрела на воду, стараясь ни о чём особенно не думать. Получалось неважно – день был насыщенный, яркий, и всё время вспоминалось что-нибудь особо впечатлившее: фрески Тьеполо на потолках Ка’Редзонико и памятник кондотьеру Коллеоне, мозаики и рельефы собора, позолоченная квадрига Святого Марка, книга под лапой льва и причудливые костюмы персонажей «Дон Жуана»…

Да, «Дон Жуан»…

Ничего не скажешь, пел Оттоленги совершенно потрясающе. На его фоне как-то потускнели, полиняли остальные исполнители, и знаменитый бас, конечно, заслужил и овацию в финале, и бесчисленные букеты, которыми осыпала его восторженная публика. Синьор суперинтендант, казалось, сиял собственным светом. Срочно организованный им «небольшой приём в фойе» собрал, помимо артистов, несколько десятков венецианских аристократов, самых привилегированных лиц из числа сегодняшней публики, сколько-то странных персонажей, регулярно оказывающихся на встречах, куда их не приглашали… Примерно через четверть часа Полина осознала, что леди Камилла является центром одного из людских водоворотов. С ней раскланиваются, её одобрения ищут, с ней жаждут побеседовать… почему?

Оттоленги окружала толпа поклонниц, он возвышался над ними, словно бронзовый Коллеоне над досужей публикой. Кому-то кивал, с кем-то смеялся, но при этом его взгляд Полина чувствовала всё время. Ей